Вечера никогда не начинаются одинаково. Вроде бы и потемнело тогда же, что и в предыдущие дни, и кофе той же марки, что и год назад, а трёхзвёздочный коньяк не менял своего вкуса вообще целую вечность, сохраняя верность своим пятиконечным знакам. И одна и та же группа из тех же динамиков рвёт басами плотный воздух помещения. Книга, открытая на той же странице, что и неделю назад не перетасовала свои чёрные литеры. Отсутствие всё тех же людей не предало своего постоянство. Но ты-то изменился, ты стал другим, что-то навсегда покинуло тебя и что-то навсегда заполнило твоё нутро от макушки до пяток, поэтому вечера и не начинаются одинаково.
Вечер подобен туннелю, на разных концах которого совершенно разные люди, и тебе до сих пор непонятно, как эти антиподы уживаются на одном пути твоей памяти. На входе Авель беззаботно играет на пастушьей свирели, а на выходе Каин, отбросив остатки соломы, уже поднял свой серп и спокойно ждёт брата. Он закрыл глаза и сосредоточен, ему нечего боятся, он принял решение. А на самой неуклонно тянущейся дороге происходит то самое настоящее, в котором ты живёшь. И это самое настоящее всегда предаёт тебя. Ты и глазом не успел моргнуть, как прошедшая секунда становится прошлым.
Да, вечер подобен туннелю, куда тебя каждый раз приглашают войти вещие Мойры, чтобы показать вьющуюся нить и ножницы. Поэтому ты всегда стоишь в нерешительности перед входом, взвешивая все за и против. И всё-таки, сделав шаг в вечер, каждый раз сомневаешься в правильности выбора. Потому и не спишь ты ночами, наблюдая за причудливой, арабесочной игрой теней, отбрасываемых бесчисленными секундами на стены, потолок и пол, выводящего в новое никуда, туннеля. Какой-то явно недобрый дух заставляет тебя двигаться по нему только линейно, оставляя позади зыбкие призраки ослабевающей памяти.
Вечера умеют превращаться в бесконечные пути, которые, когда всё-таки заканчиваются, очаровывают нас случившееся бесовской новизной внутри, и божественным постоянством снаружи. Бег от вечера до вечера непостижим, но ещё более непостижимо остановившееся в сумерках изгорающего дня время. Которое, множеством лампад дотлев к рассвету, позволяет увидеть новое небо и новую землю, ибо прежние прошли.
Поэтому только в предполуночной мгле понимаешь, что не существует ни времени, ни пространства, точней, всё их существование заперто и ограничено двумя концами – входом и выходом, вдохом и выдохом. И, под утро, выплюнув в сторону блекнущих звёзд влажный комок хрипа, ты начинаешь предполагать, что настоящее всегда было в прошлом. А повторится ли? Сомнительно.