Измена или стечение обстоятельств

Ирина Ярославна
Никогда и в мыслях не было изменить своей любимой половинке. Это абсурд. Когда тебе всё в руки дано.
И чудесная  хозяйка на кухне. И сиятельная  королева в гостиной. И любовница экстазная в постели. Три в одной! Скажете, что только в теории так бывает. На практике у всех хило, вяло, скучно, обыденно. Но не у меня. А известная проруха нападает не на одну старуху. Известно - банальное, что имеем, не храним, потерявши, плачем. Может, сложись история, по - другому, знай прикуп заранее, в Сочи бы гулял и горя не знал.

Лихие и безобразные девяностые годы нанесли раны, даже смертельные, практически, всем многострадальным эсэсэссэровцам безжалостно и без разбора. Кого танком раздавили, по кому очередью автоматной вдарили. Кто попал в ковш бульдозера, был закопан в дерьмо, по самое не хочу. Активно и нагло проявляла себя поговорка: "Долг утюгом красен". И многих инициативных трудящихся немудрёное орудие глажки вышвырнуло в бесприютную нищету. А сколько доверчивых душ унес в смертельную пучину алчный суррогатный алкоголь с красивыми заморскими этикетками. Валить ли всю вину на исторический отрезок времени, правительство, доверчивый народ?.. Отодвигая в тень отдельную личность с ее возможностями. Каждый решает сам.

В той безденежной неуверенности  и  разрушительной суматошной чехарде особыми праздниками становилась редкая случайная получка. Какая-никакая, но малюсенькая радость. Только мы сообразили, заметьте, даже не на троих,  всего на двоих, с друганом Игорем, смотрим, у трапа парохода  две девахи переминаются с ноги на ногу. Так, с виду ничего, симпатичные, но разукрашенные базарной пошлой косметикой, как боевые индейцы. Спрашивают про третьего помощника капитана с судна, пришвартованного к нашему.
– Хорош гусь, пострел везде поспел, –  с ухмылкой думаем про себя. Показываем девушкам дорогу, руки джентльменски предлагаем. Но и себе на ус мотаем. А чего бы и нам, да под сто  грамм, самим их не охомутать, фортунушку-судьбинушку  вновь испытать. Спрашивается, мне, при счастливом семейном раскладе, зачем это нужно было? А вот или  граммульки суррогатные в бок вилы воткнули. Или гены мужицкие пулю запустили шальную. Но отправился  я с вахтенным механиком на соседний корабль. К  ведьмачкам - вертихвосткам.  И  за рюмкой, выносящей здравые  мозги на все четыре стороны, запросто уболтали подружек, позвали  с собой. Бросили они, не раздумывая, морячка – ухорька, отдались в наши руки, тем более, занят тот был по службе на долгие сутки.

А нам каютной тесности стало мало. Простора захотелось шального, даже не морского, океанического.  Зелёный змий настойчиво стучит по сердцу крепким  хвостом, нетерпеливо разевает зубастую пасть жаждущую. Дышит паскудным  водочным палевом  в лёгкие,  разогревает  кровь  мужицкую до кипения.
Мутит рассудок страстями  затейными до полнейшего безобразия. И уже не принадлежишь себе нисколечко. Хорошо, что  в ремонте стоим, и нет надзора никакого за нами со стороны высокого начальства. Сбросившись на бензин электрику Грише, ох и жрала ненасытная японская «Мицубиси» дорогой вид топлива, поехали дружно  в поисках шальных приключений по базам отдыха. Одну промчали, не катит, вторую – заняты номера, третью, четвертую. И, наконец, пришвартовались лихо к  знаменитому «Хуторку». Ранее, закрытому центру для особо приближенных к власти, привилегированных пузанов. А теперь, только деньги плати, двери распахнутся любому. Да и всё бы ничего. Ведь и не замышлял я, честно,  крамольного, развратного. Ну, пролетели с ветерком с шалопутницами, выпили чуток, по соточке с горочкой. А, потихоньку, помаленьку,  в тихом омуте, сами знаете, кто водится. По кочкам, по кочкам, по липовым кусточкам... Как в поговорочке народной бается, да в ямку - бух!  Пошли развесёлые, разухабистые, добры молодцы с тёлками в соку, да в обнимочку, в горячий бассейн.  А меня там вдруг, хоп, кто бы думал, да ожидал, за руку цепко хватает родная тётка. И вопит, не стесняясь, во все ясные веси трубой  громогласной, обличающей,  иерихонской.
–  Ах ты, негодяй, гулёна распутный,  такой - рассякой, верной жене с прошмандовками,  шлюшками дешёвыми изменяешь, пока она всеми силами и правдами  очаг домашний поддерживает.

Возмутился я, конечно, этакой несправедливой постановкой вопроса. Никому ещё не изменил. Не успел, хоть и, грешен, чего уж скрывать, свербило желание. И что, с дорогими, значит, можно, а с дешёвыми, нет? И не сообразил сам её прищучить, пригвоздить встречным вопросом.
–  А ты, законница прокурорская, что в разгар рабочего дня здесь делаешь?  С проверкой комплексной приехала?  Ха-ха-ха! –  Честно, стушевался.  Вспомнил, как  в  праздничное застолье у родственников  одна дамочка, смеясь, рассказывала историю забавную про решение мужу изменить. Долго вынашивала желание.  Специально, с мудрым подходом выбирали с полюбовником  отдалённый район и дом неприметный, и квартиру. Подальше от любопытных взоров и случайных встреч со знакомыми и родными. И когда, наконец,  с соблюдением всех методов конспирации поднялись на вожделенный  пятый этаж, вдруг открылась соседняя дверь, а на лестничную площадку вышла, лицом к лицу,  престарелая родственница законного супруга, заскорузлая дева, известная своей замшелой нравственностью и праведностью. Как та могла оказаться в захолустье, именно на этом этаже, в сию минуту, вероятно, ведали только Небеса. Вот тебе и выбор с изменой, и стечение обстоятельств.

Понятно, что после такого  громкого осуждения, к позорному столбу моего пригвождения, и дурь из тела молодецкого мигом вылетела, и хмельные пары из головы испарились. Сдулся воздушный шарик в одночасье.  Лопнул мыльный радужный пузырь на мельчайшие брызги-капельки. Как говорится в народе: «Сопливых вовремя целуют».
И хотя клятвенно обещала  любимому племянничку суровая благородная сродница сберечь тайну, да поздним вечером и  выболтала смачно все нелицеприятные  события жене. Надо отдать должное, лапочка моя мудрая, и бровью не повела. Допрос не устраивала и с совести отпечатки пальцев не снимала. А какая трагедия стонала великим штормом с известным губительным девятым валом в её чистой и благородной  душе, догадаться нетрудно.

Только  всё сикось-накось потом пошло. Тётка от рака сгорела очень быстро. Я, от алкоголя неуёмного. Жена, умница, красавица, до последнего вздоха за меня боролась. Сколько же муж - обормот, ей горя и несчастья принёс.  Вытащить счастливый лотерейный билет, в лице супружницы верной, и всё в лёгкую изнахратить, бездарно и гадко, по дурости, жажде страстной к умопомрачительному высокоградусному зелью. Умудриться надо. Главное, долго меня ничего не брало. Овощ, овощем уже стал, а, поди же ты.  И дрался, и валялся в бессознательном состоянии, и вдребезги расшибался. И понты качал. Со временем и печёнка, и мозги не выдержали. И я повторил путь родственницы. Сгорел. Сначала наяву. Потом навечно.

Сейчас пишу из преисподней. Так сказать, здравое  послание братьям и сестрам  по алкоголю. Перекур закончится, встану на голову  в нескончаемом  океане  человеческих греховных испражнений. И так всю  Вечность. Как очевидец, говорю честно, что здесь нет кипящих смолой котлов, раскалённых сковородок, крюков, на которых истязают жесткими плётками несчастных грешников, да прочих картинных испытаний. Маяковский, будучи  провидцем, на кончину Есенина, отчасти, верно писал:
«Вы ушли, как говорится, в мир иной. Пустота…  Летите, в звёзды врезываясь…  Ни тебе  аванса, ни пивной. Трезвость!» Только и звёзд нет, тем более, полёта. Страшная, пустотная  бездна отчаяния. Чувство  предательской оставленности,  брошенной на произвол забытости, в мёрзлой, беспросветной темноте. И уже ничего невозможно исправить. Ничего!..  А мгновенный передых – перекур, эта благость, думаю, когда вселенская Церковь молится за нас всем миром.

Мужики, женщины, бросайте спиртное хлёбово и походы налево. Понимаю, что тривиально. Знаю, глупо советовать. Сам не верил, смеялся, считал, что нет там ничего, за бытием. Нет!..  Отжили, отзвенели рюмками, отлюбили, да и ладно. Но, чтобы такие вечные  испытания!.. Тогда, если мне не верите,  прочитайте  причту про Лазаря из Евангелия... А?