Эпизод 9. Больше не Сказка

Гкумохин
                Как горох с фасолью воевал.

            Исторические хроники из жизни одного Огорода.

                Э.9. Больше не Сказка.

С того времени, как я начал придумывать свою сказку и рассказывать ее внучатам, прошло несколько дней. Днем я занимался с внучатами, кормил и обихаживал их. По ночам, когда ребятишки мои засыпали, я начинал придумывать следующих эпизод сказки из жизни овощей. А утром рассказывал внучатам придуманные мною за ночь истории.

Конец моей сказки неумолимо приближался, и я уже подумывал, чем бы ее завершить.
На следующее утро нас разбудили звуки выстрелов из стрелкового оружия, которые отличались от уже привычного обстрела тяжелых минометов.
Сердце у меня сжалось в нехорошем предчувствии.

Я начал рассказывать последние эпизоды сказки, придуманные как раз накануне, и только закончил, как у выхода наверху раздался сильный шум: кто-то ломился к нам в двери, закрытые изнутри.

Ребятишки мои бросились было открывать, но я поймал их, и зажал рты, чтобы они не выдали себя. В это время сорванная с петель утлая дверца отлетела в сторону, и чья-то массивная фигура заслонила яркий дневной свет.
 - Есть кто живой? - голос показался мне знакомым, но я медлил с ответом.
Там наверху не хотели ждать:
- Выходи, а то я гранату брошу!
- Есть, есть! - громко ответил я. А шепотом приказал старшему внуку:
- Сидите здесь, до моего прихода…,- немного помедлил и сказал, - или пока ополченцы не придут. Понятно?
- Да, деда, - ответил мой понятливый внук, - ты только скажи: чем твоя сказка закончилась?
- Наступила осень,- громко, чтобы слышали внуки, ответил я, уже поднимаясь по лестнице,- и все они попали в обмолот.

Наверху ожидало меня жутковатого вида чучело в натовской форме, шевронами с «трезубцем», надписью «Айдар» и «балаклавой» на голове.
- С кем это ты, старик, разговариваешь? - с подозрением спросило у меня «чучело».
- Не с кем мне разговаривать, один я здесь сижу, сказки сам себе рассказываю,- отвечаю я, а тем временем оторванную дверцу к проему прислоняю.

В голове у меня одна только мысль: любой ценой увести его подальше от моих птенцов.
- Сказки, говоришь? Я вот тоже люблю сказки рассказывать. Угадай, как меня зовут? - он сдернул «балаклаву» и насладился произведенным эффектом.
- Думаешь, угадал? А вот и нет! Я Смерть твоя, старик!
- Ты вот что: делай, что хочешь, только отведи меня куда-нибудь подальше, что бы мои близкие, когда они вернутся, не узнали, куда я исчез,- прошу я внезапно охрипшим голосом.

А этот гад продолжает куражиться:
- Ты просто мысли мои читаешь, старик! Мне и самому неохота тащить тебя на то место, где нам приказали всех «жмуриков» собирать. Лучше уж ты сам туда придешь.

И вот идем мы прямо по проезжей части к центру села, старательно обходя воронки от снарядов и стараясь не смотреть в сторону свежих пожарищ.
Наконец, пришли к мощеной булыжником площади в центре села. Здесь же была автобусная остановка и полуразрушенный памятник Ленину на высоком постаменте.

В небольшом сквере перед постаментом, как ни в чем не бывало, цвели крупные красные и белые розы. Проходя мимо, я дотронулся до одного цветка, и тот неожиданно рассыпался от легкого прикосновения, обронив на траву пригоршню кроваво-красных лепестков.

И тут я вспомнил, как младший внучек, городской житель, оказавшись у нас в садике, среди роз, балуясь, набирал целые кулачки лепестков и, подбрасывая их над собой, рассыпал на белую песчаную дорожку. От этого воспоминания стало тепло и легко у меня на душе.
- Ну, молись, старик! - приказал каратель.
Я послушно осенил себя крестом и чуть слышно пробормотал:
- Господи, прими мою душу, и не оставь моих родных и близких!
- И это все? - удивился каратель.

- У бога, наверное, и без меня полно дел, что ему надоедать? - смиренно ответил я и увидел почти в упор наведенный автомат…