Нельзя сказать, что Сергей Смирнов был несчастен или неудачлив или обладал трагической судьбой. Он был скорее собирательным образом современного мужчины: работа, дом, машина в кредит, девушка почти жена последние семь лет, золотистый ретривер Чаппи и груз проблем насущных. В общем, ничего такого, что нельзя исправить с помощью мозгового штурма, физических усилий или, на худой конец, бутылки виски.
Промозглым ноябрьским днём, когда обещанный дождь так и не начался, а вместо него над городом повис плотный туман, Сергей шёл на встречу со своим лучшим другом Пашей – он же школьный, армейский и институтский друг, а ещё троюродный брат. Иными словами, их связывала сама жизнь на всех этапах их существования. Мужчины даже организовали небольшой интернет-бизнес, который постепенно начал приносить свои «малюсенькие», но от этого не менее приятные плоды.
Каждый второй четверг месяца они встречались на традиционный обед в ресторане. Конечно, в течение недели они виделись гораздо чаще, но четверг – это святое. За последние пятнадцать лет четверг переносился дважды. Один раз по причине Пашиной нетранспортабельности – перелом берцовой кости (для мира он упал с байка, а для своих – поскользнулся на балконе, снимая бельё), а второй раз уже по недосмотру Сергея – не смог подгадать с отпуском так, чтобы не зацепить четверг.
Место встречи не менялось последние пять лет и именовалось «Фируза» – хороший, очень дорогой, кавказский ресторан, названный в честь дочери хозяина. В студенческие годы им по карману была только небольшая пиццерия со средним счётом в 89 рублей, поэтому теперь они наслаждались каждой минутой респектабельности и комфорта. В четверг к ним также ритуально выходил хозяин ресторана Ферутдин и угощал коньяком или виски или и тем и тем, при условии, что обед плавно переходил в ужин.
Сергей никогда не опаздывал. Павел всегда приходил на 25 минут позже. В этот четверг ничего не изменилось. Сергей успел прикончить чашечку эспрессо, когда появился Паша.
- Здорово, Мужик! – При встрече Паша редко назвал друга по имени и в телефон его записал под кличкой. Сергей стал Мужиком ещё в третьем классе, когда дотащил пойманного отцом огромного толстолобика до дачи – маленький Серёженька прошёл 400 метров. «Ну, ты мужик!» – восхитился тогда отец, а Паша стал дразнить друга: «Мужик, мужик!» – так как-то и привязалось.
- Привет! – Поздоровался Сергей и махнул официанту, чтобы несли два кофе.
У Паши тоже была кличка – Кольт. Когда-то давно подрабатывал в охранном агентстве и у него был тяжеленный восьмизарядный кольт Double Eagle. Напарник его за глаза величал исключительно Кольт, а потом эта кличка пошла в народ. Сергею эта идея тоже приглянулась. Пресловутый кольт был отцовский и вовремя им легализован. А Паша просто с ума сходил от этого ствола и не мог нарадоваться, когда в агентстве ему помогли получить лицензию именно на это оружие.
Друзья потратили добрых тридцать минут на обсуждение последних городских событий, во время салата перешли к рабочим моментам, а вот свои стейки они ели, почти не разговаривая, ибо: «незачем мешать мужчинам наслаждаться идеально приготовленным мясом». На десерт, поглощаемый исключительно Пашей, они обсуждали предстоящие праздники – день рождение Лены (почти жена Сергея) и юбилейную встречу одноклассников в следующую субботу (ну, чем не праздник).
- Я не пойду, – безапелляционно заявил Паша. – Не ходил раньше и сейчас, не пойду.
- Ну, я тоже раньше не ходил, но, может, в этот раз пойдём, а?
- Нет.
- Почему? – Удивился Сергей.
- Потому что не хочу, – просто ответил Паша.
- Странно как-то. Ты ведь со всеми был в отличных отношениях.
- Вот именно.
Сергей смотрел на друга в полном недоумении. Видя это, Паша решил пояснить свою точку зрения:
- Ты мне скажи, Серж, когда тебе грустно, ты о чём думаешь?
- Когда грустно?
- Так спросил, словно грустно не бывает, – усмехнулся Паша.
- Бывает, конечно, – Сергей откинулся на спинку стула и задумался. – Думаю о хорошем. Ты это вообще к чему?
- Вот и я думаю о хорошем. А, знаешь, когда хорошее переплеталось с отличным?
Сергей молча смотрел на друга.
- В детстве, когда мы семьями ездили на вылазки, была жива мама, а в школе мы мечтали быть футболистами и гонщиками Формулы один, когда Юля Лаврова мечтала стать певицей и покорить Россию. И, знаешь, что? Я не вижу больших афиш с её фейсом. Я тебе больше скажу, не вижу я фамилии Степанов в списках гонщиков Формулы, а смотрю я её регулярно.
Сергей продолжал молчать. Он никак не мог понять, почему Паша говорит о нелепых детских мечтах, ведь и тогда было понятно, что ни одной из них не сбыться. Сергей вдруг спросил:
- А о чём ты мечтал?
- Чтобы мама была жива, – сказал Паша. В школе он никогда не отвечал на этот вопрос, теперь же он не чувствовал такой сильно боли от невосполнимой утраты. Он эту боль перерос.
Мать Паши умерла, когда мальчики учились в 7 классе. Для Паши и его отца это был сильный удар. Они оба очень тяжело переживали утрату. Паша справлялся хуже, но вместе с отцом они выстояли. Отец говорил, что больше никогда не женится, но всё-таки снова женился лет десять назад, когда Паше было тридцать, на приятной женщине Наде. Она была ровесницей отца и в равной степени одинокой и уставшей от пустых комнат своей квартиры, поэтому с радостью приняла предложение Пашиного отца и смирилась с его способом борьбы с пустотой – тремя таксами.
- Пойми, Серый, я не о себе говорю. Я о тех людях, которым сейчас сорокет как нам. Они больше не те безмятежные дети...
- Это и так понятно. Будто мы «те безмятежные дети».
Друзья уставились друг на друга. Ну, постарели. Нет, лучше сказать – возмужали и виски поседели. Хотя понятно, что речь и не шла о внешних переменах. Паша посмотрел на друга и вдруг поймал себя на мысли, что он не видит сорокалетнего папу двух детей, а видит двадцатилетнего охранника по кличке Кольт. Он посмотрел Паше в глазах и, кажется, тоже увидел, что Паша видит его через свой собственный «фильтр».
- Неужели тебя не хочется увидеть Ковбоя и Мурку?
Ковбой (в миру Арсений) и Мурка (в миру Александр) – звезда и комик школы №75. Первый имел неосторожность одеть на утренник в первом классе костюм ковбоя, за что и получил кличку. По натуре он был тем ещё забиякой, остряком, ходячим приключением и секс-символом в старших классах. Второй получил кличку также благодаря утреннику и разученной вместе с отцом одноимённой песне. Он был кладезем забавной справочной информации о шансоне и всего с ним связанного, а также мастером подколов и скабрёзных шуточек в старших классах соответственно.
Паша тяжело вздохнул:
- Уверен, что они сильно изменились. Все меняются.
- Ну и что.
- А то, что для меня моя семья, ты и воспоминания о школьных друзьях – это убежище.
- Убежище?
- Да. Знаешь, кто-то уезжает в горы, кто-то отправляется к морю, кто-то заглядывает в бутылку, а кто-то ударяется в спорт – у каждого своё убежище, где хоть на небольшой промежуток времени всё спокойно, понятно и мирно. Я не чувствую себя спокойно в горах и мне неуютно у моря. Моё убежище это – семья, где царят добрые, доверительные отношения, надёжность и любовь; ты, прошедший бок о бок со мной всю жизнь, всегда был надёжной опорой; и воспоминания о том, какими безмятежными и счастливыми мы были в школе. Готов побиться об заклад, что счастливых среди наших одноклассников единицы. А я не хочу знать, что в их жизни сложилось не так, как они мечтали. Не хочу видеть, как они постарели. Хочу сохранить в памяти детскую безмятежность и непосредственность, – пояснил Паша тоном, которым обычно отвечает своим детям на глупые вопросы.
- Но, мы ведь тоже постарели, – возразил Сергей.
- Да, но мы непросто постарели на глазах друг у друга, мы росли вместе, мы работали вместе, мы в одной упряжке с рождения. А вот увидеть людей, которых я не видел двадцать лет, на мой взгляд, слишком сильный перепад.
Сергей пожал плечами.
- Я хочу помнить, как мы взломали кабинет химии, чтобы дописать контрольные, или как сбегали с уроков, как подшучивали над географом. Просто хочу, чтобы были воспоминания, которые заставляют невольно улыбнуться, и не хочу, чтобы горечь реальности омрачала их. Можешь считать это бредом, но это мой бред и я его оберегаю, как ты свою уверенность в том, что если надеть оранжевые носки на переговоры, то контракт непременно будет заключён, – с улыбкой добавил Паша.
- Эти носки меня ещё ни разу не подводили!
- Ладно, сегодня моя очередь платить, – сказал Паша и достал карту.
- Нет, моя!
- Разыграем?
- Камень, ножницы, бумага, раз, два, три! – хором проговорили друзья.
- Повезёт в другой раз, – заявил Сергей и достал портмоне.
- Ну, пока, – Паша пожал другу руку и ушёл.
Сергей заказал себе ещё один кофе. Через несколько минут с подносом в руках к нему подошёл Ферутдин и поставил на стол кофе и коньяк. Он был приятным кавказцем лет пятидесяти, но выглядел намного моложе. Паша подозревал его в том, что тот подкрашивает волосы, но доказать не мог. Кроме того, гостеприимный хозяин обладал приятным голосом с хрипотцой и умеренным акцентом.
- Пашу не застал? – Спросил он с явной досадой.
- Нет, уже укатил.
- Ну, тогда ми накатим! – Улыбаясь, заявил хозяин ресторана.
Они выпили по бокалу коньяка и тут Сергей решил спросить:
- Вот скажи мне, Ферутдин, у тебя есть убежище?
Вопрос явно поставил собеседника в тупик. Сергей наблюдал целую симфонию эмоций, пробежавших по лицу Ферутдина. Тот не нашёл подходящего ответа и решил уточнить:
- Слушай, какое убежище? Хата што ли? Ну, есть, а што тебе нада, да? Я думал, што у тебя с Еленой Прэкрасной все в шакаладе.
- Не, не такое убежище. Ну, знаешь, место, где тебе спокойно.
Мыслительный аппарат Ферутдина снова заработал и Сергей начал догадываться, что в неправильном направлении работает этот аппарат.
- Да, я не про сортир, Ферутдин.
- Тогда, ещё накатим, а патом ты мне падробнее про убежише расскажешь.
Они выпили и Ферутдин вопросительно посмотрел на Сергея.
- Блин, не знаю, как объяснить.
- Тогда ещё по одной.
Они снова выпили.
- Что ты делаешь, когда грустно? – Перефразировал Пашин вопрос Сергей.
Ферутдин задумался.
- В рэстаран еду.
- В какой?
- Как в какой?! В этот. Я же вообщэ могу не работать. Но когда грустно и одиноко, я здесь. Моя доченька дизайн делала, жена персонал тренировала, сын место выбрал, здесь всё о семье напоминает, поэтому здесь хорошо, спакойна.
Ферутдин ударился в объяснения, вспоминая про свою семью, про кухню бабушки, про то, как сделал первые деньги, а Сергей слушал его и начинал немного понимать, о чём говорил Паша. Вот только сам Сергей не мог сказать, где же его собственное убежище. Воспоминания его не успокаивали, а скорее волновали и нагоняли ещё большую тоску; обдумывание планов предавало уверенность и решимость, но тоже не было тем самым убежищем, а Паша и Лена были семьей, но вот были ли они убежищем, он не знал. «Да и вообще, зачем взрослому человеку прятаться от себя?», – вдруг подумал он. «Может, это всё удел романтиков», – он посмотрел на Ферутдина, разливающего коньяк, «и тихих алкоголиков?».
Сергей вернулся домой поздно вечером, его никто не встречал. Лена ещё в среду уехала к родителям на две недели, но оставила милые записочки по всему дому. Одну из таких записочек он нашёл в ванной в шкафчике с чистыми полотенцами. «Будешь в душе – думай обо мне, потому что я думаю о тебе…всегда!», – гласила записка на маленькой бумажке, в углу которой виднелся отпечаток её губ. Сергей улыбнулся, и тут же улыбка сошла с его лица – на встречу выпускников придётся идти одному.
Неделя пролетела в рабочих встречах, документах и куче всяких мелочей, поэтому в субботу утром Сергей даже не вспомнил о разговоре с Пашей, но вечером перед входом в ресторан, снятый для встречи, он вдруг замер и попытался понять, какие чувства испытывает. Он точно не боялся, что вид постаревших друзей «ранит его психику», напротив, он испытывал предвкушение от встречи со всем классом.
Войдя в ресторан, он тут же столкнулся с Ковбоем, но едва его узнал.
- Арсений?
- А то! Серёга! – Радостно воскликнул крупный почти седой мужчина.
- Здорово! Как она?
- Отлично! Рад тебя видеть! Пойдём, там Мурёнок, – Арсений потянул друга в зал, где было человек шестьдесят.
Да, ребята постарели, но что-то от тех детей осталось в их глазах, их поведении, шутках и воспоминаниях. Именно хорошие воспоминания объединяли всех этих мужчин и женщин, в которых Сергей узнавал своих однокашников. Среди них были, как и говорил Паша, в разной степени потрёпанные жизнью менеджеры, чиновники, предприниматели. Они обменивались воспоминаниями детства, историями из студенческой и взрослой жизни, вспоминали мечты и узнавали, что получилось, а что нет. Мурка радовался, что все собрались, ну почти все и повторял, что, возможно, ещё десять лет не все протянут. Он шутил, он какой-то особенно горькой была эта шутка.
В душе Сергей согласился с тем, что Пашины опасения были не так уж и беспочвенны. Его друг наверняка бы лишился части своего убежища. Сергей не был расстроен или подавлен увиденным. Он был ко всему этому давно готов. К тому же эти люди никогда не были для него убежищем, приятным прошлым, да, но не более.
Домой он ехал в такси и вроде бы должен был переживать впечатления от встречи, но он думал об убежище.
Где же оно, его убежище? Сергей закрыл глаза. Ему шёл сорок первый год, жизнь не была сладкой, но и не горькой. Были времена печали и великой радости, были победы и были поражения, были предательства и любовь, которая залечивала раны и придавала сил. Где же убежище? Действительно, рядом были родители, Паша, а теперь и Лена… Он мысленно согласился с Пашей – убежищем были люди, которые поддерживали его всю жизнь, надёжные, верные и любящие. Люди, которыми он дорожил. А ещё убежищем была Лена, точнее, убежищем было то место, где была Лена. Сергей осознал это в такси. Также он понял, что именно это было причиной, по которой он до сих пор на ней не женился. Он не хотел признаваться, что она «убежище», что он зависит от женщины. Это больно ранило его самолюбие. Но теперь, когда это осознание пришло и не вызвало внутреннего сопротивления, Сергей подумал: «А почему бы и нет?».