— Нет, мой драгоценный лорд, — улыбаясь светски мягко и благожелательно, Сарин чуть больше облокотился на любезно предложенную руку. Нога болела при каждом движении, но он не мог отказать себе в удовольствии посмотреть на самый настоящий снег. — Даже если случится ужасное и все мое семейство вырежут, драконьи яйца сожгут, пепел развеют, телепаты разом сойдут с ума, а лично вы станете обаятельнее моей сестры, вождем вас не выберут. Даже из великой жалости. Нет-нет! — воскликнул он, глядя в сторону, продолжая улыбаться. — Не пытайтесь проверять, я готов поставить на это правое крыло, а оно, заметьте, мое любимое.
Рас Альхаге улыбнулся ему в ответ не менее вежливо, но приторно настолько, что в этом сиропе можно было захлебнуться. Его воспитанник — бывший, хвала всем божествам этого мира — за прошедшие пятнадцать лет подрос всего на ладонь, зато растерял страх и всяческое уважение к старшим. Вопреки всем ожиданиям, коротышку не исправило даже обучение, и теперь он, хромой и крепко битый, с гордостью таскал некую железку в ножнах, утверждая, что станет великим воином.
Втайне Альхаге надеялся, что наставницы сделают то, что не удалось ему самому. Ну пусть не убьют мелкую пакость, но мозги ему отшибут. Пока Сарин получал по конечностям, дважды ломал ноги, несчетное количество раз — пальцы, один раз — челюсть. И статистика, и логика утверждали, что дракончик к весне снова начнет пускать слюни.
Пока же оставалось смириться с судьбой и приглядывать за мальчишкой. До весны оставалось четыре месяца, и несчастному вольному магу приходилось терпеть его компанию еженедельно: отчего-то коллеги решили, что он с наследником лучшие приятели. Каждый раз, когда принцу требовалось сопровождение, они находили себе неотложные дела. Лишь несколько раз за эту зиму Альхаге удалось быстро передать дракончика его сестре, но и в этом было мало радости...
Лет шесть назад прошелся слух, что для юной Рас Альгети подбирают жениха, и девушка, на первый взгляд, отнеслась благосклонно к Альхаге. Слухи подтвердились, но до брачного союза было еще далеко. Маг предпочел утвердить свои позиции. Он образцово ухаживал за принцессой, показывал фокусы и шутил о том, как смешно бегают двуногие, попутно размышляя, что стать принцем-консортом даже лучше, чем советником. А когда Сарин простудился и заболел, Альхаге бежал на свидания еще быстрее и охотнее, чем прежде. Надежда на лучшую жизнь окрыляла даже его человекоподобное тело.
А после все изменилось. Он не знал, Сарин ли в бреду что-то наплел своей сестрице или она сама вообразила, но в назначенный срок девушка не пришла. Она не наведалась к нему лично, чтобы объясниться, а подкинула освежеванного барана к пещере. Сделала она это поздно ночью, и потому Альхаге досталось только то, что не растащили лисицы. Обижаться было не на что: помолвку не заключали, и девушка извинилась только потому, что сама предпочла быть вежливой.
Над этим не посмели шутить, хотя еще долго на ледяного дракона поглядывали с некоторым сочувствием. Принцесса новую пассию себе так и не выбрала, но как бы ни тешил свое самолюбие отвергнутый жених, даже он понимал, что Альгети просто слишком ленива. Зачем ей некто с подношениями, требующий за них внимания, если в свои сорок восемь она длиной в три четверти собственного отца и может отобедать прямо на лету?
Альхаге шмыгнул носом. Эти принцессы, принцы... Если бы Хара выбрал какого-то другого ученика для прислуживания новорожденной крысе, то не было бы ни потерянного времени, ни многократно униженного самолюбия.
— ...разумеется, лучше. Это ведь естественный ход событий, не находите? — продолжал тем временем мурлыкать Сарин. Его мало заботило, что собеседник молча страдает о своем личном — мальчишке нравилось слушать собственный голос. Почувствовав, что Альхаге вернулся из размышлений, он сменил тон на вредно-требовательный: — Ваши амбиции можно понять, разлюбезный вы друг мой, но они совершенно пусты. На вашем месте я бы зарылся как можно глубже под землю и занимался магией, как и подобает талантливому колдуну. Моя мать дала мне жизнь, зная, что я буду вождем. Ваша — увы, иначе мы бы были братьями. Занимайтесь тем, к чему вас подготовила природа и судьба, не прыгайте выше головы.
— Если выше вашей, то я рискну... — пробормотал Рас Альхаге, уже не заботясь о том, как это прозвучит. Сарин глянул на него из-под ресниц, но позлорадствовать не успел: среди редких снежинок и частых ветвей впереди показалась темная фигура. Черная чешуя, черная шерстяная одежда, черные волосы и блеклое золото нечеловеческих глаз — принцесса пришла спасти их обоих. Брата — от тлетворного влияния Альхаге, Альхаге — от безумия и припадков ярости.
Драконы дождались Альгети на полянке, чинно стоя под падающим с небес снегом. К тому времени, как принцесса добралась до них, проваливаясь в сугробы по щиколотку и игнорируя тропинки, у старшего покраснел длинный нос, а темно-русые волосы младшего украсила пушистая и холодная шапка.
Альгети была на две с лишним головы выше Сарина, на четверть — Альхаге, и продолжала расти. Даже в человеческом виде она производила впечатление ожившего утеса.
— Рас Альхаге, — произнесла она немного нетерпеливо, стаптывая снег с сапог. — Благодарю за услугу.
— Что вы, госпожа моя, — тут же изобразил праведное возмущение маг, — мне в радость услужить вам!
Старшая дочь Корнефороса не была настроена на долгие расшаркивания и ограничилась короткой улыбкой, ухватив братца за тоненькое запястье. Мальчишка успел лишь пискнуть что-то прощальное и совсем не высокомерно махнуть рукой Альхаге, прежде чем его потащили через кусты.
Когда в серое небо поднялись крупная черная дракониха и миниатюрный терракотовый ящер с крыльями, Рас Альхаге тяжело вздохнул, опуская голову. Злобный оскал портил его лицо, застывая угловатой маской.
Сарин удивительно наивный ребенок. Он верит, что Альхаге ему не только конкурент, но и приятель, который будет терпеть его дрянной характер и играть в нелепые игры. С таким же упорством он надеется подрасти — что в драконьем облике, что в человеческом. Глупый, глупый маленький дракончик.
***
Опустившись с глубокий снег, Сарин заклекотал, расправив крылья. Крепкая чешуя защищала его от холода, но до шкуры Альгети ей было далеко. При разнице в три года сестра была мощной, сильной и стойкой. Как скала.
Как отец.
Чувствуя смятение, молодая драконица осторожно приблизилась к брату, опасаясь сбить его к обрыву. Маленький недотрога, похожий на терновый куст, доверчиво запрокинул голову, подставляя шею под ее ласковое теплое дыхание.
«Я ничтожество?»
Дыхание Альгети на секунду стало горячим, и Сарин вздрогнул: под самое настоящее пламя не совались и взрослые, с закаленной шкурой и знанием магии стихий. Но сестра сдержалась, не причинив ему боли, и принц, загребая лапами, выбрался из сугроба, перебираясь под большой черный бок.
«Я ничтожество», — повторил он с горечью, не решаясь говорить вслух. Ему казалось, что свидетели его слов — горы, небо, вода, подземное пламя и сама Праматерь — будут недовольны настолько жалкими стонами. Он не мог говорить о своих страхах ни с Корнефоросом, ни с Харой, только с возлюбленной сестрой.
Рас Альгети не гневалась. Она всегда была к нему снисходительна и не требовала силы и твердости. Порой Сарину казалось, что она винит себя за то, что вылупилась в срок, а он провел в одиночестве долгих три года. Порой — совсем редко — он видел в ней мать.
Сейчас она положила на его спину голову и тихо замурлыкала, выдыхая теплый дымок на не до конца окрепшие крылья брата.
«Я все время слышу их, — собравшись с мыслями и смелостью, признался Сарин, поерзав и закрывая глаза. — Слышу, как они боятся, как ненавидят, радуются и... думают. Размышляют. Их мысли — как маковые зернышки, и я перебираю их, но не могу выбраться.»
Он приоткрыл пасть, сам выдыхая дым, и подобрал передние лапы. Холодно не было, но... он любил снег там, внизу, где его было мало. Мягкий белый пушок был красив. Огромные пласты льда же вызывали в нем ужас. Но вопреки всему он прилетал сюда, потому что это место нравилось Альгети.
«Еще я слышу е г о. Альгети-раа, после того, как начали мое обучение, я начал вспоминать. Еще когда я был птенцом, я слышал е г о, но сейчас узнал голос. Он убьет меня.»
«Никогда.»
«Он ненавидит меня.»
«Возможно.»
«Он отберет у меня все.»
Крупные клыки царапнули его макушку, и Сарин заурчал, окончательно распластавшись в снегу и на лапе сестры, наслаждаясь чесанием. Она всегда умела отвлекать его от страшных мыслей.
— Ты мне не веришь, — с сожалением выдохнул Сарин вслух, когда его повалили на бок, подминая крыло, и принялись тормошить. — Мне никто не верит.
«Верю.»
Альгети редко говорила мыслями. Ее телепатический дар был в разы слабее, чем у брата, но она всегда слышала его, даже когда улетала очень далеко. Сейчас тихий голос звучал отчетливо, но немного неуверенно.
«Я поверила тебе тогда, Сарин-эраа, и верю сейчас. Альхаге-ка может быть сильным, — поднялась на задние лапы и расправила крылья Альгети, загораживая Сарину, свернувшемуся внизу, треть неба. — Может быть хитрым и может даже вырасти больше нашего отца, но если он обидит моего эраа, я перекушу ему шею. Вот так.»
Драконица клацнула зубами, и Сарин невольно поджал хвост, горящими глазами глядя на принцессу. Если начнется война или сама Праматерь вернется в мир, чтобы смести хвостом своих непутевых детей в первозданный хаос, он не будет бояться.
Поднявшись, дракончик подошел ближе, игриво обвивая хвостом лапу сестры, но тон его был предельно серьезным:
— Я не хочу власти. Не хочу войн и не хочу смерти двуногим. Пусть Корнефорос живет вечно, и ты, и Хара... пусть даже о н живет.
«А если случится так, что вы оставите меня, — подумал он вдруг с необычайной ясностью, — я вас найду вопреки всему. Я стану сильнее. Настолько, что отсеку даже саму возможность столкнуться с еще большей силой.»
***
Рас Альгети вернулась с братом за два часа до рассвета, и уложив его, сама рухнула едва не на пороге своей спальни. Она не могла видеть, как в глубине залов горного дворца медленно разворачивается черное тело с медовым золотом глаз.
Корнефорос, вождь драконьей стаи, наблюдал за своими детьми. Подсматривать их сны было недостойно, и он ограничился лишь тем, что отогнал от сына зарождающийся кошмар. Он успел лишь заметить, как осыпаются хрустальным крошевом и слюдой резные стены из прозрачно-зеленого льда. Ломко-детское воображение пыталось справиться со своими страхами, но вместо этого тонуло в них, зачарованное таящейся за ними пустотой.
Если старшая дочь не внушала никаких опасений, то Сарин так и не успел стать целостным существом. Куда его повернешь, туда он и пойдет. И милостью Праматери еще есть время указать ему верный путь. А если нет? Если он усвоил дурной пример из алчности и безрассудной жажды власти?
Огромный черный дракон закрыл глаза, выдыхая белесый дым. Что ж, ему только предстоит познать все допущенные за эти годы ошибки.