Из 1 главы. Подглавка "На златом крылечке"
Страх в предчувствии настоящего? Страх бредовых, липких ночей? Дурной сон, помрачающий всё главное, к чему и тянулся, к чему и протягивался тот самый – тот Первый, тот главный Поцелуй?..
Страх последующей грязи, не осознаваемый, но предчувствуемый страх – высокая боязнь оскорбить себя, свою реликтовую полноту. Предчувствие того, что останется от всей этой «грязи» лишь слабенький привкус счастья. А главное – плотный, жирный осадок горечи от недовоплощений. От сияний, помрачаемых временем – горечь и жажда.
***
И всё это куда-то канет со временем. Останется только – память. Память о страхе, горечи, жажде. И только там, в памяти, станет всё это иным – истинным. Отстоявшимся и отлившимся уже в настоящих очертаниях и формах, а не в полупризрачных, зыблемых страстями силуэтах. Тогда это виделось в болезненном, лихорадочном состоянии. В состоянии переживания, пережёвывания их не столько психикой, разумом, сердцем, сколько жадностью, жирностью, плотью.
***
…память свежее жизни…
***
А бесконечные зубы толкли бесконечную влагу, бесконечная плоть разбрызгивала драгоценное семя. Капли расплёскивались и сверкали под яростным, напрасным солнцем, багрово сходящим в ночь, кроваво озаряющим землю, колосящееся поле…
Какое поле?
Колосящееся поле людей. Тех, что режет, срезает коса и серп. Это правильно. Это урожай. Только поверхностному взгляду он мнится кровавым. Неправильна смерть от рук подлеца или неумехи. Кто больше всех людей зарезал – бандит? Мокрушник?
Хирург!
Купивший диплом подонок. А настоящий жнец с серпом и косой уверенно, спокойно обходит отколосившееся поле. А потом полнит, заполняет доверху золотые закрома...
***
Главный человек земли – Земледелец. И скотовод. И добытчик. И собиратель шишек, трав, раковин. Вольный человек. Остальные – приложение к ним. Сколько б ни талдычили о техногенных наворотах, «вестниках глобального счастья», ясно одно – человечество в ловушке. Опутано проводами. Ловушка. Участь ближнего не волнует.
***
А как волновала, как волновала когда-то! Особенно в предчувствии приближения этого… чуда, наверное.
***
...и в час вечерний, на златом крылечке,
Охваченном закатной полосой,
Вдруг выйдет гостья – худенькие плечики,
Стрекозий стан с распущенной косой,
И всю себя с улыбочкой надменной
В крылатый, медный обруч заключит,
И – покачнёт бедром… и вдруг над медной
Восьмёркой крыл сиянье излучит.
И в сумасшедшем пламени шафрана
Над меркнущим крылечком воспаря,
Подкрылышки и складки сарафана
Распустит, ослепительно горя,
И вечной полудивой-полудевой
Взлетит, улыбкой озаря во мгле
Крылечко, и ещё, сквозь полутени,
Свой тайный знак – залог всех наваждений…
Мучительница детских сновидений,
Не встреченная больше на земле…
***
…жду звонка.
Волнение переливается в груди. Переваливается.
Только бы не шальной, не посторонний! –
Чужому нагрубишь, обидишь…
Чёрный диск оскалил хамское рыло с десятью нумерованными зрачками.
Что, изверг, торжествуешь?
Уверен, что сам закрутишься по воле шифрованной цифири?..
Ну-ну, заходило, заходило…
Захолонуло.
В одночасье помутиться можно.
В другой комнате – не так. Спокойней. Гипноз предметов. Неужели есть?
Есть. Есть же телепатия. А здесь – телефония...
Время подходит.
Срок кончается через пять минут. Пустоцветы ожидания полетят-полетят чёрными лепестками в белое весеннее небо…
Ну уж, так ли красиво?
Это же – телефон.
Сводник. Паскудник.
Жду звонка.
…ударит, серебристыми шариками раскатится тишина по углам, выпорхнут бабочки, затрепещут меловыми крыльями, осыпая пыльцу. И – растворятся белесоватым видением в известковой бледности стен…
Показалось.
Жуть безмолвия, простригаемая золотыми усиками, шуршащими на белом циферблате.
Жду…
***
Эвон как оно было-то! Было там, в беззащитной, раненой, раскрытой ВСЕМУ юности, всем видам и степеням страдания – душевного, физического...