Это был день скорби. Словно бы невидимая злая сила стравила между собой стаю собак. Кто-то взял чужую чашку, от кого-то слишком резко пахло духами, кто-то вызывающе смеялся, кто-то визгливо чихнул – всех раздражало друг в друге все. Злость ворочалась внутри, словно гром в грозовой туче, пока не вылилась в безобразную перепалку.
К слову, в этом офисе так было всегда. Здесь редко у кого бывало хорошее настроение. Минут через пятнадцать под угрозой увольнения склока завершилась, но радуга после дождя не озарила натяжной потолок. Зато всех потянуло в курилку – маленькими нервными стайками, состоящими из тех, кто ну «хоть как-то тебя понимает». И там, в пряном дыму более-менее дорогих сигарет произошла занятная беседа.
«Ты знаешь» - сказала одна девушка своему коллеге, - «это все кризис. Если бы не он я никогда бы здесь не оказалась. Я ведь… актриса. В театральном училась, бегала на пробы, устроилась играть в частный театр, но много ли на эти деньги проживешь? Рубль упал и… я вместе с ним. Работа в интернет магазине по продаже сантехники – это не просто падение, это сход лавины. А еще все эти… недалекие вокруг. Ты посмотри, какие глупые взгляды, какие низкие лбы, какие дурацкие шутки. Тут никто не одевается со вкусом, ну кроме тебя, и тебя, ух… как я зла» Девушка стряхнула пепел с размахрившегося кончика сигареты. «А я ведь могла играть Антигону и возможно в этот самый миг»
«То есть ты у нас очень творческая личность?» в курилке показалась глумливая («именно глумливая» - подумала девушка) физиономия одного из ненавистного коллег который вечно был одет как жених на узбекской свадьбе – в блестящий костюм и ботинки с длинными заостренными носками чем то напоминающие туфли маленького Мука («да, тебя бы с такими ботинками на лыжню и без лыж…») Девушка сгорбилась и подняла плечи словно желающий остаться незамеченным полуночный грабитель, затушила бычок и поправляя пальчиком на губах помаду бросила высокомерно и обреченно: «Пойду ка я смесители продавать». «Видели?» - узбекский жених подал руки стоящим в курилке мужчинами. «А ты чего сегодня опоздал. Здесь… весело было. С рукой что?» «Да, парни, дело было одно. И дело не терпело – рифма!» - мужчина глупо и смущенно улыбнулся. «Так чем был занят, что за дело?» «Эх парни… да не важно. Ну строгал я» Мужики в курилке захохотали. «Кого строгал?». «Да нет не кого. Я… в общем я делаю мебель. Вырезаю из дерева мебель. И покупатели были, пока вот все это не началось. Но остановится не могу, душа просит. А вчера идея пришла и вот я кружевные штучки такие всю ночь вырезал, руку чуть повредил. Но они словно дышат, тоненькие, словно шевелятся на ветру… Эх, пойду керамику продавать»
Странный это был день. Курилка стала неожиданной Меккой для тех кто хотел поделится своей судьбой. Пересказать то лучшее и главное что в ней было. Усталость после очередного скандала словно вытягивала из людей их подлинные мысли и чувства, упали маски остались лица. Упали глумливые, яростные, унылые маски и остались лица – растерянные, взволнованные, грустные, но живые. Кто-то оказался классным художником, кто-то выращивал дома удивительные цветы, кто-то играл на скрипке, кто-то писал… да, вы можете сказать, что такого просто и быть то не может, ведь все итак друг про друга все знают. Офис это как космический корабль – полет долгий, мало что утаишь. Но вот представьте себе было так. Каждый, пришедший в это ненавистное но приносящее хоть какие то деньги место внутренне не много презирал скопившихся тут людей от мира сего – конечно же примитивных конечно же узколобых, ну а кто еще может поставить целью своей жизни продажу сантехники, это только он один просто вынужден так… Презирал и внутренне защищался. И вдруг… вдруг оказалось, что все тут такие. Все не от мира сего и все продавали раковины, смесители, бачки… Ближе к вечеру, когда скрывать друг от друга больше было нечего в кухне на столе стояло вино, лежала пицца, сладкие пирожки. Все пили, шутили и тихо переговаривались, с удивлением разглядывая друг друга, вглядываясь в лица. Первый раз за все это время люди видели друг в друге людей. Только один все время молчал. В разгар всеобщего знакомства заново он встал и сказал: «А лично мне нравится эта работа. Я тут - на месте». К нему развернулись все остальные и всем вдруг как то стало ясно что и все они – тут на месте, что не просто так здесь оказались, что это место было им всем жизненно необходимо и не только ради денег. Может быть чтобы научится слышать друг друга? Разве может искусство – из каких бы заоблачных далей к нам оно не являлось пролиться священным дождем если мы не слышим мир и слышим в нем лишь себя, если мы боимся его? Это был день всеобщего обретения.