ДРАКУЛА. МИНА И АЛЕКСАНДР.
Глава 12 Безрадостные дни
Послышалось лёгкое скрежетание отодвигаемого засова… , дверь палаты открылась, вошла нянечка. С тележкой, с порциями еды для больных. Мой поднос поставили на тумбочку возле постели. У меня одиночная, довольно просторная палата, чистая, и, я чуть не подумала, уютная… С решёткой на окне и запирающейся дверью.
Я нахожусь в той же самой больнице, которую до недавнего времени возглавляла. Я не хочу есть, с равнодушием смотрю на поднос с едой. С равнодушием смотрю на солнечный луч, который медленно ползёт по стене, отсчитывая часы, и дни, что я провожу здесь.
Когда солнечный луч доползает до особо отмеченной мною трещины на стене, — о, да, я изучила все особенности этих стен ! — снова слышится лёгкое скрежетание засова, с той стороны двери. На этот раз входит не нянечка или медсестра, а врач, мужчина, светловолосый с тёмными глазами, и рваным шрамом через всю правую щёку, от самого виска. Я знаю его, это доктор Мильтон. Он приходит каждый день, в то время, когда солнечный луч доползает вон до той трещины на стене (если только в этот день есть солнце ). Я помню, что мы были друзьями , но это было словно в какой-то прошлой жизни. Эти изменения произошли после какого-то момента… , о котором я не хочу вспоминать.
Доктор Мильтон всегда проводит со мной где-то час, или даже два, рассказывает мне о делах больницы, или ещё о том исследовании, которое мы с ним проводили. Но которое меня больше не интересует. Наверное, он очень одинок, раз приходит ко мне, совершенно безучастной, и что-то говорит. Я плохо понимаю что, и, большей частью, не вникаю в смысл его речей.
Жизнь стала серым полотном. Лучики солнца передвигаются лишь по трещинам на этих стенах. Я вижу на полу тень от решётки , а за самой решёткой вижу кусочек неба. Мне трудно даже повернуть голову, чтобы увидеть чуть больше. Я не тружусь этого делать. Я вообще не тружусь, потому что уже очень много дней в полном бессилии. Я — пуста. Поначалу было довольно странно ощущать это в себе, но теперь я привыкла. Я смирилась, с этой палатой, с каждой трещиной на стенах, с этим зарешеченным окном.
Но Мильтон !, он почему-то упрямо приходит и говорит со мной. Хотя я не отвечаю ему ни слова, и никак не реагирую на его приход. Я очень хочу, чтобы меня оставили в этой палате в покое. Просто забыли бы обо мне, пусть бы заперли дверь и выбросили ключ. Но, нет, этого не происходит ! Дверь открывают и закрывают, нарушая мою глубокую, спасительную тишину. Открывают нянечки и медсёстры, которых я ещё могу переносить. Но доктор Мильтон, со своими разговорами, просто испытывает моё терпение ! Иногда что-то из его рассказов прорывается ко мне, словно бы через большой слой ваты. Я плотно закрываю глаза в такие минуты. А он, упрямец, всё продолжает говорить.
—Мина, Августо и Томми хотят навестить тебя. Я считаю, что им уже можно. Но я их предупредил, что ты ни с кем не разговариваешь. И что отказываешься от еды…. Я представляю твоё состояние… Я тебе не рассказывал, но я пережил что-то подобное в экспедиции Хельсинга, когда заработал вот это на своём лице. … Мина, к тебе никто не относится здесь как к пациентке. Все помнят и любят тебя. Эта палата лишь потому, что она одноместная, и спокойна. И, поскольку ты отказываешься от еды, тебе лучше находиться в больнице… Я думаю, Августо и Томми придут к тебе завтра.
Я не открываю глаза, и начинаю про себя считать, чтобы ничего не слышать. Хотя я, конечно, помню, кто такие Томми и Августо. Я их знала. Они тоже были моими друзьями, когда-то давно.
Наконец-то Мильтон встаёт, прощается и уходит. Наконец-то я могу снова погрузиться в полусон.
…………….………………………………………………..
Мина Мюррей, Мина Мюррей ! Самая красивая и умная девушка всего Лондона !
Видит Бог, я бывал в разных переделках в своей жизни. В экспедиции профессора Хельсинга мне, двадцатилетнему парню, узуродовало лицо. Благо, что не остался калекой на всю жизнь. Но вот красавица Мина Мюррей теперь может остаться искалеченным человеком , если она не приложит свои усилия выбраться из этого состояния… И если мы, те, кто любит её, не попытаемся ей помочь, всеми силами, какие у нас есть. Её душа болит. Не больна, а именно болит, и старается залечить себя забвением.
В тот день , когда мы привезли Мину сюда из дома Августо, она до вечера пробыла в бессознательном состоянии, ночью пришла в себя, и под утро у неё открылась горячка. Она была совсем плоха. Потом, когда горячка миновала, у больной несколько раз возникали внезапные и весьма сильные носовые кровотечения. Я считаю это следствием какой-то мозговой травмы, которую современной медициной определить невозможно.
Её состоятельный сожитель ( хотя Мина всегда называла его своим мужем) сбежал , просто исчез из Лондона. Я не особо интересовался, куда он пропал, я был слишком занят здоровьем Мины, делами больницы и вновь прибывающими пациентами в наше особое отделение. Пусть за этим лже-Александром охотятся те, о ком рассказывал нам Харкер.
Из-за болезни Мины мне пришлось руководить всем учреждением. В нашем новом отделении мы благополучно возвращаем к жизни заболевших Синдромом Холодной Крови. Благодаря сыворотке Мины Мюррей, возвращаем людям любовь и надежды, возвращаем, можно сказать , из мёртвых их дорогих близких !
Августо помогал и помогает мне в делах всё это время. Море энергии у этого "старичка", как он иногда повторяет. Пожертвования от богатых родственников наших особых клиентов уже сейчас, в первый месяц работы не в полную силу, позволяют прекрасно содержать более простых и несчастных, большей частью, не молодых больных. Но , самое главное, что позволяют продолжать исследования. Штат больницы пополнился не только младшим персоналом, но и врачами.
Я мог бы уже привыкнуть к тому факту, что Августо, который иногда называет меня , на манер рабов из каких-нибудь книжек Майн Рида "мастер Мильтон", что Августо совершенно не так прост, как кажется ! , несмотря на свою скромную жизнь, скромную одежду и один и тот же серый котелок. Томми, которого он взял под свою опеку, теперь совсем не похож на того разбитного оборванца, каким я нашёл его в ночлежке. Отеческая любовь и забота творит чудеса ! , и семья, которую наконец-то нашёл Томми в лице нашего почтенного Августо.
Августо и Томми пришли навестить мисс Мину точно в то время, которое я им назначил. Очень аккуратно и даже красиво одетые, как будто я хотел представить их какой-нибудь пожилой даме-покровительнице. Но таков уж Августо, он считает, что перед дамами, даже больными, нельзя появляться в расстрёпаном виде. Они принесли с собой небольшой подарок для Мины.
—Вы можете посмотреть, доктор Мильтон, если хотите. Томми приготовил с утра угощение для нашей больной. Между прочим, паренёк отлично готовит. Может, ему лучше стать поваром ? Открыл бы своё заведение !
Пошутил Августо. Томми слегка покраснел
—Да, спасибо, Том. Ты молодец, — потрепал я его по волосам. — Но я должен вас предупредить, что мисс Мина сильно изменилась. Чтобы для вас не стало это шоком… Она уже долгое время на постельном режиме. И пришлось коротко остричь её прекрасные волосы. Так же она сильно исхудала.
—Она по-прежнему отказывается от еды ? — спросил серьёзно Томми.
—По-прежнему. И ни с кем не разговаривает. По крайней мере, со мной… Но, может быть, я , как лечащий врач и просто коллега, надоел мисс Мине до чёртиков ? Надоел ещё со времён нашей совместной работы, а ? Может , мисс Мину сумеет разговорить такой славный паренёк, как ты ?
Томми улыбнулся. Улыбка у него была просто подкупающая, я заметил это ещё тогда, в ночлежке. Хотя в то время он улыбался крайне редко.
Мы вместе вошли к Мине в обычное время моих посещений. Я заранее попросил нянечку принести ещё стулья. Вид её, крайне исхудавшей и слабой, с коротко остриженными волосами, всё-таки шокировал и Августо и особенно Томми. Мальчик нахмурился и я видел, что он едва не заплакал. Мина не сразу открыла глаза, и я не знаю , увидела ли нас. Её ресницы лишь чуть-чуть дрогнули, и вновь опустились плотно. Я пригласил посетителей присесть, и сел сам, на своё обычное место.
--Мисс Мина, Томми и Августо пришли навестить вас.
--Вы меня узнаёте, мисс Мина ?— спросил осторожно Томми.
В её лице как будто ничего не изменилось. Но я заметил едва различимоё подрагивание век, и движение глазных яблок. Она слышала и всё понимала, я был уверен.
--Томми может рассказать о своих делах… , -- направил я всё-таки немного растерявшихся посетителей.
--Ну… я ведь снова посещаю школу, -- растеребил свою прилично уложенную шевелюру Томми, -- Фуу-х!, я хожу в школу, и я самый большой пацан в классе ! … Но, вот думаю, что к концу года и через лето, плотно позанимавшись, Августо уже договорился с учителем о дополнительных занятиях, я смогу перепрыгнуть через год, а, может, и через два, и учиться уже со своими сверстниками. Знаете, мисс Мина, пацаны там в классе ещё дураки дураками, даже в бочонок на щелбаны с ними играть позорно ! Щеглы, одним словом. А девочки уже строят глазки.
Я снова заметил, что веки Мины чуть-чуть дрогнули, а губы чуть-чуть улыбнулись.
--Девчонки, вы знаете, есть и очень добрые. Некоторые жалеют, что я переросток, а всего лишь в их классе. Дают мне списывать, в чём-то помогают, если я чего-нибудь по учёбе недопонимаю. Я стараюсь не списывать, но это не всегда получается. Потому что, вы знаете, я ведь давно бросил школу. Так что мне не сладко приходится. Вот честное слово, иногда так и хочется всё послать !...
--Томми принёс для вас подарок, -- вставил своё слово Августо. – Покажи!
--А, да! Мисс Мина, я решил , что еда здесь в больнице не то чтобы не вкусная, но казённая, одним словом. А я, вы знаете, у нас дома иногда готовлю. Ну вот, Августо говорит, что неплохо получается. Говорит, что мне, наверное, нужно стать поваром ! Но это, я уверен, он просто так шутит. Однако ему чертовски нравятся одни мои печенья. И он для всех наших хороших гостей просит меня испечь эти печенья. Я сегодня с утра испёк их специально для вас. Они уже немного остыли, пока мы добирались сюда, но всё-таки совсем свежие. Может быть…, может быть, вы попьёте с ними чаю, мисс Мина ?
Августо кивнул, делая Томми знак, чтобы он раскрыл принесённую коробку. Мальчик распаковал свой свёрток, открыл красивую коробку когда-то из-под магазинных печений.
--Августо может быть и прав!, -- воскликнул я.—Отличные печенья, Томми, даже по виду и аромату.
--Да нет, ну что вы, мистер Мильтон ! Я не поваром хочу стать, совсем нет !
--Капитаном корабля, -- многозначительно сказал Августо, -- И поехать в Новый Свет, бороться с остатками рабства.
Томми густо покраснел.
--Августо всегда смеётся надо мной ! Ну что, мисс, вы попробуете печенья ?...
Это было чудо. Я увидел, что Мина слегка кивнула, и открыла глаза… Боже мой, до чего же бездонные у неё стали глаза ! На этом худом, бледном лице, таком худом, что даже я , долгое время знакомый с ней, не узнал бы теперь мисс Мюррей. Она слегка пошевелила рукой, негромко сказала:
--Дай попробовать.
Томми оглянулся на меня. Я кивнул согласно. Мальчик присел на постель Мины , ставя перед ней коробку. У неё не сразу получилось взять печенье, но всё же получилось, и она чуть-чуть надкусила его, снова взглянув на Томми. Слегка приподняла брови, сказав :
--Ты можешь стать поваром на корабле.
И слегка улыбнулась, когда мы все рассмеялись тоже.
--Это мысль, мисс Мина, -- весело отозвался Томми. -- К тому же на повара меньше учиться, чем на капитана.
--Нет, -- ещё слабым, но вполне уверенным голосом сказала наша больная, -- Ты непременно должен стать именно капитаном , Томми… Большого и красивого корабля.
Кажется, у всех в глазах стояли слёзы, даже у Августо. Потому что старик вдруг наклонился и крепко пожал руку Мины.
--Выздоравливайте, мисс Мина. Вы даже не представляете, как нужны нам ! И, если вам понравились печенья, Томми напечёт их для вас хоть целый вагон.
Мы все снова рассмеялись, а Томми кивнул согласно.
--С глазурью, изюмом, орехами, с шоколадом, с чем только захотите.
Посетители побыли ещё недолго и ушли. Стало заметно, что Мина утомилась.
Но с того дня она начала поправляться. Благодарение Богу !, говорю я, хоть врачи считаются заядлыми атеистами и скептиками.
…………………………………………………………
Счастливые посетители, Томми и Августо, навестили Мину ещё не раз. И всякий раз Томми услужливо радовал больную своими новыми достижениями в кулинарии.
Мина почти совсем поправилась, и уже несколько раз выходила с нянечкой на прогулку. Я ни о чём из прошлого не решался разговаривать с ней, даже о наших исследованиях.
По большому счёту, уже возможно было выписать Мину домой. Если бы – как это ни странно ! – у Мины был дом !
В один из свободных вечеров я наведался в особняк Александра Гейсона, в Карфакс. Дом стоял весь погружённый в темноту и казался абсолютно не жилым. Ни единого огонька, ни в одном окошке, ни единого движения. Я не стал вламываться в чужую собственность, хотя долго стучался в двери и окна. И было большое искушение вломиться. На следующий день, наведя кое-какие справки, я узнал, что дом, уж несколько недель как, выставлен на продажу. Американский промышленник Александр Грейсон словно расстворился в воздухе. По его , ещё давнему поручению, дела с домом и кое-какой другой недвижимостью вели разные конторы. Его не было в Лононе, вероятно, больше месяца. И оставалось не понятным : увидит ли Лондон его когда-нибудь снова ? Александр Грейсон, попросту говоря, сбежал, бросив свою больную девушку, которую, вроде как тоже!, считал практически своей женой ! Впрочем – Александра Грейсона не было в принципе. Он был мифом, за которым скрывался непонятной нам силы Древний вампир, чудовище.
Я навестил квартиру семьи Мюррей, из которой нынче осталась одна только Мина. Там никто не жил. Мина, перебравшись к Грейсону, насколько я знал, не стала сдавать в наём это жильё. За квартирой следила время от времени приходящая женщина. В доме Мины (показав служанке доверительную записку от хозяйки ) я нашёл составленные чемоданы.
--Прибыли от мистера Грейсона, -- сообщила служанка.
--Когда ?
--Где-то с месяц назад, может, чуть больше - чуть меньше, точно не помню, сэр.
По-поручению Мины нужно было собрать небольшой чемодан. Я пришёл с одной из нянечек из больницы, женский чемодан следует собирать женщине , а не мужчине, который к тому же является просто хорошим другом.
Я решился открыть чемоданы, присланные Грейсоном. Судя по всему,там были только вещи Мины из Карфакса. Лизбет скоро собрала всё из списка, который составила ей Мина , и с тем мы вернулись в больницу, складывалось такое неодолимое впечатление, что в единственный дом мисс Мюррей !
Я не стал рассказывать Мине о Карфаксе, и Грейсоне, и о чемоданах в её квартире от Александра Грейсона. Она и не спрашивала. Словно бы ни Александра, ни Карфакса никогда не было в её жизни. Мина попросила найти какое-нибудь недорогое жильё недалеко от работы, и порядочную женщину в услужение, она хотела как можно скорее приступить к своим обязанностям в больнице.
Августо помог в поиске жилья и служанки, и, как всегда, выполнил обещанное быстро. Через неделю, с одним только чемоданчиком, который мы с Лизбет ей собрали, Мина вошла в свой новый, скромный дом.
Я некоторое время следил за Миной, стараясь делать это не навязчиво. Опасался неожиданных рецидивов болезни. Ведь всё-таки причина этих сильных носовых кровотечений так и осталась не ясной. К счастью, Мина чувствовала себя хорошо. Жильё, которое нашёл для неё Августо, оказалось уютным и как нельзя лучше подходило для нынешнего настроя и состояния Мины. Приходящая служанка – весьма доброй и ответственной женщиной. Мина, как я не раз убедился, ни в чём не испытывала неудобств. Утром она приходила на работу в больницу, потому что теперь могла свободно добираться до работы пешком. И часто лишь поздно вечером возвращалась домой. Выходные дни отдыхала дома, иногда выезжала в центр Лондона, прогуляться по магазинам или в парке. Чаще всего одна, реже – с подругами, вернее , со знакомыми девушками, ещё с учёбы или со школьной скамьи. Знакомств у Мины было совсем не много.
Ни полслова, никогда не спрашивала она меня об Александре Грейсоне или Карфаксе. По моим сведениям, никогда, даже из любопытства, не ездила к особняку. Впрочем, кажется, не посещала и дом своего отца. И можно было сказать, что Мина жила только работой. Но и в этой области с ней произошли перемены : она больше не питала никакого интереса к нашему исследованию. Она продолжала руководить всем учреждением, изрядно расширившимся, работала как врач с прежними своими, психиатрическими больными. Но редко, лишь по необходимости , заглядывала в совершенно отданное мне дополнительное крыло (к этому времени оно уже было полностью выстроено). Лаборатория, эти особенные больные, её больше словно бы не интересовали. Об открытой ею сыворотке Мина молчала, и отказалась представлять её на лондонской научной конференции – предоставив, так сказать, все лавры мне и моей Лаборатории Крови доктора Мильтона. Разумеется, я ни в коем случае не присвоил себе открытия Мины, но её имя прозвучало совсем не громко, совсем не так, как она того заслуживала. Однако она сама захотела именно такого представления её заслуг.
То, что я замечал в лице Мины, в её глазах во время болезни, не прошло. Она изменилась весьма сильно, хотя физически, внешне скоро вернулась к своему прежнему обаянию и красоте.