Посвящается моему деду Агафонову Владимиру Васильевичу, и
всем фронтовикам деревни Пышкец, Глазовского района,
Удмуртская Республика.
На горизонте разгорается несмелая заря. Её слабые лучи, как первые вестники солнца, разлетаются далеко во все стороны. Быстро отодвигают ночную темень, и освещают всё большее пространство охватываемой территории. Они несутся над изумрудными шапками деревьев, зеленеющими первыми росточками лугов, журчащими, блестящими полосками родников, очертаниями деревенского ландшафта. Долетая, лучи бьются о большие ворота, висящие на крупных кованых петлях, прибитых к толстому столбу большими, самодельными гвоздями. Проникая через расщелины досок, идут дальше и ложатся на утоптанный земляной пол внутри двора. Другие, перелетев через ворота, наискосок, проникнув через стекло, упираются в крашенный, большой косяк окна деревенского дома.
Как только свет проник через стекло, в доме проявились очертания внутреннего убранства. На стене, громко тикают часы. Одна гирька, в виде еловой шишки, соединённая, слегка заметной цепочкой в полумраке, без дела, лежит на лавке. Другая, медленно опускается, приближаясь к точке опоры, чтобы лечь рядом с подружкой. В эту ночь, кукушка спит за маленькими дверцами разукрашенных часов.
Слева и справа от часов висят рамки с фотографиями. Они, ровненько, как по команде, наклонились вперёд, словно нависли в порыве освобождения, от верёвок и гвоздей, которые держат их. Но первое впечатление исчезает, появляется другая мысль, что хозяева, скорей всего, когда развешивали, специально наклонили так, чтобы можно было лучше разглядеть застывшие на них изображения. Портреты разных размеров. В каждом портрете запечатлённый миг чьей-то жизни и образа. Они смотрят на тебя, словно ожидая, что ты им скажешь, что-то очень важное для них. Если на этой стене все рамки квадратные, то в отличие от них, на соседней, противоположной от входной двери, прямоугольные. Они, плотно прикреплены к стене. На одной, статный мужчина, с правильными чертами лица. Одет в гимнастёрку, без нашивок, в армейской фуражке с кокардой, в виде звезды с серпом и молотом. Рядом, в другой рамке, портрет женщины. Худощавая, с острым носом в пёстром платке. Если молодая женщина внимательно, даже чуть настороженно смотрит на тебя, то мужчина поверх головы, вполоборота уверено и даже целеустремлённо. У обоих открытый и чистый взгляд.
Жилое помещение, от входной двери и до противоположной стены дома, разделено пополам деревянной перегородкой. Одну четверть занимает русская печь. Между стенками дома и печи узкий коридор, уходящий в темноту. Вокруг печи, по краю лежанки и по бокам, с обеих сторон, висят занавески из белой ткани с маленькими розовыми цветочками. Рядом с окном, расположился диван, плотно прижавшись к стенке перегородки. Перед диваном невысокий, большой, старинный комод, с множеством открывающихся ящиков, на котором красуется громкоговоритель и куча газет. Далее окно. За ним стол, задвинутый плотно к уличной стороне стены. Из-за стола, до самой противоположной стены, тянется лавочка. Между лавочкой и входной дверью, стоит деревянная кровать. Над кроватью вышитая картина в стиле примитивизма. Пока осматривали горницу, солнце вылезло из-за холма и пустило прямые лучи тоненькой полоской в деревянный пол из широких досок. В помещении сразу стало светлее, словно включилась лампочка. Тут же, кто-то зашевелился на кровати.
Деревенский уклад жизни таков, что возникает необходимость вставать с солнцем и ложиться когда начинает темнеть. Для колхозников практически идёт постоянная страда без выходных и отпусков. Весной, как только поспеет земля, нужно сажать, и зерновые, и бахчевые культуры. Закончили посадкой, начинается заготовка кормов: сначала силосование, потом сено, веники для телят, ягнят, из молодых ветвей лиственных деревьев, из крапивы. Тут поспевают зерновые, весь колхоз переходит к уборке урожая и сбору бахчевых культур. Параллельно вспашка и посадка озимых, сдача государству и закладка собранного урожая для хранения в хранилища на зиму. Только вздохнули, заморозки, снег. Начинается заготовка мяса, дров на следующую зиму, ремонт автотракторной техники повозок и телег. Но помимо коллективного хозяйства, у каждого колхозника, есть ещё своё, личное, которое тоже требует немалых усилий. Приходится работать в своём хозяйстве между сном и выходом на работу, или после работы до сна.
Володя, откинув одеяло, свесил ноги с края постели. После контузии болело левое плечо, болезненно отдавая в шею. Даже не болело, а саднило, тихонечко ныло. После каждой такой ночи, рука не хотела подниматься. Если и поднималась, то сначала надо вывернуть плечо. И только потом с трудом можно поднять. Размяв правой рукой левую, покрутил плечом. Стало легче. Встав с постели, подошёл к часам, поднял обе гирьки до упора. Посмотрел на часы, послушал. Осмотрел рамки с фотографиями, как бы совещаясь, и тут же присел на лавочку. Неспешно оделся. Аккуратненько намотал портянки, проверяя, чтоб не было складок, и только после этого засунул ноги в сапоги. Вышел на крыльцо. Посмотрел на небо, на горизонт, где только что взошло солнце. Поводив глазами вокруг, как бы осматриваясь, сел на ступеньки, неспешно закрутил самокрутку. Аккуратненько оторвав кусок газеты, свернув лодочкой, посыпал равномерно махорку. Искусством крутить владели не все. Часто мужики закручивали «козью ножку». Но Володе, такой примитивный метод не устраивал. Настоящий мужик, в обязательном порядке, как он считал, должен курить самокрутку. И газеты меньше уходит и вкус табака не сильно смешивается. У него это получалось лучше всех и он этим гордился. Закончив с табаком, не спеша закрутил остаток газетного листа, поднёс к губам, совсем немного, только чуть-чуть, с самого края, с одной стороны смочил. Докрутил, тут же провёл пальцем и получилась тоненькая трубочка. Самое сложное в такой сигарете умение склеить. Помял кончик и прикурил. Глубоко вдохнув, выпустив клуб дыма. Потом пошире раскрыл кисет, положил спички, газету сложенную множество раз, затянул лямочку, верх загнул пополам, чтоб не высыпалась махорка, закрутил и связал. Кисет ему подарили ещё на фронте. Кто подарил, даже не знает. Какая-то женщина вышила своими руками и отправила посылкой, подписав: «Лучшему солдату!» Командир вручил кисет ему. Вот так вот и хранит с тех пор. Не именная конечно, но дорога, как память, как подарок. Когда приехал с фронта, жена, невысокая, рыжеволосая хрупкая молодая женщина, подозрительно посмотрела на вещицу:
«Подумаешь! Я могла бы и сама такое сшить!» – фыркнула и перешла на другую сторону горницы. В ответ Володя только улыбнулся.
Ольга уже давно суетилась вокруг печи. Встав раньше его, надоила молока, выпустила корову, овец в общий загон и заканчивала приготовлением пищи. Вышла на крыльцо:
- Встал уже? Надо бы телёнку травы накосить! – сдержано тихим голосом промолвила мужу.
- Так травы же ещё толком нет! – возразил Володя, так же спокойно. Он, сидя на ступеньке, наклонился вперёд, опёрся локтями о колени, не шевелился, не поворачивая головы, словно разговаривал сам собой.
- В этом году весна ранняя, в нижней части огорода можно немного скосить! Если не хочешь, то я сама пойду! – смотря на мужа и поправляя платок на голове.
- Да, конечно! Я выкошу и принесу! Не волнуйся! Ты приготовь угощения, сегодня день Победы! С мужиками надо будет посидеть, помянуть всех! – так же неспешно высказался муж, не смотря на неё, выпуская очередную клубы дыма.
Выкурив почти до конца, когда уже огонь начал жечь пальцы, он потушил бычок в консервной банке, пошёл в сторону сеновала. Отбив литовку, тщательно наточив оселком, направился к противоположному от дома краю огорода, ещё раз проверил инструмент, потрогав пальцем по лезвию косы, послушал, как звенит. Взявшись за лучок и косовище, аккуратненько приложил к земле пяткой, подняв остриё чуть верх. И замер, словно ждал чьей-то команды. Неожиданно бжик. Вернул на место, остановился. Бжик ещё раз. Трава молодая, в росе. Литовка работает безупречно, звенит как струна, как мелодия жизни. Лицо разгорелось, появилась улыбка наслаждения. Бжик, бжик, бжик, и снова эти мысли: «Там на фронте, он часто вспоминал, как всем колхозом косили траву! Честно говоря, ему, молодому парню, такая работа не нравилась! Что за удовольствие целый день махать косой! Совсем другое дело мастерить или работать по ремонту колхозной утвари! А смотри же, вот теперь, это приносит наслаждение! Как здорово, что не приходится копать, носить, бежать, колоть, стрелять, убивать! Понюхав пороха на фронте, только тогда начинаешь понимать, суть и смысл жизни на земле! Понимаешь и радуешься яркому солнцу, синему небу, зелёной траве, просто жизни! И ты счастлив!» Накосив достаточное количество, аккуратненько протёр косу травой, тщательно собрал скошенное, в мешок и отнёс в хлев. Поставил литовку на своё место, где висело ещё несколько кос. Осмотрел по-хозяйски двор, только после этого зашёл в дом, сняв предварительно сапоги на крыльце.
Раздевшись по пояс, с удовольствием умылся под рукомойником, надел чистое бельё, сел за стол. После завтрака. облачившись в парадный костюм, взяв жену под ручку, не говоря ни слова, вышли к клубу. Так было заведено после войны. Каждое утро 9-ого мая, председатель, направлял машины по деревням, чтоб увезти колхозников в центральную усадьбу, для проведения торжественного мероприятия посвященного дню Победы.
После торжеств, когда приехали обратно, односельчане высадились около клуба. Володя вопросительно посмотрел на них:
- Ну что мужики, где соберёмся?
- Как обычно! – сказал кто-то из мужиков.
- Я предлагаю на Гордеевской улице! – высказался БладИ.
Так-то его тоже звали Владимир. Откуда это началось, наверное, не знает уже никто. Но односельчане редко друг друга называли по имени. В ходу были немного видоизменённые имена: МитрЕй (Дмитрий), РафА (Рафаил), ТолИк (Анатолий), СемОн (Семён), МишА (Михаил), КолЯ (Николай), АркАш (Аркадий). Почему-то ударение в обязательном порядке падало на второй слог. Даже в именах: ФедОр (Фёдр), ЛёшО (Алексей) и ЛёнЯ (Леонид), умудрялись делать ударение на втором слоге. Только имена Борис и Арсень остался неизменными.
Все посмотрели на Володю:
- Вот что я вам скажу мужики! Надо собраться около клуба, как обычно! Не надо изменять традициям! По крайней мере, отсюда все уходили на фронт! Ольга тут настряпала кое-что, угощения я думаю, хватит всем! А не хватит, так ещё принесём! – слегка улыбнулся.
Среди односельчан прошёлся смешок.
Как-то так повелось, что мужики слушались Володю. Степенный, атлетического сложения, чуть выше среднего роста, с правильными чертами лица. Он никогда не кричал, ни с кем никогда не сорился и не ругался. Во все разногласия, особенно в споры, не вмешивался. Он тихонечко сидел и внимательно слушал. Когда обстановка накалялась, как железо в горне у кузнеца, и должен был непременно произойти взрыв эмоций, он поднимал руку. Когда все замолкали, он доходчиво и убедительно, разъяснял выход из создавшегося положения, или путь решения конфликта. Что самое интересное, получалось именно так, как говорил он. Если поначалу его не слушали, то со временем люди начали понимать, что его слова правильны, что нужно делать так и никак иначе. Дошло до того, что один раз, односельчане предложили его выбрать в председатели, (ещё до объединения с деревней Слудка) или хотя бы в бригадиры. Он в категоричной форме отказался:
- Спасибо за доверие конечно! И бригадир, и председатель у вас уже есть! Они прекрасно справляются со своими обязанностями! А накладки, они всегда есть и будут! Посмотрите на меня, я же здоровый мужик! И руки и ноги целы! Нечего мне с бумажками возиться! Мне только землю пахать, молотом махать, да железо ковать! Раз на то пошло, давайте, я лучше пойду в кузницу! Кузнечное дело знаю, хотя практики нет! Думаю, там, от меня, будет намного больше пользы! А чего не умею, научусь! Всё делается руками человека!
- Какой же из тебя кузнец, если не работал! И вообще, как ты собираешься работать? – прищурив глаза, с ехидцей спросил Блади. Его коробило то, что он, будучи бригадиром, не имел такой власти над односельчанами. Всякий раз пытался унизить своего тёзку. Коробило то, что у него больше орденов и медалей. То, что он прошёл через две войны. То, что был только один раз ранен и то не сильно.
- Ну почему не знаю, знаю! Я видел, как работают кузнецы на фронте, даже один раз молотом махал!
- И всё! – засмеялся Блади и несколько человек радом с ним.
- Да, практики у меня нет, образования тоже! Но сами посмотрите и подумайте! За годы войны кузница не работала! Здание обветшало! Кузнеца нет! Скоро всё это развалится! По всякому кузнечному вопросу, даже по мелочам, приходится ездить, или ходить в соседние деревни! Вот ты, как бригадир, собираешься решить этот вопрос?
- Ну! Я не знаю! Я думаю!..
- А я предлагаю! Я предлагаю всё это восстановить! Дашь добро, люди тебе же спасибо скажут! – не дал договорить бригадиру.
- Я же не против, чтоб ты работал в кузнице! Ты же дела не знаешь! Будешь только сидеть, да штаны протирать без толку! – пошёл на попятую бригадир.
- А ты проверь! Все посмотрим, что из этого получится!
- Да, хай работает! У него и кузница, как раз за огородом! Ему сподручнее: работать, смотреть и сторожить! – вмешался сосед-фронтовик Миша.
- И я не против, чтоб у нас был кузнец! У меня телеги, почти все, нуждаются в ремонте! Будет кузница, и телеги можно будет отремонтировать быстренько! – вмешался конюх Толик, коренастый, молодой парень. Недавно приняв конюшню, ему непременно хотелось навести порядок.
Колхозники зароптали, высказывая свои позиции. По голосам было понятно, что большинство за Володю.
- Ладно! Пусть работает! – махнул рукой Блади, – Думаю, от этого хуже не будет! Если что, то взыщем, как положено! Пока дела нормального не будет, на трудодни не надейся! На том и порешим! – подозрительно смотря на Володю…
- Да, день Победы, непременно надо отмечать около клуба! Это уже традиция нашей деревни! Даже, если пойдёт дождь, то можно будет спрятаться в клубе! – сиплым, свистящим голосом высказался Федор.
Мужики тут же закивали в ответ. Женщины, уяснив место сбора, разбежались по домам, чтобы принести свои угощения приготовленные заранее. Вскоре на лужайке, появились столы, скамейки, вынесенные из клуба. Собрался народ, и стар, и млад. Старики, молча, смотрели на фронтовиков. Фронтовики готовили места, молодёжь им помогала. Дети бегали, с интересом засматриваясь на происходящее.
Рассевшись, первый тост по сто грамм выпили за Победу. Закусив, посидели молча. Возможно, каждый вспоминал то время, когда была война, когда шли, выживая к этой самой Победе. Митрей обратился к присутствующим:
- Знаете мужики! Я помню, как мы, тут, собирались перед самой войной! Тут же места всем не хватало! Сколько у нас дворов было в деревне? Кто помнит?
- Двести с лишним! – как-то неуверенно сказал Федор.
- А осталось? – снова спросил Митрей.
- На сегодняшний день 34 двора! – подытожил Блади.
- Задумайтесь мужики над этим! Нужно, чтоб деревня снова ожила! – сузив глаза, и смотря на молодух ляпнул Митрей.
- Так мы же не против! – загоготали женщины – Мы даже очень за!
- Это ж надо, почти вся деревня вымерла! Кто на фронте, а многие в тылу от голода! – высказался Рафа, смотря куда-то в сторону. У него на глазах заблестели слезинки. Семнадцатилетним пацаном добровольцем ушёл на фронт в первый год войны. Из всех одногодок деревни выжил только он один.
Все резко умолкли. Тут Федор нещадно закашлял глубоко, со свистом, надрывно, словно внутренности выворачивались наружу. Этот кашель напомнил о той войне, которая совсем недавно закончилась. Были свежи воспоминания. И у каждого была она своя. Это вечный след.
- А кто похоронку получил первым? – как бы прерывая кашель, снова осмотрел Митрей женщин.
- Я получила! – глухим тяжёлым голосом, негромко сказала, стоявшая в сторонке женщина по имени Марфа.
- Потом я! – крикнула Марья.
- Потом я! И я! И я! Я-а-а! – запричитали женщины и поднялся общий вой.
- Женщины угомонитесь! – спокойно сказал Володя. Когда наступила тишина, он продолжил:
- Где погиб твой муж?
- В Белоруссии! – ответила Марфа, вытирая слёзы.
- Через военкомат, постараемся узнать, подробности! Что да, как да! А сейчас, давайте выпьем за Мишу! Хороший был человек! Вместе росли, вместе жили, вместе работали! Работал за двоих! У него всё горело в руках! Я просто уверен, что погиб геройски! Вечная память! Пусть земля будет пухом! – и Володя первым опрокинул стопку.
- Слушай соседушка и вы односельчане! Вы знайте, что наши дома находятся друг против друга через дорогу! Марья, мы, с твоим Филиппом, ушли на фронт вместе! И служили вместе! Это было под Смоленском! Нам, была поставлена задача, укрепиться на плацдарме и оборонять доверенный участок! Находясь вместе, всё же были в разных расчётах! Всё происходило на моих глазах, близко, на таком же расстоянии, примерно, как твой дом от моего! После авианалёта, немцы пошли в наступление! Мы отбили несколько атак! Потом начался артналёт! Снова атаки одна за другой! Снова отбили! Видать немчура, в обязательном порядке, хотела прорвать фронт на нашем участке! Новый авианалёт! Но он был другим! Если при первом авианалёте они отбомбились и улетели, то в этот раз самолёты, по очереди, друг за другом, начали бороздить наши окопы, укрепления, постоянно стреляя и сбрасывая бомбы! Спрятаться от них было некуда! Это продолжалось очень долго! Многие погибли, от осколков, пуль, или их засыпало землёй так, что он не смог выйти наружу! Или просто сошли сума от грохота, взрывов, постоянной стрельбы с неба и сотрясания! Земля под ногами ходила ходуном, постоянно засыпая, словно кто-то специально бросал на наши головы комья земли! Практически все были контужены! Когда самолёты отстрелялись, мы не успели вздохнуть, оправиться, как пошли танки! Теперь вместо бомб полетели снаряды! Говорю! Повторюсь! Филипп был со своим расчётом чуть впереди, правее от меня, стрелял из противотанкового ружья! Скажу вам, он был метким стрелком! Несколько танков, которые шли перед ним он подбил! Неоднократно его засыпало землёй от взрывов! Измождённый, покрытый гарью, он, снова, вылезал и продолжал стрелять! Немцы не смогли пройти через его участок! Его напарника убило осколком в голову! Филипп продолжал стрелять один! Я вёл бой в своём направлении! Возможно, он не увидел, или не услышал! Скорей всего был контужен, как и я! Сбоку немецкий танк наехал на него и прокрутился на месте! – Миша хлебнул стопку, выдохнул в рукав, смахнул слезу и продолжил, – Когда я всё это увидел, танк уже прокрутился и тронулся дальше, вдоль окопа прямо на меня! Я, выстрелил не целясь! Танк подбил! За этот бой наградили медалью! Вот только Филиппа не успел спасти! Так я потерял своего лучшего друга, земляка, соседа! Прости меня Марья! Я сам был контужен и поздно этот танк увидел! – Миша отпустил голову ниже плеч и зарыдал.
Установилась гробовая тишина. Только всхлипы Миши. Володя, положил свою руку на плечо соседа и несильно похлопал. Все, молча, выпили за героя.
- Знаешь Володя! Ты чуть старше нас! Тебя забрали в армию! Ты воевал на финской войне, потом с фрицами! Мы с твоим братом Виктором и Санькой БулдАковым, чуток младше тебя! Всегда дружили и всегда были вместе! Ты это знаешь! И мобилизовали вместе и служили тоже вместе! Только одна разница, они пехотинцами, а я, связистом! – начал свой рассказ Митрей, – Это было под Москвой! Немцы рвались беспрерывно! Всё как обычно! Сначала бомбили, потом танки, потом снова бомбили, непрерывные атаки! Саня с Витей были в одном отделении рядышком! Я к ним часто, по возможности, наведывался! Твой брат был контужен, а Санька ранен в ногу! После налёта, очередной раз пришёл на то место, где они были! Вместо окопа зияла большая воронка! Прямое попадание авиабомбы! Я ходил, искал хоть что-нибудь! Но кроме частей тела ничего не нашёл! Что кому принадлежало, уже было не узнать! – он встал со своего места, налил полную рюмку и залпом выпил.
И пошли рассказы фронтовиков про погибших и не вернувшихся с войны. Про каждого вспоминали, каким он был перед войной, по возможности, как воевал, как погиб и пили стоя.
- Жаль, что после нас забудут всех не вернувшихся с войны! Возможно, забудут и нас! – сказал охмелевший Блади.
- Не знаю! – отозвался Володя, – Это будет на их совести! Главное, что мы чтим и помним! Каждый год рассказываем о погибших поимённо! Пусть молодёжь, не видевшая войны, знает о них и помнит, какой ценой досталась Победа! Пусть, души не вернувшихся с войны, знают, они не забыты! А если, следующие поколения, забудут, война непременно постучится к ним в двери! А если постучится, уйдёт не одна, заберёт всё, что сможет забрать! И напомнит о себе человеческими жертвами!
Я был маленьким мальчиком. Когда фронтовики, в День Победы, собирались во дворе клуба, слушал их рассказы, многого, ещё не понимая и не представляя. Единственное, меня всегда удивляло и поражало то, как они, после всего этого, смогли выжить и победить. И теперь относительно спокойно, сидя за столом, рассказывают об этом.