За деревнею далекой,
За горой большой, высокой,
Очень старый лес стоит
И сердитым, хмурым, взором,
Ощетинившись, глядит:
На людей ходьбой уставших,
Толстых, стройных, исхудавших,
Что дорогой, дальней, шли,
С курса сбились, и зашли
В лапником открытый рот,
Что тропой, немой, ведет
В его противное нутро,
Где, как в погребе темно -
В тошнотворное болото,
Где смердит гнильцою что-то;
Там, где жуткая вонища,
Пробирает прям до днища,
В плен попавшую к ней, душу,
Где, совсем не найти сушу;
Там, где хворь со смрадом ходит,
Хороводы с болью водит,
Заражая всех заразой -
Цингой, чесоткой и проказой;
Где средь сих протухших вод,
Много лет уже, живет
Повелительница смрада -
Страж болот, союзник ада;
Исчезнет там, возникнет тут –
Злой кикиморой зовут;
В тине вся, словно в шелках,
На людей наводит страх,
В шляпе из гремучих змей,
Вместо брошки, соловей
На ее груди приколот,
Костью рыбною проколот,
В полушубке с мертвых жаб -
Служит ей бобёр, как раб.
Весь облезлый и плешивый,
Противный, страшный, некрасивый,
Без усов, хвоста, ушей,
Полон блох и серых вшей;
Злобой дышит, как шакал,
Много он людей сожрал,
А его большие очи -
Темны, как пасмурные ночи.
Лежит на пышной купине,
На израненной спине
И сон хозяйки охраняет,
Пока в избе та отдыхает.
А когда седая ночь,
День прогонит ловко прочь
К ней спешит еёный муж,
Мокрый, скользкий весь, как уж.
На бричке черной, как сапфир,
На морде, в сером мху, пять дыр.
В верхних двух огни горят,
Пылают пламенем, блестят.
Из средних двух торчат личинки,
Как в соцветии тычинки,
Шевелятся вправо, влево,
Точа, живое - это древо.
Ну, а в пятой - нижней самой,
По периметру, как рамой,
Вплетены лозою губы,
За ними пни гнилые – зубы.
Вместо языка, как злюка,
Шипит черная гадюка,
От туда часто вылезая,
Забредших путников пугая.
С боков торчат кривые сучья,
Загнуты к низу, словно крючья.
Ступни его – корни кривые,
Всегда в движенье, как шальные.
Вместо ушей кусты торчат,
На них семь стай грачей кричат,
Но только птицы все слепые,
Как прах костра, сидят, седые.
Поверх его лежит гнездо,
Из грязной гнили сплетено,
А в нем сидит семейство сов,
У каждой, по пять, шесть голов.
Они вращают их по кругу,
Ища добычу злому другу.
Будь ты конный, будь ты пеший-
Не упустит тебя леший,
Нагонит, схватит, и придушит,
Змеёй со рта тело осушит,
Высосав с него всю душу,
Избавив, словно от вод сушу.
И вот однажды в этот лес,
С топором на перевес,
Лесоруб зашел – Егор,
Житель близлежащих гор.
В шароварах и папахе,
В яркой, розовой рубахе,
В черкеске, темной, с газырями,
С косыми, крепкими, плечами,
С широким, кожаным ремнем,
Что украшен серебром,
А за ним наган торчит
И кинжал большой весит.
Идет тихо он по лесу,
Ищет древо на завесу,
Что прохудилась в его доме,
В ауле, на гористом склоне.
И вдруг слышит, треск ужасный,
Темень, словно в день ненастный,
Накрывает мигом лес,
Что не видно и небес,
Сколько вверх ты не смотри,
Три глаза или не три.
И тут видит в полумгле
Два дупла горят в огне,
И они к нему все ближе,
А Егор все ниже, ниже;
В одной руке топор зажал,
Второй схватился за кинжал
И сидит тихонько ждет,
А злой леший танком прёт,
Ломая всё перед собою,
Совы вертят головою
И грачи во всю орут,
Курс хозяину дают.
И вот стоит он перед ним,
Во мху - ужасный исполин,
К Егору вперёд крючья тянет,
Глазами его к себе манит,
А гадюка, с его рта,
Ждёт момента, лишь, когда
Ей пружиной, быстро, свиться,
Выстрелив, скорей вцепиться,
В гостя, что пришёл к ним в лес,
С топором на перевес.
Поднял руку вверх Егор -
Засвистел в ней, в миг, топор.
Машет ловко им боец,
Скоро лешему конец.
Рубит крючья топором,
Тяжким, как шахтера лом.
Не прошло и двух минут,
А враг стоит уже без рук,
Но Егор не угасает -
Корни гаду продолжает,
Он с усердием рубить,
Супостата изводить.
Из щепы большой фонтан -
Стал безногим истукан.
А Егор не угасает
Дальше, гаду, продолжает,
Кусты-уши вырубать -
Насест грачиный истреблять.
Те кружат, орут над ним,
Но Егор неутомим.
Пять секунд – упали ушки,
С ними вместе грачей тушки.
Разошелся наш Егор,
Свистит безудержно топор.
Разрушает он навес,
Из сов, гнилую, РЛС.
Подойдя потом ко рту
Смотрит в его темноту,
Змея прыг, а тут кинжал -
Ловко голову ей снял.
Завопил тут враг, как слон,
Прервав своей супруги сон.
Та вскочила и скорей -
На помощь мужу, бобр с ней.
А леший, тихо, всё стонал,
И о пощаде вопрошал,
Но Егор к его мольбам
Равнодушен был, как хам,
Кинжалом в сердце уколол
И на две части расколол,
Обрубок врага своего –
Не дрогнула рука его,
Огонь в глазах врага потух
И умер в нем зловещий дух.
А кикимора спешит,
С ондатр на упряжке мчит,
За нею следует бобёр,
Кричит, хрипя: «Держись Егор!»,-
Глаза его кровью налились,
На лапах когти заострились,
Резцы в два раза больше стали -
Добычу свою услыхали.
А за ними сильный смрад,
Что усыпит и сразу в ад,
Утащит ловко жертву он,
Как житель джунглей – злой питон.
И вот они перед Егором,
С оскалом жутким,
Грозным взором.
И говорит тут соловей,
Что рыбной костью прибит к ней:
«За то, что ты убил супруга,
Пусть в плен захватит тебя вьюга.
Поморозит, пожует,
В рыхлый снег всего сотрет,
Затем огонь пускай растопит
И грунт лесной тебя проглотит!»
Рассмеялся тут Егор,
На землю бросил свой топор
И с бравадой речь держал,
В руке левой сжав кинжал:
«Ты меня тут не пугай,
Видишь, какой я бугай,
Мгновенно могу твою рать
На клочья мелкие порвать,
Так, что кончай ты балаган!»,-
А сам тихонько свой наган,
Тянет правою рукой,
Затевая с ведьмой бой,
Ведь в оружии его,
Не свинец, а серебро.
Тут старуха разозлилась,
И мгновенно появилась,
Вдруг откуда не возьмись,
Буря снежная и ввысь,
Клочья снега подняла,
И морозом обдала,
Лесоруба, что в сей лес,
С топором на перевес,
В гости к извергам пришел,
Ловко лешего извел.
Но Егор наш не дремал,
На курок скорей нажал,
Выпустив две быстрых пули,
Что стрелой острой проткнули,
Соловья и ведьмы грудь,
Что не вскрикнуть, не вздохнуть-
Развела старуха руки
И на шляпе две гадюки -
Приготовились к броску,
Но Егор наш на чеку,
Прицельно дважды он стреляет-
Сестёр гремучих убивает.
Разозлился тут бобёр
И с гневом дьявольским попёр,
На обидчика старухи,
Над ним вьются роем мухи,
Кусают спину, вводят яд,
Чем ещё больше его злят,
И сделав дьявольский оскал,
Он прыгнул прямо на кинжал,
Который наш Егор подставил
И прямо в сердце им ужалил,
Пробив плешивые бока,
И уснул бобр на века.
За ним упала и старуха,
Тихонько не издав ни звука.
Вправо, влево покрутилась
И в гниль с трухою превратилась.
Остыл её со смрадом пух
И умер в нём зловещий дух.
Встрепенулся тут же лес,
Кроны взвились до небес,
Стало сразу в нём светло,
Зло сменило в миг добро.
Повылазили зверюшки:
Лисы, зайцы, белки, хрюшки,
Медведи, лоси и олени,
Что в валежниках сидели,
Прячась от проказ четы,
Под покровом темноты.
Прилетели с трелью птицы,
Кукушки, сойки и синицы.
Воспрянул духом старый лес,
Повергнут в нём коварный бес.
Ожил в нём мох и ягодник,
Забил в низиночке родник,
С кристально чистою водой
И оросил весь лес собой,
Промыл болото, убил смрад,
Прогнав зловонья его в ад.
И зацвели в нём все цветы,
Налились зеленью кусты,
Стал молод он, пушист и мил,
Егору оду подарил:
«Спасибо тебе мой спаситель,
Злых чар и магий истребитель,
Что разобрался с тёмным злом,
Заполнил пустоту добром,
Помог подняться мне с колен,
Покинуть царства мёртвых плен,
Воспрянуть духом и ожить,
Позволь же мне тебе служить,
Верой и правдою моей,
И одарить тебя, скорей,
Подарками моей долины:
Лукошком сахарной малины,
Вкусной, спелой ежевикой
И темно-синею черникой.
Я подвиг твой век не забуду,
Служить, усердно, тебе буду!»
Егор, взяв древо на завесу,
Поклонился низко лесу,
Отведал ягод ароматных,
Нежных, вкусных и приятных,
И пошел скорей домой,
Вслед за мулом и арбой.
Тут и сказочке конец,
Кто прочёл всю – Молодец!