Всю неделю мне приходится очень рано вставать, чтобы успеть на работу.
И, когда в стойкой полутьме раннего утра я отрываюсь от магнита подушки, и заставляю по очереди сначала одну, потом другую руку, потом ноги, и так вся целиком выкатываюсь из-под одеяла, - я твердо обещаю себе, что (вот только дождаться) в субботу, и в воскресение, - буду спать, сколько захочу.
Это действует ободряюще, и успокаивающе.
В эту субботу я, наконец-то, спала, как обещала, себе в награду.
Так что даже не поняла, что именно выдернуло меня из цепких и нежных объятий Морфея
Звонок мобильника прорвался в пространство только после отхлынувшей волны испуга, оттащившей все возможные мысли далеко в сторону от того места, где, вздернув себя с кровати, я шарила в сумке деревянной, оловянной... рукой: "Ну где же он?!"
Электронные цифры на экране мобильника показывали 7:10 утра.
- Але, - как можно вопросительней прошипела я в трубку.
- Хей, - бодро ответил мне незнакомый женский голос, меня зовут....(было бы странно, если бы я смогла разобрать. А еще пуще, запомнить это имя, воплотившее в себя неповторимый колорит какой-то балканской страны). Между тем голос продолжал: "Я подруга Ядранки!".
( Кто это?)
На плохом шведском мне втолковывали, что я должна (!) подняться на третий этаж, и позвонить в дверь квартиры, которая как раз над моей, потому, что Ядранка не отвечает по телефону, а значит спит, не проснулась. А они, вместе, должны через час уезжать с центрального вокзала.
Все это я с трудом разобрала слово за словом, переминаясь босыми ногами на коврике в прихожей, поскольку сумка, с неизвлеченным из нее вовремя телефоном, была брошена как раз на стул у двери, как только я пришла вчера с работы.
Коврик надо-бы пропылесосить, подумала я, пока голос твердо наставлял меня идти, и звонить.
Отказа в этой пробуждающей просьбе не предполагалось.
Мысли путались, подавляемые вместе с зевотой сопротивлением свету и звуку.
Оказывается, мою соседку зовут Ядранка.
В силу местных традиций, с соседями принято только здороваться, не далее того.
В данном случае я оценила всю степень деликатности шведской культуры. Все-таки дистанция должна сохраняться.
- Ты хочешь, чтобы я поднялась на третий этаж, и позвонила в дверной звонок?- наконец сформулировала я настойчивое требование незнакомого голоса.
- Точно. Квартира как раз над твоей. А то мы опоздаем на поезд.
- А как ты узнала мой телефон? - неожиданно обрадовалась я возникшему в моем сознании как- бы способу самозащиты, подразумевая: "Вот тебе мой ответ!"
Тут принято обращаться на "ты" ко всем знакомым и незнакомым, молодым и старым, только короля исключили из этого списка.
Так что мое амикошенство в данном случае понятно. Но откуда у нее мой телефон-то?
- А я в поисковой системе нашла, - сразу же отбросил все мои сомнения голос. Открыла список жильцов, там номера квартир, и телефоны. Ну так ты идешь, или нет? А то мы опоздаем.
- Хорошо, - недовольно согласилась я.
Но никто уже меня не слушал.
Я запахнула как можно глубже длинный черный халат с большим белым, иероглифом (символ воды) на спине, выданный мне в подарок (за немалую стоимость проживания) в спа-отеле под таинственным названием "Маленькая Азия" (почему маленькая я так и не узнала), и, всунув ноги в летние прогулочные туфли, потопала на третий этаж.
Вместе с тем меня не оставляла мысль, а вдруг Ядранка не проснулась по какой-нибудь недоброй причине. Что я тогда буду делать, и зачем мне вся эта ответственность в такую рань? Поспать уже все-равно не удастся!
Остановилась перед дверью, и механически, как запрограммированная, тупо нажала на кнопку звонка. Тишина. Еще раз. За дверью ничего не происходило, никаких движений, что опять вернуло меня к неприятной мысли о причине не просыпания Ядранки, и к вопросу о моем участии во всем этом.
Стоя напротив глухой двери, я представляла, как буду давать показания полиции.
Но сначала надо позвонить той подруге, и сообщить, что дверь мне так и не открыли. Хорошо, что телефон отпечатался на "входящих".
Я повернулась иероглифом к неожиданно возникшей проблеме, и сделала шаг в сторону лестницы, как вдруг услышала щелчок замка, и скрип отворяющейся двери.
Нечесанная, в мятой серой пижаме Ядранка, криво улыбаясь, возникла на пороге.
- Мне твоя подруга позвонила, - как можно мягче попыталась разрядить ситуацию я.
- Знаю, - коротко ответила Ядранка, и закрыла дверь.
Интересно, стала бы я благодарить, если бы меня вот так соседи по субботам будили? Или что бы я сказала?
- Погоди, - утешил мой друг-переводчик, она тебе обязательно при встрече все объяснит, и извинится, конечно. Я так думаю.
Ну и зря. То есть зря он так думал.
Мы встретились примерно через месяц.
Ядранка прошла мимо, завороженно глядя в экран мобильника и нажимая в нем кнопки. Она даже не ответила на мое "Хей" ( привет по- шведски), наверно просто не расслышала, ведь у нее в ушах были пробки-наушники.
- Может они так пошутили? - констатировал мой друг.
Впрочем, он и сам был потрясен, вернувшись с церковного сада (так по-шведски звучит кладбище).
Дело в том, что рядом с могилами его родных появилась совсем свежая могила.
На огромном мраморном надгробии родственники Димы Димыча выбили ему жалобный текст: "Лежащие тут дорогие и любимые недостающие нам".
В переводе с из родного языка на плохой шведский это бы звучало примерно так: "Нам будет не хватать тебя, лежащий тут дорогой Дима Димыч...".
- Как можно так неграмотно писать на надгробии? - недоумевал мой друг.
Я заметила, что он очень болезненно реагирует на небрежное отношение к шведскому языку. Видимо потому, что переводчик.
"Лежащие тут...", - возможно они имели ввиду будущее, или правильнее сказать его коллективное отсутствие, то есть все там будем, по - русски говоря...
И тут же вспомнилась Тина.
Она, вместе с подругами, отмечала свой "далеко за..." юбилей в шикарном по ее понятию ресторане, и по этому поводу накануне обошла множество недешевых магазинов, в поисках красивого платья. Для себя же не жалко. Тем более в юбилей.
Наконец потратилась (тебе подходит!) на весьма приличный белого шелка костюм, сидевший на ней хоть и в обтяжку, но весьма кстати освежающий лицо, и придающий желаемый вид весьма солидной, и успешной дамы, благосклонно относящейся к своему возрасту.
Подруги, как и ожидалось, пришли одетые кто в чем. Но это и не важно. Тина царственно встречала каждую.
Когда гости распределились вокруг стола с закусками и вином, разлитым для удобства в сверкающие стеклянные бокалы на утонченных и высоких ножках, все как-то разом почувствовали, что надо приступать к празднованию.
Но без поздравления, а особенно без тоста, - как можно!
Поэтому, одна из добрых и закадычных подруг, высоко подняв в правой руке притихшую в прозрачном стекле сервировочных бокалов рубиновую свежесть Бордо, даже не обратив внимания на год, в который был собран урожай винограда (а какая, собственно, разница), постучала зажатой в другой руке вилкой по хрустальной вазочке с цветами, требуя тишины, и начала торжественно, и громко: "Дорогая Тина!"
Тина повернулась, вся подавшись навстречу тосту, и неловкая, но прелестная улыбка скользнула по губам, застыв в спокойном ожидании.
Конечно, ей следовало вот так открыть себя, радостно воспринимая все, что скажет о ее жизни, о ней самой, о легком и добром ее характере дорогие гости.
- "Мы собрались здесь,- продолжала подруга, чтобы...
В это время тонкая ножка бокала предательски скользнула между пальцев, хорошо сдобренных кремом, купленным по случаю на распродаже, и бокал даже не покачнулся, а сразу опрокинулся, как чаша песочных часов, когда весь песок уже пересыпан, и надо менять течение.
Вино расплескалось по белому костюму Тины, большей частью по блузе, конечно, но и юбке досталось.
Тина так не успела снять блуждающую улыбку, теперь уже с окаменевшего от шока лица.
Подруга запнулась, заглотнув глубоко в легкие сдавленное " А...".
Зал вздрогнул, и загудел жалобной нотой: "Зи-зи-зи...".
- Ой, прости, - наконец выдохнула та. Я сейчас! И побежала в кухню за подсобными для отмывания материалами.
- Да ничего, - обратилась к присутствующим Тина, но не своим вовсе, а непривычным чьим-то голосом, - не обращайте внимания. Не поверив, впрочем, ни одной произнесенной ей самой букве, (просто так надо было сказать).
Персонал ресторана сразу же включился в оказание помощи.
Как раз накануне, медицинской сестрой им была прочитана лекция, и тем, кто принял участие в практических занятиях, (стоя на коленях, с силой вдыхать в холодные губы, а потом три раза с силой нажимать двумя скрещенными руками на безжизненную грудную клетку, и так пока не оживет, резиновый-то манекен!) - выдали свидетельства в виде коротенькой визитки с фамилией, и красным крестом на тыльной стороне.
Персонал долго тренировали, обращая особое внимание на то, что человек должен лежать на полу справа от дышащего и нажимающего.
Поэтому Тину тут же, со знанием дела, положили на пол, но в рот дуть не стали, а промокнули красные пятна салфетками, и посыпали их солью, предусмотрительно принесенную кем-то из кухни.
Тина лежала на полу, в красных по белому пятнах, густо посыпанная солью, и смотрела в потолок, на сверкающую как назло люстру, думая, что вот, вся жизнь так, и ведь авансом все оплатила...
Носки ее белых лаковых туфлей, до сих пор сжимавшие пальцы ног, развернулись, образуя в контуре латинскую букву " v ", в другом бы случае можно было сказать виктори, победа. Но не сейчас.
Живот Тины медленно, в такт со всплесками чьих- то слов и терзаний, то вздымался кверху, то опускался...
Вокруг нее венчиком склонились головы подруг, с озабоченными и соболезнующими взглядами.
Вдруг у кого-то из присутствующих в сумочке предательски загремела радостная музыка менуэта известного композитора восемнадцатого века, как оказалось написавшего музыку для мобильных телефонов.
Под общее молчаливое неодобрение хозяйка мобильника наконец извлекла его:
- Алло, - полушепотом ответила она, я не могу сейчас говорить, я на юбилее!