Они не поймут меня, нет, никогда. Хоть бейся о стекло, словно мотылёк,
хоть истерики устраивай на рассвете.
Птицы вернутся только весной, а пока пускай в четырёх стенах своих катакомб бумажных синиц и смотри как на улице вьюжит.
Как на полу валяются сотни окурков, шприцов и блокнотных листов.
Мне после тебя – учить латынь:
кто мёрт, того и язык.
Такие правила, увы.
Мне после тебя – остался на губах привкус рябины,
рубашка пропитанная насквозь новым Герленом и зыбкая прохлада где-то внутри,
где бушуют стихии, айсберги и лютые холода – мой трёхлетний лёд совсем не оставил тепла.
До головокружения, до рвоты – образ этой злосчастной зимы со вкусом малины оказался слишком сильно вшит под кожу,
и письма к тебе до хруста костей так милы и невинны, что всё, что пишу – не перечеркнёт в этом мире никто.
Даже если захочет.
Даже если под угрозой собственной жизни.
Между строк нежность пылает,
прильнувшись губами к тонким запястьям, а Вы, не поддавайтесь строчкам убогим, убийцы-садисты тоже добры к своим жертвам.
Да и мои слова – это просто чума, бич современного мира.
Они не стоят и гроша,
и смысла верить мне тут нету.
Ты просто слушай, только не мимо ушей,
слушай, как наша реальность растворяется в сливках невкусного кофе,
в пустых голосах и густом тумане ресниц.
Все церберы в груди действительно сдохли и мне снова по кайфу наслаждаться этой свободой, после очередного взрыва эмоций.
Не мимо ушей, тварь, я ведь просил.. Ну? И кто из нас не любил? Не ори. Я позабыл забыть побочные эффекты этой бракованной любви.
Псевдо-свобода. Не забыть.
Не забыть без объяснений, а главное – быстро, про волшебную атмосферу с тобой:
когда вдыхая рядом кислород, выдыхал в пространство блестки, искры, звёзды.
Я был мудаком, привязавшимся не к тебе, а лишь к каким-то мелким деталям, пропавшим без вести в нашу первую ссору.
Твоя бесконечность оказалась фальшивой и рванной,
а небо показало истинную сущность в красных тонах.
Мы.. Мне до сих пор снишься ты,
подобно повзрослевшей Мальвине, в цветах, когда-то прекрасных таких, сейчас же:
иссохших, завявших, забытых.
Время, мотивы, поступки меняют людей:
тебя изменило, меня потрепало, заперев кровоточащее сердце на ржавый замок.
За дверью которого теперь только лёд, не позволяющий согреть другие /чужие/ ладони синхронным биением пульса и счастьем размером с Юпитер. Заливаясь нежностью, словно молоком, я отдавал тепло совсем не тем людям, наивный какой.
Невозможно согреть маленьким огоньком весь Северный полюс. Невозможно. Избавиться от приобретённой после тебя фобии, которая с каждой секундой затягивает всё глубже во тьму. На самое дно. Без воды.
Нет, я не захлёбываюсь, я блюю песком, камнями и твоими голубыми глазами.
Молчание громче.
Я был у врача.
Он поставил диагноз, совсем не утешительный для когда-то счастливой семьи – амнезия, горчащая на вкус у вашего сына.
Первый раз за всё время действительно счастлив, док,
спасибо.
Ведь
Я
Так
Устал
Её
Помнить.