Каждый носитель русского языка хоть раз в жизни слышал выражение «ни зги не видно». Споры и исследования происхождения слова «зга» не утихают уже не один десяток лет. Но окончательной версии его происхождения до сих пор нет. Тем удивительней было встретить его на страницах «Велесовой книги».
Но сначала несколько слов о современном понимании этого слова.
Начнём с того, что ни один словарь старославянского языка его не знает. Следовательно, в литературе 10 – 13 веков оно не использовалось. Но уже в повседневной жизни 18 века оно свободно ходит в обращении.
Так Александр Семёнович Шишков (1754 - 1841), писатель, военный и государственный деятель, адмирал (1823), Государственный секретарь и министр народного просвещения в своём знаменитом «Рассуждении о старом и новом слоге Российского языка» (1824) глубокомысленно вопрошал: «Какое знаменование имеет на французском языке слово зга?». Т.е. его российское происхождение вызывало сомнение.
Тем не менее, уже, в 1863 г. Владимир Даль включает это слово в свой толковый словарь, где приводит следующие его значения:
1) темь, потемки, темнота (сгаснуть? сгинуть?, сокращ. стега, стезя, как Цна из Десна?)
2) Кроха, капля, искра, малость чего.
Как видим, Даль не знает, что в народе употребляется ещё и третье значение – кольцо для лошадиной упряжи. Что весьма странно для такого именитого знатока русского языка.
Впервые в научный оборот слово «зга» в этом значении ввел сводный «Словарь русских народных говоров», где воспроизведена запись, сделанная в 1957 г. в Псковской области: «Продень повод через згу и привяжи к гужу», с толкованием «зга - кольцо у дуги, через которое продевают повод оброти».
Таким образом, в своём третьем значении слово «зга» вошло в оборот уже в советское время, и соответственно является новообразованным.
Происхождением слова «зга» в своё время занимались ведущие языковеды страны. Приведём лишь результаты трёх из них, по моему мнению наиболее авторитетных в этом конкретном вопросе.
Ж.Ж. Варбот:
«С XVII в. в России в связи с совершенствованием средств сообщения развивается ямская повинность крестьян. Возникли условия для выхода элементов профессионального языка крестьян-ямщиков в более широкую социальную среду путешествующих. Новое для них выражение не видеть зги было близко по значению и звучанию к старому не видеть стезю, но имело явные преимущества как выразительное средство: оно обозначало не состояние больного человека, а погодные условия, и для горожан и вообще лиц не крестьянского сословия не было терминологически ограниченным, а потому могло развиваться семантически и далее. Таким образом, произошла подстановка нового слова в старый фразеологизм. Этому способствовало, очевидно, и осознание в старой форме книжности слова стезя, которое если не заменялось словом зга, то вытеснялось формой стега.»
Таким образом, Ж.Ж. Варбот вопреки данным переносит третье значение слова «зга» на 300 лет ранее, без какой либо исторической аргументации, основываясь лишь на общих рассуждениях.
Г.И. Магнер:
«В целом же выражение «ни зги (стеги) не видно» означает: тьма такая, что даже стеги, т.е. прута, хворостины, которую можно поднести к самым глазам, не различить.»
Поскольку исследование Магнера действительно обоснованно серьезным языковедческим анализом, то его версию следует признать четвертым значением слова «зга». Но оно не проливает свет на его происхождение.
В.M. Мокиенко:
«Если выражение «ни зги не видно» первоначально означало полней-шую темноту или слепоту, то тогда оно не тавтологичное, бледное выра-жение (как это было бы при расшифровке зги как «стезя»), а яркий образ полный глубокого психологического смысла. К такому выводу (в некоторых моментах опираясь на материал Д. К. Зеленина) приходят авторы одной из книг по культуре русской речи З.Н. Люстрова, Л.И. Скворцов и В.Я. Дерягин. В какой-то мере это этимологическое толкование предвосхищает Р.И. Будагов. Он связывает выражение со словом «зга» в значениях «мгла» и «искра». Не видно ни зги в этом случае может буквально означать «так темно, что не видно даже самой темноты, ничего не видно» или «так темно, что не видно даже искры».
Тем самым «паремиологический аргумент» проф. Р. Эккерта в какой-то мере обретает свою актуальность и для «искровой» интерпретации.»
Иными словами Мокиенко поддерживает далевскую интерпретацию слова «зга» как искра.
Именно в этом значении его и интерпретируют все переводчики «Велесовой книги».
Хочу напомнить, что писатель и адмирал, человек просвещённый и образованный, А.С. Шишков в 1824 г. не знает, что означает слово «зга». Поэтому, скорее всего в этом значении оно стало доступно лишь после выхода в свет толкового словаря Даля в 1863. В начале 19 века использовалось лишь крылатое выражение и смысл его для всех был понятен, а вот значение самого слово оставалось загадкой.
Противники «Велесовой книги» приписывают её фальсификацию А.И. Сулакадзеву (1771 – 1830), который, так же как и Шишков, вряд ли знал значение слова «зга», чтобы использовать его вне известного всем выражения. Тем не менее, это слово появляется на страницах «Велесовой книги» в совершенно ином контексте.
Дощечка III-26, с.10,11
Итак, Заря идёт, ведя зги свои, треся одежды Дажьбоговы, и зги те разлетаются до края небесного.
Дощечка 7э с.7
Сами мы на земле как зги, вспыхиваем во тьме, и будто не было нас на ней никогда.
Если заменить слово «зги» в этих предложениях на слово «зарницы», то текст становится абсолютно понятным, наполненным поэтичностью русского языка:
Итак, Заря идёт, ведя зарницы свои, треся одежды Дажьбоговы, и зарницы те разлетаются до края небесного.
Сами мы на земле как зарницы, вспыхиваем во тьме, и будто не было нас на ней никогда.
Таким образом, «зга» в контексте «Велесовой книги» это «зарница». До настоящего времени, ещё ни кто не выдвигал этой версии, поэтому приписывать её Сулакадзеву, по меньшей мере, не корректно. Присутствие этого слова в тексте книги является лишним подтверждением её подлинности.
В этом случае известное выражение «ни зги не видно» - «зарниц не видно», должно трактоваться как «пасмурно», так как в темноте зарницы наоборот видны очень хорошо, в отличие от плохой погоды.
Таким образом, потеря понятия ключевого слова, изменило содержание самого выражения, сохранив лишь его суть – плохая видимость, показывая тем самым цепкость народной памяти.