- А ты думаешь, твой сынок всегда будет такой же, как сейчас? – спросила тётка Вера, жившая в доме через дорогу наискосок. Уже с десяток лет они мирно соседствовали. Вот и сейчас проводили коров в стадо и не спешили уходить с лужайки.
- И не надейся. Пока ещё до армии, может, будет с вами считаться, а там уж… Он же у тебя по гороскопу Рак, как и наш Иван. Каким ласковым и внимательным он у нас рос: всегда старался по хозяйству помочь, очень трогательно заботился обо мне. А женился – как отрезало. Один раз приезжал со своей Мариной. Мы им очень рады были, да и они вроде остались довольны. А уехали – и вот уже шестнадцать лет ни письма, ни весточки. Мы даже в розыск подавали, нашли его. Но после тех переговоров по телефону он ни разу больше не дал о себе знать. Рак. Раки же все пятятся назад.
- Жизнь покажет, - уклончиво ответила Матвеевна, подавляя внутреннюю неприязнь к прозвучавшему пророчеству, и поспешила к своему двору. А в душе продолжала митинговать, оспаривая слова пожилой женщины:
- Придумала сравнивать! Разве слепая, чтоб не видеть, что наш сын так никогда не поступит с родителями: без вредных привычек, скромный, учтивый и хозяйственный, помощник отцу с матерью, дорожит не только ими, но и многочисленными родственными связями. В нём уж как можно сомневаться?
Тот разговор вскоре забылся, потому что приближалось восемнадцатилетие этого их меньшого и ему предстояло идти служить. В семье с тревогой ждали неминуемой даты: страшила вероятность участия новоиспеченного служивого во второй чеченской антитеррористической кампании. Не стало покоя материнскому сердцу ни днем, ни ночью.
По предварительному отбору парня записали в погранвойска, в которых с честью отслужил в свое время отец. Но, пока ему исполнилось 18, заканчивались последние дни призыва и основные наборы оказались уже сделаны.
… Оставались считанные минуты до объявления посадки мобилизованных в автобусы, дожидавшиеся у райвоенкомата, когда муж резко отвернулся и торопливо зашагал прочь.
- Куда ты? – кинулась за ним Матвеевна. – Сейчас ведь уже увезут, - и осеклась, увидев обернувшееся к ней лицо, перекошенное рыданиями.
- Я же тоже служить уходил, родители провожали – и ничего вроде. Почему сейчас так тяжело провожать?- неуклюже оправдывался муж, старательно вытирая глаза, чтобы не огорчать сынка перед дорогой.
- Должны были увезти в Анапу, но покупатели не дождались, уехали. Заберут в Североморск. Через день отправка. Разрешили сообщить домой: может, родители захотят приехать проводить, раз путь неближний, да и вещей теплых подкинут – Баренцево море, полярные ночи всё же…, - позвонила дочь из Барнаула, куда из районного военкомата уже доставили их новобранца.
- Север? Ну и что, пусть холода. Зато подальше от Чечни, - удовлетворенно осмысливала мать. Это позже ей предстояло пережить потрясение после выпуска телевизионных новостей об участии Черных Беретов Северного флота в спецоперации на Кавказе: расстояние – не препятствие, могли отправить хоть откуда.
А тогда спешно стала собираться: ещё раз увидеть, обнять свою кровиночку, покормить домашним вкусненьким.
Двухчасовой путь в такси казался ей нескончаемым, и предательские слёзы искажали пролетающие мимо стекол авто очертания строений и лесополос.
…Потянулись долгие дни неизвестности и ожидания.
Первое письмо пришло через месяц. Матвеевна торопливо распечатывала конверт из пачки ею же подписанных и уложенных в дорожную сумку сына. Тетрадный лист, испещренный неповторимыми родными буковками, не желал делиться информацией, текст расплывался пятнами. Не понимая, в чем дело, опять и опять пытаясь вглядываться, она обескураженно осознала: не видит!.. И с письмом в руках бросилась к мужу.
Именно с того дня она никогда уже не обходилась без очков.
Сынок служил. Всё ладно было у него в учебке, а потом и на основном месте прохождения службы. Не случайно от командования пришло благодарственное письмо родителям.
Теперь связующей ниточкой между ними стали письма. Она писала их едва не каждый день, а родной морячок старался не задерживаться с ответами, регулярно отвечал, а иногда и сам писал на опережение, если удавалось. И столько доброго участия и любви было в тех письмах. Мальчишка оказался в совершенно иной климатической зоне, постигал флотские будни бок о бок с городскими ребятами:
- С ними даже не о чем поговорить: ни в комбайнах, ни в мотоциклах не разбираются, - сетовал огорченно. Сам-то он до призыва уже успел отработать два сезона то на комбайне, то на тракторе во время уборки, на сто рядов перебрал мотоцикл. – Недавно в выпуске новостей по телевизору показали комбайны в поле, так я аж как будто дома побывал – так хорошо стало на душе,-и продолжал расспрашивать обо всем, что происходит дома.
Однажды в полночь к ним в окно постучали. Сосед, живший домов через пять, у которого был стационарный телефон, запыхавшись, торопил:
- Ваш сын звонил. Сказал, что очень хочет вас услышать. У него есть полчаса, будет ждать на телеграфе в Мурманске, чтобы вы позвонили туда от ваших родственников.
Если бы включить мозги, можно было понять, что успеть нереально.
Но они с мужем сорвались с места и,что было мочи, побежали по темной ночной улице в другой конец растянувшегося на несколько километров села к родственникам, у которых тоже был телефон. И, конечно, не успели.
- Уже ушёл, – ответила на запрос дежурная.
Через полгода его старшина опять отправился на Алтай за новобранцами.
- К нам в гости заходил старший мичман! Привез весточку от нашего меньшого! – позвонила дочь.
В конверте лежали ленточка от бескозырки, мятая пачка низкосортных сигарет и записка, эмоции из которой обдавали волнами, будто обнимали:
- Родные мои! Уговариваю старшину с вами повидаться, и заранее завидую ему при мысли, что увидит вас. Что же мне вам передать? Какую частичку себя? Разве что ленточку от своей бескозырки? Пап, для тебя сэкономил пачку сигарет. Попробуй, что тут приходится курить.
Когда непосредственные начальники стали уговаривать его остаться служить по контракту, он обратился к родителям за советом:
- Как быть? Что скажете?
А что сказать? Село вымирало без рабочих мест для трудоспособных здоровых мужиков, вынужденных искать заработка вдали от дома. А тут – перспектива профессионального роста и гарантия, что сможешь себя обеспечить. Но даль несусветная: не соберешься и не съездишь повидаться, когда вздумаешь. Значит, неизбежно связи родственные станут слабнуть. Примерно об этом и написали в ответном письме.
- Всё, решено: никаких контрактов, только домой, - подвел черту будущий дембель.
А спустя некоторое время ярким летним днем в парадной флотской форме открыл калитку:
- Мама, я вернулся! – Бесконечно ёмкой была короткая фраза. Видно, долго вынашивал в себе и многократно мысленно произносил.
Приободрились, воспрянули духом родители, поглядывавшие на энергичного, ладного молодца: старается зарабатывать, успевает дома помочь, с людьми ладит, а уж до чего душевный – слов нет. Ожил, повеселел родительский дом с его возвращением.
… Пролетел незаметно ещё год. Пришла пора парню жениться. Сосватали и привели в дом невесту. А там и свадьбу сыграли.
В среду последовавшей после свадьбы недели сын заехал за Матвеевной на работу как раз к окончанию трудового дня.
Пока она приближалась к машине, он что-то проверял под капотом, потом суетливо поторопился зачем-то открыть заднюю дверцу.
Ей бы смекнуть, что для неё, ведь молодым и в машине сидеть лучше рядом – она б охотно поддержала: какой разговор, конечно, и только порадовалась бы за них. Но её мысли ещё оставались там, на рабочем месте, и она просто привычно опустилась на переднее сиденье рядом с водительским.
- Сейчас ещё за Мариной заедем (она у родителей) – и домой, - проговорил он, избегая прямого взгляда.
Подъехали к дому сватов, сын нажал на сигнал. Реакции не последовало. Стали дожидаться. Через какое-то время молодая сноха деловито вышла из дома, мельком взглянула в их сторону, удалилась в одной из надворных построек и почти сразу вернулась в дом.
Сын вышел из машины, отправился за нею следом. Опять зависла пауза. Наконец они вдвоем вышли из дома и направились со двора. Но у калитки сноха остановилась, демонстративно скрестив руки на груди:
- Я тебе сказала. Или ты меня больше не увидишь.
- Мам, пересядь на заднее сиденье, - стремительно подошел сын и рывком распахнул дверцу, за которой сидела мать.
Ошарашенная Матвеевна вышла из машины прочь и побрела домой по бесконечно длинной и ставшей почему-то мало узнаваемой улице.
Они не возражали: объехали и, не задерживаясь, вскоре скрылись из виду, последовав к общему теперь для всех для них дому.