Серёга

Людмила Дейнега
            

  Сразу после войны, вернувшийся домой живым и невредимым на радость родителям Илья, уже утром, когда пошел к колодцу за водой, заприметил сероглазую невысокую дивчину, еле тащившую тяжелую бадью с водой… «Давай помогу!»- сказал чернобровый солдат молодой девчонке, а затем вопросительно посмотрел на неё: «Танюха, ты что ли?» Это действительно была Татьяна, его соседка, которая за эти четыре страшных военных года превратилась в писаную красавицу с выразительными серыми глазами…  С этого момента Илья потерял голову. «Куда я ей?» -думал он не однажды. И боялся подойти к этой невысокой скромной девчонке. На Успение за столом с горилкой и картошкой с селедкой собрались по-соседски семей пять. И вот тут-то дядя Егор-Танин отчим, вырастивший дочь, как родную, громко спросил стройного чернявого вояку, прошедшего с боями до самого Берлина Илью, прямо при всех: « Когда сватов думаешь засылать? Танька все глаза проглядела. Не нравится невеста, так скажи. Я её быстро пристрою…  Вон Федька Умпырев под окнами сохнет. А наша дурында всю войну о тебе молилась. Даже в монастырь за тридевять земель ходила Бога просить, чтоб ты живой  вернулся! А тут прибыл и ни гу-гу… или тебе язык оторвало там, на бойнях?» Илья будто к стулу прирос, а потом вдруг встал и, обращаясь к  покрасневшей, как рак, Татьяне, сидевшей невдалеке, выпалил: «Танечка! Я тебя всю жизнь на руках носить буду, коль выйдешь за меня… А сватов, дядя Егор, и не надо… Сейчас и отметим, если Таня согласна…»
  Таня была на десятом небе от счастья. Родители тоже. Быстро соорудили фату из довоенной накидки на подушку, а мать Ильи достала из сундука своё венчальное платье, которое оказалось невесте впору. Через час новость облетела всё село. Тащили всё, что было в этот вечер дома: сало, яйца, окорок, соленые огурцы и капусту. Свадьба получилась на славу! Молодые ушли спать на сеновал…
    Уже утром, Танюшка смущенно называла свекровь мамой, а отца Ильи - папой… Отец на радостях зарезал кабанчика и созвал сельчан на продолжение веселья…
   Летом сорок шестого Татьяна родила сына, которого сразу назвали Сергеем, в честь погибшего командира, закрывшего Илью своей грудью…
   Серёгу из роддома несли по очереди. Во-первых, далековато. Во-вторых, каждому хотелось подержать первого послевоенного дитя села. Таня торжественно ехала в телеге деда.
  Сережка рос скромным мальчиком, точно, как мать. Илья иной раз даже нервничал по этому поводу: «Что ты раскис, как баба?! Ты мужиком родился, поэтому спрос особый. Одной Родине должен служить, одной бабой дорожить! Вот так. И весь тебе мой сказ!» Серёжка в таких случаях быстро забирался к отцу на руки и, обвив руками шею бати, тихо спрашивал: «Ты меня и маму любишь сильно - сильно? Покажи, как!» Илья смеялся и крепко прижимал к себе единственного сына.
 В пятнадцать лет Серёга влюбился. Причем слишком серьёзно. Девочка во всём подражала гулёне - маме и считала себя первой красавицей села. Она рано начала подкрашивать ресницы и губы, рано встала на каблуки и рано начала строить глазки мальчикам…  Верным был лишь один Серёга. Он ходил за ней следом, куда бы  Оля ни шла…  А однажды она потащила его подальше в сосновый бор, где впервые Серёга почувствовал себя мужчиной…  С этого момента он стал ревностно относиться к Ольгиным поклонникам и жестоко дрался на кулаках, чувствуя себя рыцарем печального образа.
 А потом его забрали в армию. На первых порах он готов был удрать к Оле, но он служил в Германии…
     Служба не проходила, как один день. Влюбленный Серёга в буквальном смысле считал дни…
 Оленька время зря не теряла. Она любила танцы, хотела быть всегда на виду и испытывать сладкую истому, когда её целуют. Ярко разрисованная тушью и помадой, она выходила в «свет», заранее увеличив себе ватой грудь до пятого размера, одев два подъюпника и затянув себя поясом, чтоб еле дышать. Тогда грудь красиво поднималась и опускалась… К ней легко «клеились» и также легко «отклеивались» сельские кавалеры, которые за глаза ехидно называли её «Красавишной»…
Может быть, Оленька и вышла бы замуж за эти два года, но к ней никто не сватался и даже не намекал на свадьбу…
   Серега привёз ей шикарное по тем временам свадебное платье и фату и нежно целовал её на их брачном ложе. Вскоре родилась девочка, которая быстро завоевала любовь двух бабушек,  Оленьке тем самым освободив руки и её закрепощенные желания. И хотя Серега выстроил добротный дом, который помог довести до ума Ольгин отец (он был хорошим плотником), семейной жизни пришел конец. Сергей запил, увидев однажды жену в объятиях другого мужчины. Он ничего не стал говорить своей  «Красавишне», а просто пил и пил, не переставая.
 Ольга, развернув пышный зад уже в трех нижних накрахмаленных юбках, ретировалась к постаревшей маменьке, слёзно поведав о пьянице – муже. Отец хотел было возразить, но вспомнил проделки своей благоверной и ушел в мастерскую, которую он пристроил к большому дому собственными руками, и усиленно начал стучать молотком. А «Красавишна» через неделю привела в дом своего отца  красавца –джигита, который через год неудачно подпалил дом неверной знойной сожительнице…
 Дом успели потушить, джигита посадить, а Оленьке дали возможность мечтать о новом короле сердца. Но «Король» либо еще не родился, либо уже умер, поэтому Оленька вспомнила о Серёге…
 Серега с понурым видом привёл вертихвостку назад в собственный большой дом…
 Оленька ликовала. Запросы были королевскими, и Серёга вынужден был их выполнять…
Когда он вновь увидел собственными глазами свою полураздетую Оленьку в новой иномарке старого бывшего соседа, то завыл диким рёвом.
 Выскочившая из дорогой машины Оленька помчалась к  своей маменьке, а та оставила дочь опять у себя. Зачем портить нервы и себе, и мужу?
 Сколько родители ни уговаривали сына остаться, Сергей, продав построенный дом, уехал в Сибирь к взрослой дочери.
  Более двадцати лет «Красавишна» красовалась в местном парке или на базаре со своей двоюродной сестрой под ручку. Та тоже ждала своего царевича. Пару раз они даже  ездили к дорогим гадалкам, те наобещали им кучу подарков от богатых женихов, но их, к сожалению, они так и не получили…
 Оленька после смерти своей маменьки быстро засобиралась к доченьке на Север. Чтобы её ждал Серега, она написала ему слёзное письмо покаяния и сразу попросила денег на норковую шубу и сапоги, чтобы не замёрзнуть в дальнем пути. «Я, как жена декабриста, еду к тебе, мой любимый, чтобы пасть у твоих ног, как несчастная раба, родившая тебе дочурку…»- написала в письме Оленька, явно содрав текст в какой-то книжке, и стала терпеливо ждать денег. Серёга сам выслал ей норковую шубу, красивые сапоги, пуховую шаль и билет  на самолёт…
  Смахивая слёзы у глаз, она попрощалась с инвалидом – отцом: «Ухаживать, папочка, я не умею. За тобой присмотрит невестка с сыном Я их вызвала сюда. Пенсию твою за три последних месяца я забрала, зачем она тебе? Всё у тебя есть пока…»  Поцеловав больного отца в инвалидной коляске, она укатила…
 Через два года Серёга приехал хоронить своего отца. Он свято смотрел на его многочисленные воинские награды и до мельчайших деталей помнил  каждый жест и взгляд ветерана, давшего ему жизнь вместе с сильной и выносливой верной женщиной…
 Ровно через сорок дней ушла на тот свет за любимым Татьяна…
 Серёга сидел над гробом матери и  беззвучно плакал. Он вспоминал  счастливых и добрых родителей, когда они благословили его на брак с Олей…  От этого становилось муторно на душе…
   «Красавишна» явилась через девять дней. «Я не могу больше терпеть тот жуткий холод! Кое -что я продала. Кое-что  оставила дочери. Она  несчастливая, как и я…   Будем жить здесь. У тебя северная пенсия…  Проживём и в этой хатке твоих родителей…   Меньше уборки… Видишь, как я тебя жалею…»
   Немногие теперь  помнят эту супружескую пару  много лет тому назад. Вдвоём они никуда не ходят. Серега чаще возится в огороде, подвязывая помидоры или виноград. Закутанная в дорогую шубу Ольга иногда стоит рядом с мужем на участке. Иногда она смотрит вдаль. О чём она думает, никто не знает… Косые солнечные лучи осеннего солнца освещают её седые, выбившиеся из - под шали когда-то волнистые пряди волос… Нижние юбки с кружевными оборками еще хранятся в её гардеробе, очевидно, на всякий случай. Два кожаных пояса прошлых лет уже не сходятся  наполовину. Но они тоже не просят есть, и поэтому тоже лежат в старом чемодане. Частенько с Серегой они смотрят альбом, в котором родители сохранили все его фотографии, где он черноволосый, красивый, статный и высокий  очень похож на своего отца-Илью, которого так любила верная Татьяна. Что рядом с ней, с Ольгой, был всегда настоящий мужчина и друг, она не знала, и, наверно, никогда именно с такой стороны не думает о Серёге. Поздними вечерами семидесятилетняя невысокая женщина  выходит на тихую немноголюдную  улицу и  часами бродит по палой листве, которая тихо шуршит под её ногами…       
Шорох желтой листвы увлекает Ольгу в воспоминания о тех годах, когда она порхала яркой  бабочкой, мечтая покорять всё новые и новые  мужские сердца, которые боготворили бы её только за один туманный взгляд южных карих глаз...
      В дождливые дни постаревшая Ольга перебирает свои старые замысловатые наряды и, тяжело вздыхая, опять засовывает их вглубь старого допотопного шифоньера, который Серега не решается выбросить потому, что мастерил его старый солдат Великой Отечественной войны…               
                24.10.15