-- Сегодня мы будем определять изоэлектрическую точку белков. Надеюсь, протоколы все написали? Там нет ничего сложного, но на всякий случай лаборант, Дима, все еще раз объяснит и покажет. Передаю вас в руки Диме. Как закончите, я в 908 кабинете.
Светлана Александровна тихо вышла, закрыв за собою дверь, а мы принялись слушать Диму, который еще раз, но уже порядком проще, объяснял, что куда и зачем мы делаем. Я точно не помню, но там что-то про значение pH, кислоты, щёлочь и осадок казеина. Как я понял, что мы должны были определить значение pH, при котором белок выпадает в самый ярко выраженный осадок. Он выпал при pH 4,7.
Посреди пары зазвенел телефон, и мне сразу вспомнилось, что он постоянно звонит в 608 кабинете. Постоянно. Но никто трубку не берет. Причем настойчиво просят, чтобы трубку не брали, потому что в деканате заругают, потому что мы можем нарваться, потому что это не наше дело, потому что не стоит отвлекаться от химии на звонки, потому что это не шутки и т.д. А телефон там старый еще такой, дисковый, коричневого цвета. Честно сказать, я думал, что такие телефоны уже по выслуге лет не могут звонить, но этот еще слабо, мерно звонил. Но знаете, звонил он с некой хрипотой. За пару он звонил раза четыре точно. Максим, наш приколист, почти взял трубку, но все время его останавливали. Сказать, что нас это раздражает, значит, солгать. Нам, ну, мне и Максиму было просто любопытно, например.
В конце, когда остались лишь с полдюжины людей, которые ждали дежурных, которые убирали кабинет, телефон зазвонил опять. Максим не выдержал и возмущенно не то чтобы крикнул, но на повышенных тонах выпалил: «Да возьмите вы наконец-то эту трубку!!» Одногруппница, Ксюша, все же взяла трубку. Ее настроение и улыбка мигом улетучилась, будто сквозняк содрал ее с лица под корень. Ее взгляд уткнулся в стену. Глаза не шевелились, грудь тяжело то вздымалась, то падала от тяжелого дыхания. Ужас и страх начинал овладевать ею. Не с того, не с сего ее будто током пронзило, и она кинула трубку, схватила курточку с сумочкой, выбежала из кабинета. Я с Максимом побежал за ней. Ксюша стояла возле корпуса «Ж» и нервно курила. Ее руки дрожали, колени дрожали, глаза налились соленой водой и вот-вот стекут по щекам. К счастью, этого не случилось.
-- Что случилось, Ксюш? Кто-то наорал? Из деканата? – я спросил.
Она лишь помотала головой.
-- Да что случилось, расскажи. – настаивал Макс.
-- Ребят, -- она начала. Помните фильм «Звонок»? Так вот, сперва я слышала хриплое сопение, и подумала, что это кто-то из студентов прикалывается. Потом оно сказало: «Вы за все расплатитесь. Будете мучиться и в муках умрете!» После чего был жуткий звонкий смех, и трубку положили.
Я ее обнял и пытался успокоить:
-- Ксюш, не бери в голову. Наверняка кто-то обладает хорошим ораторским искусством и умением управлять своим голосом, вот и решил приколоться. Давай лучше подождем наших, выпьем чаю и пойдем домой.
Мы так и сделали. Подождали остальных, попили кто кофе, кто чая у ларька и разъехались по домам.
На следующий день единственная, кто не пришла на пары, была Ксюша. На вопрос, почему она не пришла, кто-то выкрикнул, что заболела. Дни тянулись, а ее все не было. Уже прошло четыре дня с момента ее «болезни». Мое воображение и любовь к фантастике решили переметнуться на другую сторону от здравого рассудка. Я купил в буфете пару булок и пошел караулить в Ж-608. Так как мы на третьем курсе, то учимся на второй смене. В октябре уже довольно рано темнеет. После шестой пары уже сумерки царят на задворках. На удивление, кабинет был открыт, и я спокойно в него вошел. Никто не кричал, не угрожал, не выгонял. Я сидел и сидел. Съел первую булочку. Включил свет. От стула задница у меня стала квадратной. Я решил встать и пройтись. Уже прошло полтора часа, а телефон все не звонил. Нам, студентам, все равно где лежать, поэтому я прилег на парту. Через минуты две уснул. Сквозь сон пробирался телефонный звонок, который все больше и больше нарастал. Сейчас он настолько громким казался, что раздирал когтями мой мозг. Я нервно встал, забыв где я, взял трубку и раздраженно спросил: «Алло?» В ответ услышал дыхание, точнее, сопение. А потом тихо прозвучала короткая фраза: «Она не вернется», -- после чего барабанную перепонку начал рвать дикий звонкий смех, который оборвали гудки. Темнота начала давить со всех сторон. Я чуть сердце не выплюнул. Было очень страшно: в здании никого уже не было, и я было подумал, что меня могли к этому времени закрыть. Так и вышло. Я был заперт изнутри. Что делать – не знаю. Через окно выбраться не удастся, потому что шестой этаж это тебе не первый этаж. Без сложностей не выбраться. Связать из чего-то веревку не выйдет, так как не с чего, да и не думаю, что она меня выдержит. Живот заурчал. Я съел вторую булочку. Пока я ел, думал, что бы сделать. Я решил постучать в дверь, но никто не ответил. После чего я решил позвонить кому-то, объяснить ситуацию, чтобы кто-то вернулся в университет и вызволил меня из беды. Я позвонил Паше, моему одногруппнику и другу по совместительству. Сначала он увиливал, но после того, как я на повышенных тонах объяснил, в чем дело, он согласился приехать. Я сел и стал ждать. Время насмешливо медленно тянулось. Я начал думать о своем. Подумал, а может это Ксюша нас разыгрывает? Может, мы ее где-то серьезно подкололи, так она не пожалела пропусков и решила отплатить? Но она не настолько умна и не настолько артистична, чтобы провести нас. А может она сперва сама не знала, а потом решила подыграть? Пока размышления убивали время, слух исследовал коридор на шаги. Не зря. Эхо стука каблуков разливалось по стенам коридора. Медленные шаги были все более слышимыми. Они приближались и приближались. Вот-вот и меня откроют. Нет. Они пошли дальше. Я начал тарабанить в дверь, чтобы привлечь внимания и услышал, как туфли шаркнули, остановившись. Человек развернулся и направился в мою сторону. На моем лице выступило удовлетворение. Ручка двери повернулась. Потом еще раз. Послышался легкий смешок. Я знал, кому он принадлежит. Страх наполнил меня. Я начала задыхаться, а потом и вовсе плакать от истерики и страха умереть. Дверь начали дергать. Сильно дергать. Я забился под стол, в угол и стал плакать, периодически всхлипывая. Меня трясло до такой степени, что я чуть ли не вырвал, но этого не стало. Дерганья прекратились. Через пару минут щелкнул замок, и я мысленно распрощался с жизнью. Дверь со скрипом открылась, и вошел Паша с какой-то бабушкой, видимо, вахтершей. Я сразу обнял Пашу, он аж опешил.
-- Эй, почему у тебя глаза красные?
-- Аллергия, наверное. – соврал я.
После этого инцидента я там не бывал ни разу. Я пропускал лабораторные работы одну за другой без всяких зазоров совести. Я решил покопаться в старых газетах университета, которые должны были быть в архивах университета, но их там и не было никогда. Такое бывает только в фильмах. Я спрашивал у студентов о чем-то таком, но эти беззаботные засранцы (не все, конечно) лишь хихикали в глаза мне, а я их откровенно призирал. Может, потому что они не пережили то, что пережил я.
Уже не так активно, но я все еще спрашивал и расспрашивал людей. Но все напрасно. Никто ничего не знал, никто ничего не говорил. На большой перемене, после Общей технологии пищевых продуктов, я пошел с группой в столовую. Она была в «З» корпусе, где тоже были лаборатории, но немного новее, чем те советского типа в «Ж» корпусе, поэтому в этом корпусе я находился без какого-либо дискомфорта. Думаю, дело даже не в оборудовании, а в случившемся. После того, как покушал, я решил подняться этажом выше, чтобы забрать студенческий. Его делали с большой задержкой, но мне он нужен был хотя бы потому что студенческий дает скидки на некоторые услуги, которые мне нужны были. Узнав, что студенческих все еще не было, я стал возле кафедры у стенда преподавателей и стал рассматривать. На стенде висели фотографии преподавателей чуть ли не всех типажей. На месте одной фотографии был светлый, по отношению к цвету стенда, прямоугольник, на котором некогда висела фотография. Я спросил у стоявшей рядом с расписанием преподавателя, кто здесь был и чем он занимался. Так как женщина была преклонных лет, то она рассказала, кто там был. На месте пустой фотографии раньше висел Алексей Петрович, бывший заведующий кафедрой по химии. Она рассказала, что его уволили, так как он уже изжил свое. Мозги начали давать сбой. Он начал сдавать позиции. Мозги, в общем, набекрень поплыли. Что он твердил, будто его заместитель убил девочку, но так как он обвинял безосновательно, и убийство не подтвердилось, то его определили на профилактику в больницу в Глеваху (под Киевом). Прошло совсем уж мало времени, и его отпустили домой, но на кафедру он так и не вернулся. Его место занял Виктор Николаевич, его заместитель, который, по словам Алексея Петровича, и убил ту невинную девочку. Кстати, девочку посчитали без вести пропавшей. Я спросил, а не знает ли она, где живет Алексей Петрович. Она ответила, что была всего пару раз у него на чаепитии где-то в Святошинском районе на улице Щербакова (около метро Нивки). Я поблагодарил ее, и мы разошлись каждый своей дорогой.
В выходной день я поехал на Нивки и решил поспрашивать местных бабушек, которые грелись на осеннем солнышке на лавочке. Все отвечали, что не знают никакого Алексея Петровича, который преподавал в НУХТе. Через пару часов удача наконец-то решила повернуться ко мне лицом, а не задницей и я нашел-таки Алексея Петровича. Он игра в домино на улице за столиками с другими мужиками. Я подождал, пока они закончат партию и подошел познакомиться. Алексей Петрович был на удивление приятным человеком. Мы с ним познакомились и побеседовали. Он спросил, кто сейчас заведующий, кто остался из «стареньких», но дело в том, что я сам не знаю, кто там «старенький». Он спросил про успехи. Я соврал, что у меня все плохо. Спросил про университет в общем. Я ответил, что девочка пропала, и его лицо мгновенно поменялось на встревоженное. Я решил не таить и не тянуть времени: спросил в лицо. Я сказал, что знаю о нем и попросил рассказать о случившемся. Дело в том, что Виктор Николаевич был тогда его замом и помогал закрывать корпус. Проверять все и закрывать. Так как тогда интернета особо не было, все сидели в библиотеке и учились: писали курсовые, доклады, исследования, дипломы и т.д. Но была в группе, уж не помнит в какой, девочка достаточно любопытная. Она попросила меня, чтобы я ей разрешил оставаться в лабораториях и проводить исследования. Но в один из обычных серых дней она пропала. Он, естественно, не подумал на Виктора Николаевича до тех пор, пока не увидел у него в кабинете туфельку. Все стало ясно, но доказать ничего не смог. Ее нигде не было. Вообще нигде. Ни следов, ни одежды, ничего. Все это время Алексей Петрович пытался доказать убийство, но доказательств было очень мало. Тогда его посчитали за сумасшедшего, который изжил из ума, и который чувствовал, что место его займут, поэтому он и срывался. Вот и все. Он закончил рассказ. Я поблагодарил, после чего он сказал, что с радостью продолжил бы разговор, но пора идти делать уколы. Встал, мерно кивнул и ушел восвояси.
Через некоторое время я переборол страх и уже мог заходить хотя бы в корпус «Ж». Я обошел каждый этаж, смотря в кабинеты. Там не было ничего такого. Было лишь закрыто постоянно 3 кабинета: 202, 606А, 906А. По расспросам, я узнал, что в 202 стоял всяких хлам, и он был некой каморой для хлама. Про 606А никто ничего не знал. Я взял у отца инструменты и стал ждать в корпусе. Я спрятался в укромное место, чтобы дождаться, пока все уйдут, чтобы вскрыть кабинет. Конечно, взяв с собой пару тройку бутербродов, потому что ждать надо было долго. Прошло много часов, не скажу точно, но света уже нигде не было. Может, было уже часов девять-десять вечера, точно сказать не могу. Я достал лобный фонарик отца (тот, что вешается на лоб). Отец его применял, когда паял микросхемы, чтобы руки были свободны. Я посветил на номер кабинета, чтобы убедиться, что это тот кабинет. Да, это был 606А, но кто-то маркером дорисовал хвостик так, что получилось 666А. Я взял инструменты и вскрыл замок, как учил отец. Правда, отец учил меня для того, чтобы использовать это в экстренных случаях. Думаю, это тот случай. Думаю, это тот самый случай. Щелчок. Вскрыто. Я зашел аккуратно, оглянулся в темный коридор и зашел окончательно. Там стояли бочки реагентов, колбы, бутыли, разные инструменты и т.д. Правда, запах был странный. Какой-то несвежий. Я решил разглядеть все получше. На нижней полке стояло четыре особенных пластиковых ведра, на которых был значок, который означал «Не разлагается под воздействием кислот и щелочи». В них была какая-то темная жидкость. Я приоткрыл одно из них, и в нос ударил сильный затхлый запах. Меня чуть не вырвало. Я попшикал на платочек туалетной водой и поднес к носу, чтобы не вырвало. Не особо помогло, но все же лучше. Я достал отвертку и начал «рыться» в ведре. В ней были разлагающаяся одежда, цепочка, кости. Я сразу понял, кто то. Закрыв ведро, я побежал вниз. Сразу вызвал полицию и стал дожидаться. Приехали они через час, так как подумали, что это несерьезный случай. Далее из слов газеты, которая появилась через день:
«Заведующий кафедрой Виктор Николаевич и его соучастник Дмитрий, который работал лаборатном в Университете пищевых технологий, изнасиловали и убили девушку группы ТХ 3-15 Ксению Кондачкову, после чего ее тело разрубили на части и залили кислотой, чтобы тело растворилось, а его потом слить в канализацию. Они признали свою вину и понесут суровое наказание. См. продолжение на стр. 11».
Я рассказал все Алексею Петровичу, и он меня поблагодарил от всей души. Так же мне выписали премию к стипендии и предложили место лаборанта, но я отказался. Кстати, я почитал пару книг по эзотерике, по всяким духам: как оказалось, этот дух, который ответил в трубку, таким образом хотел предупредить об угрозе. Запугивать дух никого не хотел, но так уж получилось, что их природа совсем не мила. С этим ничего нельзя поделать. По книге, она должна исчезнуть, так как ее обидчика забрали и наказали, поэтому она должна была освободиться.
Мне, кстати, сняли все прогулы по парам органической химии, и я просто продолжил с того места, где все закончили, ничего не отрабатывая. Мы сидели и как обычно разбирали химию после проведенных исследований. Я краем уха услышал за дверью тихий смешок, ее смешок. Хи-хи.