Летел голубь, летел сизый
Утром на Ладоге разыгралась сильная метель. Борис поставил машину под погрузку и тяжело опустился на заснеженную лавку. С тоской подумал о беременной жене Лизе, оставшейся в блокадном Ленинграде. Как она там справляется? Он уже вторые сутки без сна. Набрал горсть снега и начал растирать лицо.
– Водные процедуры принимаешь? – улыбаясь, спросил Лёнька Никитин. Его полуторку уже загрузили. Садясь в кабину, он крикнул:
– Ну что, ты за мной или я за тобой?
– Езжай, – махнул рукой Борис, – догоню.
Он стянул валенок и размотал портянку. Пятка стёрта в кровь. «Ладно, потерплю. Михалыч разрешил сегодня заехать домой. Лиза столетник приложит, всё заживёт».
Сколько же он не был дома? Стал считать, получилось ровно три недели.
– Отъезжай! – крикнул бригадир грузчиков. – Чего размечтался?
Борис потуже завязал шарф и опустил шапку до бровей. Выехал на открытое пространство. Ветер усилился. В распахнутую дверь охапками залетал снег и, не тая, ложился куда попало. Чтобы не заснуть за рулём, он взял себе привычку петь песни. Пел все подряд, какие знал. Ещё мальчишкой Борис с удовольствием слушал, как после дневных трудов отец с матерью садились на скамейку у дома и пели на два голоса русские народные песни. Подходили соседи и включались в их домашний концерт. Прошло уже много лет, а Борис помнит слова всех песен. От отца он унаследовал глубокий, проникновенный баритон. Частенько Лиза, присев рядом, просила:
– Спой «Летел голубь».
Он нежно обнимал её за плечи и тихо выводил:
Летел голубь, летел сизый
С голубицею,
Шел удалой молодец
С красной девицею.
То не сизенький голубчик –
Добрый молодец идет,
То не сизая голубка –
Красна девица-душа…
Он уже нагнал Лёньку Никитина и, держа дистанцию, сбавил газ. Сосредоточенно всматривался в мёрзлую дорогу. Неожиданно машина вильнула, наскочив на большой кусок льда.
– Всё-таки заснул! – в отчаянии воскликнул Борис. Выровнял колёса и поехал дальше. «Дорога жизни! Какая это дорога жизни, если уже столько ребят погибло? Месяц назад Митьку Скворцова чудом спасли. До сих пор за руль не может сесть, в автослесарке помогает. У него четверо маленьких детей да мать больная». Борис снова вспомнил жену. Они ждали своего первенца. «Лизонька, голубка моя, как ты там без меня? Когда последний раз виделись, всё спрашивала, как назовём, если будет девочка? Решили Машенькой. А если родится сын – Семеном».
Борис представил: вот закончится война, возьмёт он свою семью и поедут они к родителям в Вырицу. Мама из белой муки оладьи напечёт. Пышные-пышные, да со смородиновым вареньем. Он так живо представил эту картину, что голова на мгновение закружилась. Приближающийся гул самолёта вернул Бориса в действительность.
«Ну, что, фашистский гадёныш, тебе и метель не помеха?! Хлебушка нашего захотел?!» – со злостью подумал он.
Бомба упала прямо перед машиной. Борис затормозил, но полуторку тянуло в образовавшуюся воронку. Он выскочил, одним махом запрыгнул в кузов и стал выбрасывать мешки с мукой на лёд. Мимо проезжали машины из колонны. Водители отчаянно ругали его и кричали:
– Оставь! Вылезай из машины! Потонешь, дурень!
Но Борис не останавливался. Как заводной продолжал выбрасывать мешки из кузова один за другим, один за другим. Он не мог думать ни о чём, кроме того, что люди в Ленинграде умирают с голоду. Голодают дети Митьки Скворцова, родные Лёньки Никитина. Голодает его беременная жена Лиза и их ещё не рождённый сын или дочь. Ноги задрожали и подкосились. Обессиленный он упал на пол кузова.
Полуторка замерла на мгновение, дёрнулась и провалилась под лёд…