Жизнь в послевоенной Одессе. 40-50гг. Воспоминания
Итак, Одесса, конец 40-вых – начало пятидесятых.
Вымощенная булыжником (очень профессионально, с любовью) мостовая Дерибасовской не претерпела изменений, по ней ездили, в основном, лёгкие упряжки, оставляя на ней шарики спрессованной соломы. Их запах никого не раздражал и не мешал одесситам наслаждаться вечерним променадом по главной улице Одессы, и никто не сумел бы разубедить их в том, что это самая лучшая и чистая улица в мире. Изредка проезжали трофейные автомобили, пугая лошадей и прохожих громкими сигналами.
Нечётная сторона улицы считалась более престижной и именовалась её обитателями «Бобкин-стрит». По ней прогуливались интеллектуалы и все, кто хотел себя числить в привилегированном классе. Чётная сторона считалась непрестижной и именовалась «Гапкин-штрассе». По ней фланировали курсанты мореходных училищ и «шмоновцы» - учащиеся ШМО – школы мореходного обучения.( Кстати, она базировалась слева от Сабанеева моста, а питались они напротив Горсада в самом начале, вернее в конце Ланжероновской улицы. И потому мы имели возможность лицезреть их не очень стройную колонну, шагающую мимо наших окон по ул. Гоголя, со строевыми песнями три раза в день – туда и обратно.) Приезжали вечерами гулять по этой стороне Дерибасовской жители Пересыпи и Молдаванки со своими девицами, шумно веселились, и так же шумно выясняли отношения.
В Горсаду было днём очень спокойно, просторно и прохладно. Работал фонтан. Пожилые одесситы отдыхали на зелёных чугунных, очень тяжёлых скамейках. Малыши баловались и плескались у фонтана. Ближе к вечеру в Ротонде размещался духовой оркестр, чаще военный. Играли вальсы и песни военных лет. Кто хотел – танцевал. Возле касс кинотеатра «Уточкино» всегда очередь за билетами. Хотя в небольшом узком зале всегда очень душно, и мы туда ходили редко.
А возле каждой тележки с мороженым тоже очередь. Одно удовольствие было наблюдать за манипуляциями мороженщицы: вот она берёт жестяную формочку на 100 или 50 грамм, а были они круглые или квадратные – закладывает вниз хрустящую вафлю, потом ложкой-лопаточкой, окунув её в банку с водой и отряхнув тщательно воду, зачерпывает ею из крутящегося во льду бидона ароматное мороженое. Закладывает его постепенно в формочку, тщательно обтирая ложку о края формочки. И вот мороженое сравнялось с краями, и тётя ловко закрывает его сверху такой же вафлей. Затем быстро выталкивает стержнем, который находится в середине ручки, этакий – с чем бы это сравнить? – сладкий гамбургер! И считай, что тебе повезло, если вафля попалась чуть надломленная – ведь тогда добрая тётя положит двойную вафлю! Идёшь – и ничто больше тебя не интересует, только успевай облизывать это чудо со всех сторон. Стоило оно копейки! Было молочным и сливочным. Позднее его стали изготавливать разного цвета. Продукция была только одесского хладокомбината, качество было отличное. ( А теперь привозят со всей Украины, а наш одесский завод лежит в руинах!)
В Горсаду, за кинотеатром «Уточкино», находилось летнее кафе ресторана «Кавказ». Там проводили вечера те, кто имел деньги, неважно каким способом заработанные. Приличной публики там не бывало. Чад и полублатные песни, думаю, здорово портили жизнь живущим над рестораном одесситам.
В Горсаду и на Дерибасовской стали появляться начинающие стиляги , которые ревностно оберегали свой внешний вид и страшно им гордились, особенно лихо уложенным над лбом «коком», обильно покрытым тюбиком бриолина. Особым шиком считался цветастый длинный галстук. Пиджак «дюже амерыканськый» из Сингапура, брюки-дудочки и туфли на толстой каучуковой подошве «манная каша» - всё это должно было подчёркивать статус обладателя стильной одёжки. Остальная молодёжь продолжала носить брюки-клёш.
Потом за стилягами стали охотиться комсомольские патрули из заводских ребят, которые не упускали возможности показать своё превосходство как гегемона. Они агрессивно нападали на стиляг, распарывали их «дудочки», лохматили волосы, а иногда и обстригали красу и гордость стиляг – кок. Активистов патрулей запоминали и старались отомстить. Милиция, как могла, помогала комсомольцам, но у неё и без этих разборок было чем заняться.
Очень непросто было в Одессе во время фашистской оккупации, но ещё сложнее оказалось в первые послевоенные годы. Тогда наша «жемчужина у моря» вошла в тройку городов «особого списка». Обострению криминогенной обстановки способствовали засуха и неурожай 1946 года. Проблемы с продовольствием толкали людей на преступления. Уровень бандитизма был очень высоким. (Не буду писать о том, как выглядели улицы Одессы, когда её освободили наши войска. Ещё дымились развалки на месте её прекрасных зданий, окна в уцелевших домах заклеены бумагой, проблемы с водой, груды мусора и битого стекла. Обо всём этом можно при желании прочесть в воспоминаниях ветеранов.) Семья наша вернулась в Одессу из Казахстана в 1944 году, в конце мая. Я помню, как часто ещё случались налёты с бомбёжками, как по первому сигналу тревоги мамы подхватывали детишек и спешили спуститься с 3-го этажа в подвал..
Хочу немного дополнить ту информацию о послевоенной Одессе, которую мы получили из хорошего, правдивого фильма «Ликвидация», где артист Владимир Машков сыграл роль одесского оперативника Давида Гоцмана. Его прототипом являлся Давид Михайлович Курлянд, одна фамилия которого наводила ужас на одесских воров и бандитов. Уголовники его называли «волкодавом», а коллеги – профессором по борьбе с бандитизмом. ( Отдельно расскажу о нём в следующей главе.)
А пока возвращаюсь в Одессу сороковых.
В 1947-м обнаружилось, что продукция с местного маслозавода поступает прямиком в …краны в домах «больших начальников». Курлянду удалось нащупать и перекрыть этот маслопровод. Это был особый случай: тогда так ещё не воровали, даже в Одессе. В тот же год стало просто неприличным число разбойных нападений и ограблений в тёмное время суток. Выяснили, что этим занимается банда Тарзана. (Трофейные фильмы смотрели все!) Курлянд и Павлов – местный «Жеглов», возглавлявший отдел по борьбе с бандитизмом, внедрили в банду своего человека, и, получив нужную информацию, полностью ликвидировали банду с её главарём.
Одним из громких дел была ликвидация известной банды «Чёрная кошка». В её составе было 19 отпетых рецидивистов, среди которых было немало дезертиров, хорошо вооружённых. Кроме обычных жителей, они зверски убивали и милиционеров, и сотрудников госбезопасности, и армейских офицеров – чтобы заполучить их оружие и форменную одежду. За короткое время совершили 12 убийств, налётов и ограблений. Особенно нашумевшим было дерзкое ограбление кондитерской фабрики, когда бандиты похитили крупную партию муки, сахара, масла и кондитерских изделий. Это в то время, когда в городе действовала карточная система, и рабочие получали по 800 граммов хлеба, а служащие 600…
И тогда Курлянд через своих людей, а он считался главным спецом по работе с агентурой, установил фамилии и клички главарей, а также адреса «малины». Затем оперативники стали незаметно, но неуклонно окружать банду.В глубокой пещере на Куяльнике они окружили последнего – вожака банды по фамилии Марущак, и тот, понимая, что за содеянное им, пощады ему не будет, успел раскусить ампулу с ядом.
Конечно, это не только мои воспоминания, но и сведения, которые я не
могла помнить, а почерпнула их из одесской прессы.
Сын Курлянда, Анатолий Давидович, рассказывал: «Помню, когда я женился на москвичке, она взяла мою фамилию. После этого год не могла устроиться в Одессе на работу: её боялись. Руководство каждого предприятия, куда она обращалась по поводу работы, переживало, а вдруг она станет что-то выяснять, выведывать, ведь её свёкор настоящий сыщик. Еле нашли супруге работу…что ж до киношного образа замначальника уголовного розыска Одессы, то его серьёзно исказили. Владимир Машков только внешне смахивает на отца, но отец был добрее…»
Сложившаяся в Одессе обстановка нас, детей, совершенно не волновала. Наше поколение, выжившее в эвакуации, а многие и пережившие ужасы фашистской оккупации, наконец, были накормлены, одеты, влились в школьные коллективы.
Запоздалое детство вернулось, наконец, к нам, и мы были счастливы, несмотря ни на что. Конечно, мы слышали, как взрослые пересказывают друг другу очередные страшные подробности из мира криминалитета, сами пересказывали и пугали друг дружку «Чёрной кошкой», но это было где-то в другом мире, ни мы, ни наши родственники или знакомые, как обычно говорили ; «не были причастны, не подвергались, ничего не видели, свидетелями не были». А потому все эти жуткие история, попав в одно ухо, вылетали из другого. Мы жили своими детскими интересами и радостями.