Мать вечером сходила к бригадиру и выпросила у него лошадь, а утром наладила старшую дочь с запиской на конюшню и заодно съездить в лес за копёшкой сена. Набольший мужик в семье отсутствовал по причине развода, был ещё один, да совсем уж малой.
Конюх, смоля вонючий самосад, долго вертел записку в руках и о чём-то раздумывал, глядя на долговязое создание, с длинной темно - русой косой поверх ватника.
- Свободных от работы лошадей нет - буркнул он.
- А как же тогда... корова – то голодная! - и умоляющий девчачий взгляд жёг нутро конюха.
- Есть, вон, Серко... да ты не справишься с ним.
Конюх докури самокрутку и о чём-то ещё долго кряхтел. Потом махнул рукой...
- Ладно, поди запрягай!
Высокий, серый в яблоках Серко был «цыганских» кровей. Видать, за ним водился какой-то изъян или какая-нибудь другая причина, о чём цыгане умолчали при его обмене на неказистую колхозную лошадёнку. Он служил на конюшне, в основном, выездной лошадью под седло для председателя или бригадира, главной службой было обхаживание кобыл в минуты их страсти любовной.
Запрягать лошадей девчонке было давно не вновь. Серко высоко задирал красивую голову и никак не хотел угодить в хомут и долго танцевал меж оглобель пошевней (широкие сани, розвальни). Справившись с нелёгким этим делом, девчонка взялась за вожжи. Конюх что-то кричал ей из конюшни, но она уже не слышала. Серко, ёкая селезёнкой, взял с места в галоп. Она со всей силой тянула вожжи на себя, но конь и не думал сбавлять ходу. Только сейчас она сообразила, о чем кричал ей конюх... она забыла зауздать коня.
Из-за снега, летящего из-под копыт, она не видела впереди трусящую лошадёнку, запряжённую в сани, и мужика в них. Серко с ходу запрыгнул в сани перед собой... Мужик с испугу матерился во всю ивановскую, закатился в передок саней и махал кнутом, пытаясь угодить по морде коня. Услышав, знакомые слова; про душу, бога и мать, и ещё какие-то многоэтажные, предназначенные уже не ему, Серко понял, что сел в чужие сани. Он фыркнул на мужика, выпрыгнул из саней, умудрившись не зацепить их своими, и свернул в проулок между домами.
В проулке враскорячку, неподвижно стоял козёл (козлы), о шести деревянных рогах, на которых отдыхала натруженная двуручная пила. Кругом валялись чурки дров и две поленницы стояли насупротив.
- Мамочка! - девчонка от страха закрыла глаза. Козёл испугался ещё больше. Взвизгнул и звонко задребезжал – то пила выгнула спину и полетела на чурки. Козловы задние ноги, а может передние, попали под полоз саней, хрустнули и рога, и копыта. Изувеченный, бездыханный козёл распластался среди чурок. Сани с грохотом и звоном едва поспевали за Серком, по пути развалили обе поленницы и выкатились на главную деревенскую улицу. Конь после такого побоища летел без руля. Руки девчонки давно уже цепко держались за передок саней, чтобы только не выпасть из них. На деревне никого; ни мужика, ни бабы, даже собаки и те куда-то провалились, и не бежали с лаем вслед. Деревня кончалась. Дорога вызнялась в тягучий угор и Серко сбавил ходу. Подхватив брошенные вожжи, девчонка тянула их на себя, пытаясь угомонить коня. Но всего лишь одна лошадиная сила не уступала всем её силёнкам.
Конь перевалил за макушку угора. К нему под ноги, с визгом и лаем, выкатилась собачья свадьба. Впереди невеста, – никудышная сучка, - уставшая от своры женихов, которые бежали за ней соответственно кобелиному достоинству и ранжиру. Серко встал на дыбы и бросился в сторону с дороги и по брюхо зарылся в снегу. Не удостоив его вниманием, собачья свадьба покатила дальше. Только один лохматый хромой кобелишко, всё ещё в надёже на регламент свой, пару раз тяфкнул и похромал вслед за веселием собачьим, иногда переходящим в смертный бой за право быть первым.
Конь встал. Сани завязли в глубоком и рыхлом снегу. Девчонка на коленках, чтоб не проваливаться глубоко в снег, доползла до головы конёвой.
- Что же делать дальше?
Вожжой притянула голову коня к оглобле и несколько раз обмотала вожжу вокруг неё. Голова коня стала недвижима. Зря думаете, что он в это время смирнёхонько стоял и делал то, что от него требовалось. Осталось вдеть удила. Одной рукой зажала мягкие, в пене, ноздри Серка, а второй пыталась засунуть железо, в то место, где ему и должно бы быть в начале.
- А зубы! Зубы такие страшные! –
Конь долго не хотел показывать их, но всё же удила угодили на место. Серко со скрежетом грыз холодный металл и огромным глазом косился на свою худющую повелительницу.
А мне б на том, вон, облаке да к дальней стороне,
Где босоногой вольницей я мчалась на коне.
***
Коневым царством ведовал старинный дед Матвей,
Пускал коней проведывать, ну, ровно*, как в музей.
Весь дегтем перемазанный висит на спице* кнут
И в сто потов пропаренный с ним рядышком хомут.
Горит цветами радуги красавица дуга...
Суешь, украдкой, чалому краюшку пирога.
Лишь, вечер затуманится, а ты уж из дверей,
На солнышко закатное пора гонить коней.
Не раз я, вицей* битая, сопливилась в углу...
Ой, кони сиво - рыжие...! Без вас я не могу!
***
Где конь тот, масти бежевой, по имени Валет?
Одно, лишь, чисто полюшко...Да и конюшни нет.
ровно - разг. - совсем, совершенно
спица - диалект - большой деревянный гвоздь в стене
вица - диалект - прут, розга