Мы знали знаньем недосказанным
Одну и ту же высоту
И вместе пали за туманом,
Чертя уклонную черту. А.Блок.
Таежная быль.
Она стояла на берегу. ее парусиновые туфли уж давно промокли от влажного песка, и у нее мерзли ноги. С реки дул холодный ветер. Васек в нарядной матроске и бескозырке тоже ежился от холода. Валентина прижала его одной рукой к себе, стараясь защитить от ветра. На другой руке, спала совсем еще крошечная девочка. Рыженькие волосы упрямо выбивались из под беленькой шапочки. Одеяло, в которое она была завернута , хоть и старенькое, но, тоже украшено веселенькой вышивкой. Все ждали пароход. Шел сорок шестой год. Многие фронтовики уже были дома, а вот ее Федор - возвращался из Германии только что. Валентина с нетерпением и ужасом ждала его возвращения. С фронта возвращался любимый, родной Феденька! Как она его любила! Вот, кажется, скажи он тогда - «Прыгни в реку!»-не задумалась бы, прыгнула! Как он за ней ухаживал! В январе сорок первого-поженились. Веселая была свадьба! Все желали счастья, Кричали »горько!» Пели песни. А счастья то им досталось чуть- чуть, зато –горького!!Сразу же в начале войны, ее Феденьку взяли на фронт. Коммунист. Тракторист. И оставил он Валентину на восьмом месяце беременности. Из Омска , где формировался полк, пришло две открытки и большое письмо, в котором половина написанного замазана черными чернилами. Объяснили Валентине понимающие люди - это цензура письма проверяет, чтобы военную тайну не разглашали. Федор в письме просил беречь себя, писал, что любит…Через два месяца родила Васька. Такой славный крепышек - весь в отца. А Федор воевал на первом Украинском. Танкист. Получил лейтенантские погоны. Отправил немного денег и продаттестат. После родов Валя быстро поправилась. Даже похорошела. Хоть и трудная жизнь, и недоедали, а молодость берет свое. Чуть подрос Васек, стала она учительницей работать в местной школе. За Васьком безродная соседка Матрена следила. Хорошо было Валентине с Матреной - и за ребеночком последит, и печку натопит. Учителя – они везде впереди, везде первыми должны быть.
Коллективные чтения организовать , и субботники по заготовке хвои, дров для клуба, для школы…летом -опять же покосы, сбор лекарственного сырья, ягод и грибов. Вместе с такими же женщинами учителями, и со старшеклассниками все лето рыбачили ,копали картошку… Домой приходила вечером, только поспать. Зимой было поменьше работы, зато постоянная забота о дровах. Комсомольцы взяли шефство над солдатскими вдовами. А вдов с каждой почтой становилось все больше и больше… Феденька писал, что тоже горел в танке, но, слава богу, все обошлось. Только два месяца в госпитале полежал.
Валя не замечала времени. Столько всего навалилось! А Васек подрастал. Уже начал разговаривать, стишки читает. В садик ходит. Валентина сфотографировала его, когда приезжал фотограф, да Феденьке отправила. Очень Феденька благодарил жену за фотографию. Заметили ли старание Вали, или просто некому было эту ношу нести, только выбрали Валентину комсомольским секретарем. Пришлось ездить по соседним деревням, взносы собирать, комсомольские отчетно-перевыборные собрания организовывать. Между деревнями расстояние немалое. Самое ближнее село - семнадцать километров. А там еще - пять поселков…Зимой - на лошадях, а летом - на лодочке- осиновке- лодке, выдолбленной из целого осинового ствола. Легкая, маленькая, с одним веслом - но уж очень, чертяка ,вертлявая. Сначала робела, а потом так поднаторела - местных остячек обгоняла. Возьмет побольше картошки, да чего бог даст - соленую рыбу, или огурцов - и айда себе! Едет - песни поет! По этим песням местные издалека узнавали-говорили
_Однако, Валентина пань, плывет. Орет шипко громко!
Валя на них не обижалась. Местное население- манси. Трудяги и добряки. Последним поделятся. Знала Валя и обычаи манси, и многих людей в поселках. Вот и ездила, не боялась. Держалась, правда, поближе к берегу. Тут и волны нет, и пристать легко. Это, если погода хорошая. Не дай бог, если озеро разбушуется! Тогда одно спасение - быстрее к берегу. И такое бывало… И лодку опрокидывало, и осенью сквозь шугу плыла. Льдины шестом расталкивала. Но проносило как то.
Собралась однажды ехать , а председатель просит -Возьми, Валентина, до
Мыса человека одного. Не местный он, уполномоченный. Из райцентра. А у меня людей свободных, сама знаешь, нету.
-Да ты что, Ефимыч! разве мыслимо в такую даль да на осиновке вдвоем! Это тебе не через речку переплыть! Не смогу я!
-Ты что это вздумала ерепениться! Ишь, какая барыня! На осиновке не можешь, бери вон кедровку. В нее –хоть десять человек уместишь! Да и то сказать – полномоченный - какой то нарошнешный -худенькой да жиденький. Весу в ем, как в овечке. Зайди в контору -я там распорядился продуктов дать вам в дорогу. Ведь не на день - не мене недели проездите.
Ну что тут скажешь! Все без нее решено и продумано. Пошла домой собираться в дорогу. Только сели обедать – кто- то несмело поскоблился в дверь. В деревне не принято стучать , значит- чужой.
-Заходите, не заперто! Разрешила Валентина. В кухню вошел, ударившись о притолоку,
Молодой парнишка лет семнадцати или восемнадцати,…Но он был настолько худ, что казалось, что у него, кроме обтянутых тканью костей- под одеждой - нет ничего.
-Чисто скелетина, подумала Валентина.
Здравствуйте! Мне председатель сказал, что мы с вами поплывем по дальним поселкам, так я пришел узнать - чем я могу вам помочь?
Давно уж Валентине никто помощи не предлагал! Это ей очень понравилось… Но, Господи! Какую помощь мог оказать этот доходяга…Валентина пригласила его пообедать. Он не отказался. Когда снял фасонистую клетчатую, и очень помятую фуражку, то оказался еще на редкость рыжим. Прямо таки - оранжевым! Хотя на лице веснушек не было. Загадка природы…Валентина налила большое блюдо щей.
-Хоть не богаты, но накормить можем. В огороде , слава тебе Господи, все выросло….похвасталась Матрена. Она по- прежнему жила у Валентины. Гость с жадностью хлебал щи. Видно было, что он очень голоден. Вареную в «мундире» картошку он ел прямо с кожурой , макая в соль, смачно кусая ароматные малосольные огурцы. На лбу выступил пот. Выпив после обеда большую кружку холодной колодезной воды, вежливо поблагодарил. Матрена с жалостью глядела на гостя. В деревне, конечно, жилось тяжело, но таких худых она не видывала.
-Болеет, или что… А так – откормить, так ничего мужик будет. Приберет какая ни будь бабенка . Мужиков то в деревнях совсем нету. В каждом дворе похоронка побывала. Нашу то Валентину, слава тебе Господи, обошла стороной. Война уж закончилась, а Федора не отпускают домой. Знать - на хорошем счету у начальства, нужен еще. Семье хорошо помогает…
Тем временем Валентина выяснила, что зовут доходягу Эдуардом.. Эвакуирован из Ленинграда . Там все у него умерли, а он болел, так что на фронт не попал. Работал воспитателем в детском доме, да вот, во время каникул предложили ему прочитать ряд лекций с населением, поскольку он учился в университете. Валентина сама закончила девять классов, и, поэтому очень зауважала доходягу - Надо же! Учился в университете! Справившись с делами, загрузили все необходимое в «кедровку», и отчалили. В августе в реках и озерах вода уходит, и надо смотреть в оба, чтобы не налететь на топляк. Валентина села на весла. Конечно, на осиновке ей было привычно, и легко, но, зато, на кедровке безопаснее. Осиновку могло перевернуть самой немудрящей волной, а кедровка сидела в воде основательно. Рыжему чуду Эдуарду она дала шест - чтобы от топляков отталкиваться, если что. Но на озере все было спокойно. Халеи плюхались в воду, и тяжело взмывали, с рыбешками в клюве. Над водой стояли столбы противных мокрецов. Слепило глаза от солнечных бликов. Берега озера заросли густыми тальниками и лесом. В лесах и лоси, и медведи. Богатые края…Но тайга, она шуток не любит. Засмотрелась она на лиственницу без вершины. На ней, это Валя знала давно, гнездо орлана. Огромная птица важно сидела на сухом суку, наблюдая за всем, что делается на озере.
- Надо же… Такой огромный!
Скоро Валентина устала. Ладони горели от весел. Эдуард с напряжением смотрел в воду.
-Да не надо так напрягаться! ничего там нет! А вот здорово было бы, если бы вы погребли немного. Устала я…
Тот с готовностью соскочил на ноги, чуть не опрокинув лодку. Валентина поняла – он не разу не плавал на лодке. Вы поосторожнее, а то вместе утонем! Здесь приличная глубина.
Она опустила весло в воду, стараясь достать до дна- не достала…
-Видите, как глубоко. Даже вас с вашим ростом, и то скроет! Давайте перебираться тихонько - вы –на мое место, я на ваше…погребете маленько, я вас сменю.… Осторожно ,держась за борта лодки, пробрались до ее средины. Здесь пришлось крепко прижавшись друг к другу, продвинуться - каждый на свое место. Валентина села на носу, где недавно сидел Эдуард. Он же сел за весла. Первые минут десять лодка вертелась на месте , рыскала, как собака на поводке. Постепенно движения Эдуарда стали более осмысленными, ритмичными, и лодка двинулась вперед. Валентина вздохнула. Она уж покаялась, что согласилась на эту авантюру с кедровкой. Ехали молча. Валентина отдыхала. Кажется, чуть даже задремала. Открыв глаза, она обратила внимание на то, что птиц почти не стало, а на воде появилась нехорошая рябь. С запада над кромкой леса висела небольшая тучка.
-Никак, гроза собирается… Ой, как неудачно! Давайте, гребите ближе к берегу. Если что ,
На берегу грозу переждем.
Скоро стало ясно, что грозы не избежать. Надо быстрее искать место для стоянки. Берега озера заросли травой, камышом, тальником. Все это переплелось, местами создавая непроходимые заросли. Подошли к берегу, но пристать не могли, и еще километра два брели по воде, таща за собой лодку. Тем временем гроза уже вовсю разбушевалась. Волны набегали одна за другой. С трудом приходилось сдерживать лодку-того и смотри, вырвет из рук веревку, тогда пиши- пропало! Унесет лодку на самую быстрину, да перевернет! Дождь, правда, был не очень сильный. Но что им до этого ! Они уже от волн были насквозь мокрые. Все свое пожитки сгрузили на песчаный мысок, а лодку перевернули. Вот и крыша над головой. Хоть и неудобно, зато сверху не льет. И вещи рядышком . Правда, изрядно промокли, но это ничего. Спички Валя всегда парафином заливала. Один рыбак научил. Покопавшись в вещах, Валентина вытащила несколько вареных картофелин. Маленько пожевали.
Дождь разошелся не на шутку. Волны с шумом добегали почти до самой лодки. Стало понятно - здесь и заночевать придется. За эти годы она не раз ночевала в тайге. Видела и медведей, и рысь. Однажды зимой чудом спаслась от стаи волков.
Выбравшись из - под лодки, осмотрелась. Дождь не переждать. Значит, надо перебираться подальше от воды. Лодку вытащить и привязать. Не дай бог , воды нагонит, и унесет лодку. Еще строить шалаш. На этого рыжего уполномоченного она не возлагала ни каких надежд - Что с него толку- городской. Присмотрела три молодых березки. если их наклонить, а верхушки связать -вот тебе и основа для шалаша. Топор всегда с собой. Скоро шалаш был готов. Внутрь она накидала лапнику, и сверху кинула мешок. он, при случае, служил ей и плащом, и покрывалом, и скатертью. Сейчас вот -одеялом. Такой мешок , нужная в хозяйстве вещь. Вокруг старого пня наготовили сухого хвороста. Хворост то быстро прогорит, а вот смолистый пень будет шаять всю ночь. Когда от одежды повалил пар, а в воздухе запахло печеной картошкой, Валентина поняла, как она устала… Разомлев от жара, она сидела, не в силах поднять руку. Все ее тело нежилось и согревалось. Пересилив себя, она сняла - таки сапоги, и устроила их на рогатинке возле костра. Если не высохнут, то, хоть теплые будут. Не обращая внимания на рыжего попутчика, сняла и выполоскала в озере чулки, порывшись в котомке, достала большую старую кофту. Отвернувшись от парня, сняла платье и надела кофту. Эта кофта всегда сопровождала ее во всех поездках. Ее она носила, когда была беременна Васьком.
Эдуард сидел у костра, сложившись вдвое. Отогревался.
-Что вы сидите! Залезайте в шалаш, там теплее! Вон, ватник мой возьмите, да свою - то одежду снимите, а то простынете!
Эдуард бросил в огонь несколько сухих хворостин и спросил
_ВЫ любите стихи? Вот сейчас сижу у костра и думаю - вот так же когда то скифы сидели у костров, жарили мясо, отогревались…
Он как то по- особенному выпрямился и произнес-
-Мильоны вас! Нас –Тьмы и тьмы, и тьмы!
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы мы, да, азиаты мы!
С раскосыми и жадными очами!..
Эдуард читал стихи как то по - особенному. Так Валентина читать не умела. Слова были незнакомые, Мессины, скифы…кто это - она не знала. Но каким то образом проникнув в Валино сердце, они будоражили его… Дослушав до конца чтение, она строго сказала- надо ложиться спать. Завтра опять в путь. Дав указания, она первая нырнула в душистую темноту. Там пахло и березой, и пихтой, и еще какими - то речными травами и тиной. Или от этих запахов, или от того, что выдался не самый легкий день, она сразу же задремала, и не слышала , как вползал в шалаш Эдуард, как шуршал ветками, укладываясь. Проснулась от того, что ее спина заледенела. Было серое мглистое утро. От вчерашнего великолепия ничего не осталось. Тяжелые грязно-серые тучи ползли с запада. Дул ветер.
- Хорошо, что не боковой, а встречный. При боковом – неловкое движение, и перевернет лодку… .а так- поставлю носом на волну, и поплывем. Хотя, грести будет тяжело против волны.
Подумала Валя.
Старый пень медленно догорал. Кое- где еще пробегали язычки пламени. Вокруг – куча золы. Сапоги были приятно теплыми. Чулки высохли. Валентина зашла за кусты и переоделась. Сполоснув лицо, подбросила в костер нетолстых веток. Пламя весело заплясало, затрещали смолистые сучья. В серое небо полетел рой золотых искр. Повесив над костром котелок, Валентина забежала в ельник, что рос сразу за мысом. Она не ошиблась - десяток маслят и три красноголовика - хорошая похлебочка получится! Порезала в котелок пару картофелин, зеленого луку, почистила и закинула в похлебку все грибы… Такой дух пошел, так вкусно запахло грибной похлебкой!
Из шалаша выглянула и скрылась снова рыжая шевелюра Эдуарда.
- Ишь,выполз на запах . От таких ароматов и мертвый встанет..
А Эдуард,снова высунул голову, потом, по частям, стал выползать сам . Сначала- голова, потом- длиннющие и тонкие руки ,потом туловище. Последними - ноги. Тут ему не повезло. Вторая нога запуталась в Валентинином мешке, и он не выполз, а вывалился лицом в песок. Смущенный, он что то пробормотал, похожее на слово
-«Простите»
-И перед кем он извиняется?
Валентина глянула на него, и громко расхохоталась..На щеке четко пропечаталась еловая ветка, на покарябанном носу прилипла травина. В оранжевой шевелюре листья и какой то мусор . Ей вдруг стало его жалко.
-Господи, ну как же такой неловкий еще до сих пор живой!
Он, наверное, понимал , до чего он нелеп и комичен. Как то бочком-бочком пробрался на берег. Оттуда вернулся умытый, причесанный . На голове неизменная кепка.
-Давайте завтракать, да в путь дорожку. Сегодня мы непременно должны доплыть до поселка. Километров восемь осталось.
-Восемь километров? Ужас какой!
Испугался и изумился Эдуард.
- Я никогда не плавал на лодке. Это мое первое путешествие.
Сидя у горящего костра, они плотно позавтракали. Остатки похлебки прихватили с собой. Затушив еле шаявшие остатки кострища, сгрузили все вещи в лодку. Валентине пришлось снова долго брести по воде, прежде чем запрыгнуть в лодку.
Волны катились навстречу одна за другой. Крепкая, просмоленная кедровка стойко выдерживала удары. Раз приставали к берегу, чтобы перекусить и отдохнуть. Когда уже темнело, на высоком лесистом берегу замелькали редкие огоньки. Запахло дымом и жильем. Валентина не раз бывала в этой деревне. Привязав лодку и взяв только необходимое, поскольку знала -никто не притронется к вещам, не одной ниточки не пропадет -поднялись по крутому склону вверх. Прямо возле спуска жил остяк Кирилл. У него было две жены. Одна – старая и больная. За ней ухаживала другая - молодая и сноровистая русская бабенка. Увидев приехавших , побежала разжигать самовар. Вышел посмотреть на гостей и Кирилл. Был он маленький, узкоглазый и кривоногий. Валентина всегда удивлялась – такой тщедушный, старый, а медведей добывает. Всю деревню кормит. В деревне, правда, дворов двадцать. Так одни бабы и живут. Всех мужиков и парней, война проклятая забрала. Из мужского населения - только пара мальцов , Кирилл, да безрукий Петро. Конечно, руки у него есть, но без пальцев. Валентина знала, что ему в детстве медвежьим капканом пальцы отрубило. Зато у деревенских баб спросом он пользовался! Половина детей в деревне - его. Он тоже охотник и рыбак был знатный, но Кирилл был удачливее.
-Однако, Пань, гости седня ко мне…Хоросо, пань… Хроська, тавай, собирай стол. Гости шипко устали. Рыпа хотят, икра хотят..похлепка..Тавай, тавай!
Кирилл ласково, с непередаваемым остяцким акцентом пригласил гостей пройти в дом. В доме было чисто и душно. После запахов тайги, странные и кислые запахи развешенных шкур, лыка, каких - то веревок - были просто невыносимы. Но обижать хозяина нельзя. Поэтому Валентина сказала –
-жарко у вас здесь, да и больной мешать будем. Пойдемте, как в прошлый раз, в завозню. Да людей соберите. Я вам лектора привезла.. .
Завозней назывался амбар, в который зимой прямо на конях завозили сено. Ворота у амбара были огромные. Сейчас там лежал небольшой запас сена. стояли дровни, розвальни, телега. По стенам- самоловы, капканы. Вот на этой телеге- то она прошлый раз спала. . Кирилл тогда укрыл тулупом. Деревенские новости распространяются быстро. Только успели поесть вареных карасей и попить морковного чаю, как собралось все население деревни. Пришли и малые, и старые. Две остячки с грудными ребятишками, подозрительно напоминающими Петра. У одной ребенок не спал, и она , никого не стесняясь, вытащила из под цветастого платка полную грудь и сунула ее ребенку. Он замолчал. Валентина представила Эдуарда. Тот вышел вперед и начал рассказывать о том, как сейчас обстоят дела в мире. Про недружественную Японию, куда сейчас направляются войска. Но бабы одно хотели узнать- когда придут их мужья? С грехом пополам лекция была прочитана. Эдуард, молча, угнездился на санях. Молодые остячки вытащили балалайку, и начались танцы. Валентина уже не раз видела такое, но удивлялась. Замученные нелегкой работой, они становились молодыми, пластичными. Так лихо и весело плясали они под незамысловатый мотив. Фроська, жена Кирилла бойко пела забористые частушки. Вообще ,все это ужасно походило на вечеринку, а не на собрание .Но Валентина не возражала. Когда еще в этот забытый богом уголок кто - то приедет. А так – без повода, собраться –не получается. Кривоногий Кирилл тоже вышел, потоптался посреди круга, дымя своей трубкой, как паровоз. Чем уж он ее набивал - неизвестно. Только к нему на расстояние вытянутой руки не подлетали ни мошка ни комар. В августе ночи темные и холодные. Навеселившись, все разошлись по домам.
В завозне стало тихо. Старчески шаркая ногами, пришел старик Кирилл. Он принес свой тулуп. Валентина подложила на телегу побольше сена, и приготовилась ложиться. Она видела, что Эдуард по- прежнему сидит на санях. Вы что сидите? Давайте спать, а то-завтра -дальше ехать надо. Уж сами как то постелите себе…
-Я понимаю, что я нелепо и беспомощно выгляжу. Я никогда до войны не был даже в лесу. У нас на даче был небольшой садик. Однажды я там увидел ежика. Няня Хильда поймала его и посадила в клетку. Он все лето жил у нас, и я кормил его мясом. а осенью мы выпустили его . Папа говорил, что ему будет трудно привыкнуть к вольной жизни. Так и я. Я не могу привыкнуть к тому, что надо добывать себе еду, что рядом нет близких. Здесь - даже люди совсем не такие, как в Ленинграде. Женщины, о которых я читал у Блока, как о нежных существах, Прекрасных дамах- ругаются матом, или, как вы- рубят деревья, плавают на лодке и спасают меня от шторма….Я чувствую себя идиотом… Простите…Я хотел пойти в ополчение, но у меня эпилепсия. Поэтому меня не взяли. Мои родители умерли от голода. Я думаю, они отдавали мне свой паек. От этого мне очень горько. Я – никчемный человек! Когда то в детстве я учился играть на скрипке, и, говорят, подавал надежды. Лучше бы я научился работать топором! Кому нужна здесь игра на скрипке? Здесь и скрипки то нет! Голос его дрожал, как у обиженного ребенка.
Валентина подошла к нему, и погладила по его огненной шевелюре-
Бедный, бедный мальчик…Просто , вы должны жить в городе, ходить по асфальтированным улицам, играть на скрипке. Потерпите немного. Война уже закончилась. Скоро вы вернетесь домой, и забудете это - как страшный сон. И совсем вам не нужно уметь орудовать топором. Мы родились здесь, и это все умеем делать с рождения. Каждый должен заниматься своим делом. Валентина говорила с ним, как говорят взрослые, с маленьким ребенком. Ей было жалко этого растерянного синеглазого недотепу. А сейчас - давайте спать. Ложитесь, я укрою вас. Послушавшись ее, как старшую сестру или мать, Эдуард умостился на душистом сене . Валентина укрыла его своей телогрейкой. Он пытался было протестовать, но был строго отчитан Валентиной.
-Даже не возражайте! Еще чего не хватало - простудитесь, а мне с вами возиться…. Валентине не спалось. Ей представлялся огромный город , много машин, людей.
-Простите, как вы сказали? Блок? Я знаю Пушкина, Некрасова, Лермонтова, но Фамилию Блок – слышу впервые. Это что - какой то иностранец?
Нет, нет! Что вы! Это Русский поэт серебряного века. Просто, его иногда называют буржуазным поэтом. Я вчера читал вам стихотворение «Скифы» Это мой любимый поэт! Вот, послушайте! Эдуард снова сел на сани и начал читать. Таких стихов и такого чтения Валентина еще не слышала.
Где же она могла слышать, если его не было в школьной программе.
«…И каждый вечер, в час назначенный
(иль это только снится мне)
Девичий стан шелками схваченный,
В туманном движется окне.
У Валентины от этого чтения даже мурашки по коже побежали, как от озноба, а он продолжал -
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах легкая рука.
Долго еще читал Эдуард стихи. Над землей плыла августовская ночь. Тихо шумели сосны и кедры за домами. Маленький поселок крепко спал. Спали и кривоногий старик Кирилл, и похожие на Петра курносые дети. Не спалось только Валентине. Впервые она ощутила гармонию стиха, их красоту и лиричность. ей хотелось слушать и слушать их. Наконец Эдуард устал. Пообещав прочесть еще что ни будь интересное в следующий раз - он уснул. Сморило и Валентину. В эту ночь выспались замечательно! Когда в щели завозни стал пробиваться утренний свет, Валентина проснулась. Так не хотелось вылезать из под уютного тулупа, а надо. В деревне было четыре комсомолки. Вот к ним - то она и направилась. Вчера они припозднились с рыбалки. Надо успеть перехватить их ,а то опять уедут. План им дан нешуточный. А выполнить его они обязаны. За невыполнение плана трудодни снимают.
Рыбачки были уже на берегу. Г отовили невод. Большущий невод был тяжелым сам по себе, да к нему привязаны пригрузы. Валентина знала, какая это тяжесть и адский труд, и в душе посочувствовала девчатам. Поговорили, взносы собраны. Надо дальше ехать.
Пойду будить попутчика. После вчерашних стихов Валентине как то не хотелось уж и ворчать на него. Это ж надо! Сколько стихов знает! А она - ну, может, десять.
Эдуард уже встал, и сидя на санях, ожидал ее. Позавтракали все теми же вареными карасями, и жареными рыбьими потрохами. Рыбные потроха Валентина очень уважала. До чего вкусно! Каждый день бы ела. Наверное, вкуснее всяких пирожных. Правда, о пирожных она только читала в какой - то книжке, и что это такое, не знала. Ей представлялось пирожное огромным пирогом, наполненным чем- то очень вкусным. Эдуард тоже с аппетитом завтракал. Чтобы, не завтракать молча, Валентина спросила-
-А вы ели пирожное?
-Да, конечно.
-Ну и как? Вкусно?
-Конечно, вкусно, особенно крем.
У Валентины кусок во рту застрял
-Крем? Как крем?
-Она знала только один крем-крем для обуви.
-Ну да, сверху на пирожное наливается крем из взбитых сливок и сахара. Я любил крем –брюле… Валентина с недоверием и завистью покосилась на него. Понятно, городской. А мы пареную репу за лакомство почитаем.
С утра на озере было зябко и неуютно. Но к обеду облака исчезли, и солнышко обогрело путешественников. Все так же, сменяя друг друга , продвигались они вперед. Помогало еще течение. В этот же день к вечеру добрались до большого села. Здесь жило много русских. Правда, нищета была такая же. Только в этом селе были большие огороды, где выращивали овощи. Валентина с Эдуардом пошли искать председателя. Председатель -невысокий шустрый мужик в очках на обувном шнурке, определил их на постой к одинокой бабе Груше. Баба Груша напоила приезжих чаем, и провела в горницу, где они немного отдохнули. Вечером в клубе собрался народ. Здесь с интересом слушали лекцию Эдуарда, задавали вопросы про облигации, про пенсии по потере кормильца ..Эдуард с Валентиной, о чем могли-отвечали… Так же дело обстояло во всех других поселках. Когда все дела были сделаны, предстояла долгая обратная дорога. Валентина в эту поездку устала так, как не уставала, когда ездила одна. Хотелось, скорей домой, к Васильку, и бабушке Матрене.
Поскольку в деревнях все дела сделаны, решили , по возможности, не заезжать . Тем более, погода , будто наладилась. Вечером второго дня пристали к берегу. Высокие красивые сосны, и несколько могучих кедров, вышли на кромку берега. Под кедром лежали крупные шишки.
-Ты смотри, какая удача! Еще и шишек себе наберем!
Валентина достала свой крепкий мешок, и собрала все шишки , что лежали на земле. Подняв голову, поглядела на верх. Шишек на кедре было столько, что можно наполнить не один такой мешок. Она забежала в лесок, и срубила нетолстую березку. С ее помощью она хотела сбить с верхушки шишки. От ее ударов с кедра слетело с десяток шишек, и все.
Ну и ладно, подумала Валентина. Мешок полный, а другого мешка все равно нет. Оглянувшись, она не увидела Эдуарда. Вот еще незадача, куда это он исчез?
-Ну, ладно, появится… Отругаю. Тайга все - таки. И медведи встречаются, и заблудиться можно.
Собирая сучья для костра она все время прислушивалась -не идет ли Эдуард… Но его все не было. Давно уже горел костер, сделан шалаш, а попутчик так и не появлялся. Тайга к вечеру из приветливой , веселой, стала мрачной и темной. Даже бывалый таежник без дела в тайгу ночью не пойдет. Куда же запропастился Эдуард.? Не дай бог потерять его! Голову снимут! Подбросив в костер сучьев, сунув в карман спички, она стала подниматься на взгорок. Огляделась. Да что увидишь в лесу? Кругом деревья…Сосны, под ногами белый олений мох. Во мху, как кровь- грозди спелой брусники. Красиво. Но ей некогда было любоваться на эту красоту. Выросшая в тайге, она с детства знала правило - прежде чем заходить в лес, сориентируйся. Определив для себя маршрут, Валентина стала внимательно смотреть под ноги. Этот горожанин наверняка оставил следы. Надо их найти. Вот видно, как примят и сломан мох, а там – сорваны и рассыпаны ягоды….
-Хорошо, что еще не совсем темно! Так, отыскивая какие - то следы, она углубилась в тайгу. Исчезли веселые сосны и белый мох. Появились уродливые чахлые деревца, какие бывают на болотах . Под ногами захлюпало.
Неужели он в болото полез? зачем! Идти стало трудно. Мягкий болотный мох рос большими подушками, а между ними стояла черная вонючая вода. Валентина не видела уже ни следов, ни того, что было впереди. Все проглотила темнота. Только между черными деревьями была видна слабая полоска зари. Да одна за другой вспыхивали крупные зеленоватые звезды. Стало холодно.
-Что делать? И его не найду, и сама пропаду. Если я заблужусь, то уж ему -и вовсе конец!
Валентина повернула назад. Выбравшись на сухое, стала кричать . Звонкий крик тонул и увязал в кронах сосен. Накричавшись до одури, она стала слушать. Но ничего, кроме шума деревьев и комариного писка не слышала. За себя она не боялась – выберется как ни будь. А вот с Эдуардом…Он ведь не приспособлен ни к чему! Снова и снова она кричала и звала его, пока не сорвала голос.
-Боже, помоги ! Не за себя прошу, за несчастного человека… Матушка, Пресвятая Богородица, не отверзи нас.
Толи Бог и вправду услышал ее мольбу, или так совпало, но только далеко-далеко где то, ей послышался человеческий крик. Собрав остатки сил, она двинулась навстречу голосу. Долго шла, не зная, правильно ли двигается…. И вдруг услышала уже ясный и четкий крик человека. Хриплым голосом , разрывая связки, она все таки ответила ему. Эдуард был близок к истерике . Он жаловался и на жуткую темноту, и на болото и на комаров, на собачий холод… Голос его дрожал, как у маленького ребенка. Валентине, которая в первый момент накинулась на него с кулаками и матом, стало его жалко.
Ну, зачем вы в тайгу то полезли! Чего вы там забыли!
-Я хотел вам ягод набрать! Здесь ягоды очень спелые! И сладкие! Я вам набрал полную фуражку ягод, да просыпал… обиженным голосом маленького ребенка сказал Эдуард.
-Господи, это он из - за меня в тайгу пошел! А я его ругаю!
К костру вернулись, когда он почти догорел. Подбросили сучьев в огонь,оогрелись, поужинали при свете костра. Валентина подкладывала ему что повкуснее. Или радовалась, что нашелся, или благодарила за то, что хотел сделать ей приятное. Она и сама не знала. За эти дни он сделался каким то родным и близким .Особенно, после вчерашней ночи. ЕЕ уже не забавляла его неуклюжесть ,его огненно рыжая шевелюра. А его худоба вызывала то ли жалось пополам с нежностью. Ей хотелось его накормить,приласкать,отогреть.Она вдруг поняла, что дико испугалась, когда он заблудился. Испугалась не того, что ее накажут, возможно, даже посадят, а то, что она потеряла его - такого нелепого, смешного, растерянного… Его-с его небесно – голубыми, и чистыми, как у ребенка глазами. Ей хотелось смотреть в эти глаза и видеть в них неподдельное восхищение ей, Валентиной. Вдруг, в один момент ее посетили грешные мысли. Тряхнув головой, она прогнала их , но, как комары, они назойливо крутились вокруг головы.
-Валентина, ты сдурела… У тебя Феденька…У тебя Васек…
Ничего не помогало. Она стала думать о завтрашних заботах, о комсомолках, которые не внесли взносы…Но откуда то , как лавина, поднималось желание. Оно обжигало все тело. Стало жарко, в горле пересохло. Схватив кружку воды, она большими глотками осушила ее. Стало легче дышать. Валентина встала и пошла к берегу. Побродила. Подумала,
-Пусть уснет. Потом лягу. Но он что- то долго возился у костра. Наконец, ушел спать. Костер хорошо горел. Подбросив сучьев, она присела у огня.
-Чуть не сошла с ума… Это ж надо! Всю войну строго блюла себя. А тут – и не мужик вовсе - почти ребенок! Он, поди, и бабы то не знал… .От этой мысли то, что таилось в ней, что она пыталась затушить, вспыхнуло с новой силой. И она не в силах была сопротивляться этой страсти.
Когда ее разгоряченное страстью тело оказалось рядом с Эдуардом, он ничего не понял спросонок. Но мягкие женские губы ловко нашли его губы, а сильные женские руки ласково и нежно обняли его…
Ночь пролетела как миг. Когда солнце в прозрачной дымке выплыло над рекой, Валентина проснулась. Губы и тело горели , и ,кажется, еще продолжали ощущать поцелуи. Все тело блаженствовало. Оно стосковалось по мужской ласке.
-Господи, как хорошо…. Валя потянулась и, свернувшись калачиком, закрыла глаза.
Не хотелось просыпаться, выходить из шалаша, приниматься за повседневные дела. Полежав еще немного, все- таки выползла из шалаша.
Весь день они, как сговорившись, делали вид, что ничего не случилось. Предстояла последняя их ночевка. Снова костер и поздний ужин. Ужинали молча. Каждый думал о своем. Валентина мучилась угрызениями совести.
-Как я могла! Ну, просто, какое- то наваждение! Да с кем! С цыпленком желторотым! Городским… Дура! Не утерпела!! Но ругая себя последними словами, она знала- эта ночь будет такой же жаркой, страстной и горячей.
Эдуард же думал - «Неужели она меня любит»? этого не может быть! Тогда почему??? -Он был совершенно неискушен в этих делах. Весь свой опыт общения с женщинами он почерпнул из книг. Девушки у него никогда не было.Конечно, в университете была девушка, которая ему очень нравилась. Но у нее был парень, с которым Эдуард их часто видел. Говорят, она ушла на фронт радисткой. Вопрос - «Любит - не любит?»так и повис в воздухе в тот момент, когда Валя снова оказалась с ним рядом в шалаше.
Вечером этого же дня она попрощалась с ним возле дома. Лицо ее ничего не выражало. Просто - попутчик. Просто-случайный знакомый…
Эдуард уехал в район. Через какое - то время ему разрешили уехать в Ленинград. В осенних хлопотах Валентина и не заметила, как округлился живот, стала наливаться грудь. Первой забила тревогу бабка Матрена.
-А ты, девка, что, чажолая ли че ли? Эва, кака кругла стала? Где нашла то? Рожать че ли будешь? А Федор то как? Ведь дите не спрячешь. Приедет, так чо скажешь?
Валентина и сама не знала, что скажет она Федору. Скоро вся деревня знала- Валентина беременная ходит. Бабы, разделились на два лагеря. Одни -осуждали Валентину, другие -жалели. Равнодушных не было . Все гадали -от кого? Только когда родилась девочка-Надя, все стало ясно. Чистые голубые глаза и рыженькие волосы -ни дать ни взять -Эдуард!.
Качая девочку, бабка Матрена причитала
-Ой, да че мы скажем нашему Феденьке! Да не в добрый час ты родилася! Да не в добрый день появилася!
Валентина снова учительствовала. В командировки ее больше не посылали. Кормящая мать. Куда от ребенка. И вот, когда Наденьке было два месяца, пришло письмо - Федор писал, что комиссовали его, что возвращается домой. Всю последнюю неделю Валя не спала. Мучила неизвестность. Что скажет Феденька. Она готова была к разным вариантам- и побьет, и из дому выгонит ,или вообще - убьет…Все утро наряжала детей .Василька одела в матросский костюмчик .Наденьке -новенький чепчик с красивыми вышитыми собственноручно, ягодками. Ей казалось, увидит Федор таких чистых и ухоженных детей , и все простит. Или не простит?????? И вот стоит на пристани, как на Голгофе. Люди пришли посмотреть на это зрелище - каждому хотелось увидеть , как встретит учительша своего героя-мужа. Такой славный подарочек приготовила!
Пароход , дав три гудка, подошел к пристани. Скинули деревянный узкий трап . Два матроса ловко сгрузили мешки с почтой. Начали спускаться пассажиры. Валя глазами искала мужа. Увидела. Узнала. Испугалась…Сердце забилось так, что , казалось, вот - вот выскочит из груди…Федор ловко сбежал по сходням вниз. Поставив чемодан, подошел к жене. Валентина опустилась на колени перед мужем, все так же прижимая дочку к себе. Федор давно уже все понял. Еще на пароходе. Он поднял с колен жену, отряхнул от песка ее юбку . Коротко спросил;
-Дочка или сын?
-Дочка.
Тихо произнесла Валентина.
-Ну и ладно. Как назвала? Хорошее имя. Помощница будет, Правда, Василек?
Он поднял сына на руки, подкинул его высоко-высоко, обнял жену за плечи. Все, молча стояли, и разочарованно смотрели, как уходила с пристани семья. Федор, Валентина с Наденькой, мирно посапывающей на руках у мамы, и веселый Василек, который подскакивал, уцепившись за руку отца. Начиналась мирная жизнь.
-
-