Вместо предисловия
Судьба уготовила мне встречи с очень разными людьми. В своей жизни мне довелось немало поездить по просторам некогда бескрайней Родины. Этому в немалой степени способствовала выбранная профессия гидролога. Как однажды выразился мой приятель-однокурсник, мы получили возможность удовлетворять свою любознательность и своё любопытство за государственный счёт. Естественно, что имели место всякие моменты - смешные и не очень.
Ещё заметный след оставили три года срочной службы на флоте.
Как-то само собой получилось, что мне захотелось поделиться впечатлениями и я начал писать. Насколько получилось - не мне судить.
События, описываемые мной, иногда не имеют точной географической привязки, но по описанию место действия легко определить.
Некоторые имена и фамилии, как, к примеру, имя нашего замдекана, слегка изменены. Некоторые оставлены без изменения.
Все истории достоверны. А если я где-то слегка приврал, то не от лживости своей натуры, но для пущей занимательности. В конце концов сие не есть документальная проза, тем более, что сделано это вполне бескорыстно.
Читайте, кому интересно. Критику (но не критиканство) воспринимаю всегда с благодарностью.
«Вегетарианец»
Ну, не знаю–не знаю, граждане, кто как на это дело смотрит, но лично меня от военной службы отвратил институт замполитов в Советских Вооруженных Силах.
Охотно допускаю, что встречались на этих должностях стОящие люди, да и я сам таких встречал в своей последующей жизни, но вот на срочной службе повидал четырех замполитов и один другого был гаже. Разные они были и по возрасту и по характеру, но все, как один, были какие-то убогие, недалекие, косноязычные, подленькие и мстительные. При всем при том еще и глуповатые, если не откровенные дураки. Плюс ко всему большие любители заложить за воротник. Впрочем, такие встречаются, наверное, во всех сферах деятельности.
Тем, кто проходил срочную службу нет нужды объяснять что такое политзанятия. Прочим же сообщу, что это, пожалуй, единственный вид подготовки от которого нельзя было увильнуть. За плохой конспект матрос запросто мог лишиться увольнительной на берег. Ну, да ладно.
Проводил как-то наш замполит очередную политинформацию в преддверии очередной годовщины начала Второй мировой войны. Читает, стало быть, по бумажке. Дошел до личности Гитлера и между прочим сообщил, что Гитлер был вегетарианец (это слово он прочел почти по слогам). А затем вдруг спросил: «А вы знаете, кто такой вегетарианец?» и победоносно посмотрел на аудиторию, полагая, что никто такого мудреного слова не знает. А сигнальщик с места возьми да и ляпни: «Конечно знаем! Это – псих!»
Замполит посуровел лицом и изрек: «Правильно, псих! Ему человека убить ничего не стоит! Убьет - и даже не задумается!»
Надо ли говорить, что после этой политинформации к замполиту прилипла кличка «ВЕГЕТАРИАНЕЦ».
"Будь здоров" по-молдавски.
Пожалуй, у каждого, кто в свое время учился в институте, найдется немалая коллекция веселых историй на разные темы студенческой жизни. Что и говорить – веселое это было время, несмотря ни на что.
Приятель мой, с кем мы жили в одной комнате и учились в одной группе, а до этого еще и служили срочную на одном корабле, родом был из Молдавии. И хотя не являлся этническим молдованином, молдавский язык знал прилично и как-то после чьего-то долгого чихания сказал по-молдавски «Нас ин кур». А на вопрос что сие означает сказал, что это «будь здоров» по-молдавски. «А как будет «спасибо»? – спросили снова его. «Ин кур ку насе» - не моргнув глазом сказал приятель.
Народу понравилось. И вскоре в институте после чихания только и было слышно «нас ин кур» и немедленно в ответ «ин кур ку насе», либо более скромное просто «спасибо».
Спустя некоторое время к нам в институт приехала группа студентов-географов из Кишинева прослушать спецкурс лекций, который больше нигде не читался.
Каково же было их изумление, когда они услышали знакомую речь! Правда, услышанное повергло их в некоторое смятение. «Нас ин кур» действительно в шутку желали чихнувшему, но означало это совсем не «будь здоров», а (уж извините) «носом в ж..у», на что так же в шутку отвечали «ин кур ку насе», то есть, «ж..ой в нос».
Эти «добрые пожелания» на молдавском так прижились, что хоть секрет и был раскрыт, оставались в ходу до самого нашего окончания института. А, возможно, что и новые поколения студентов продолжают эту смешную традицию – кто знает…
"Целебный" источник
О вреде пьянства написано много и справедливо, но о пользе оного, пожалуй что не сказано ничего. Да оно и понятно: вреда пьянство приносит неизмеримо больше, нежели пользы. Да и польза какая-то сомнительная. Впрочем, вот история, наглядно иллюстрирующая это утверждение.
Практика по общей геологии в нашем институте проходила следующим образом. Весь курс (примерно 100 студентов) собирался на Московском вокзале Ленинграда и вместе с преподавателями ехали электричкой до нужной станции, затем каждый преподаватель брал группу студентов и шел вместе с группой по маршруту, показывая по ходу движения интересные геологические объекты и рассказывая об особенностях геологии данного района. Студенты вели полевые дневники, наносили на бланковые карты полученные сведения и отбирали образцы горных пород. Итогом 10-дневной практики был зачет с вопросами-ответами по составленной геологической карте. Пропускать ни одного дня было нельзя, иначе даже при блестящих знаниях получить отличную оценку было невозможно - учет посещения был строгий, если не сказать драконовский.
Вот в один из дней была обзорная экскурсия, которую проводил Портос - преподаватель богатырского роста и телосложения с рыжей бородой клинышком, очень напоминавший персонаж Дюма. Экскурсия была общей. Мы доехали до нужной станции и Портос повел толпу по маршруту. А три приятеля-выпивохи задержались на станции, двинувшись в ближайший магазин за выпивкой. Портос привел студентов к роднику, пояснил его происхождение и, между прочим, сообщил, что вода в источнике очень полезна для здоровья. Кто-то спросил: "А пить ее можно?" "Да, ребята, пейте! Это - целебная сероводородная вода!" Ну, после таких слов народ активно эту воду употребил в лечебных целях.
Эффект не замедлил сказаться. Еле-еле мы дотерпели до родной общаги, где организмы начали активно от целебной воды освобождаться. Причем освобождение шло как сверху, так и снизу. Народ поголовно и, так сказать, позадно сидел в туалете с кастрюлями и тазами (кому что досталось) и освобождался от "целебной" воды. Как выяснилось позже, вода в источнике была отравлена сбросными стоками местного химзавода.
Надо ли говорить, что на следующий день на вокзале преподаватели во главе с испуганным Портосом встретили только трех выпивох, которые до источника не дошли.
В общем, кто один день пропустил, кто два...
Да! Отличных оценок никто не получил, кроме тех троих, которые посещение "целебного источника" пропустили, употребив другой напиток в ближайших кустах.
«Брысь» по-армянски
В том, что животные понимают язык людей, я убедился давно. Причём понимают хорошо язык именно той местности, где они сами проживают. Если перевезти, к примеру, собаку или кошку в Центральную Россию из Средней Азии, Прибалтики или Кавказа, то должно пройти некоторое время пока животное привыкнет к другому языку. Тут важно всё: и сам язык, и интонации, и, я бы сказал, мелодика самой речи.
Когда мне было лет семь, меня отправили на лето из Подмосковья, где я родился, в армянское село, к бабушке, маме моего отца. Надо сказать, что я армянского языка не знал совершенно, и моим переводчиком была сестра отца, тётя Асмик, которая жила у нас и училась в Люберецком энергетическом техникуме.
О тёте Асмик нужно рассказать отдельно. После окончания школы она приехала к нам и поступила в техникум. По-русски она поначалу не говорила совершенно, но на экзаменах показала очень хорошие знания – язык формул универсален. Учёба ей давалась с трудом в силу того, что она плохо понимала русский язык. И руководство техникума приняло решение оставить её на второй год на первом курсе, чтобы она лучше освоилась. При этом ей сохранили стипендию – случай небывалый!
Тётя Асмик окончила техникум с отличием, а её дипломная работа вполне соответствовала институтскому дипломному проекту.
В селе тётя сразу же включилась в работу, помогая бабушке на колхозном поле, а я на целый день был предоставлен сам себе.
Сельские ребята разъезжали по селу верхом на осликах. У бабушки в стойле тоже имелся ослик, и мне захотелось на нём прокатиться. Я вывел ослика на улицу, взобрался на него и скомандовал «Но-о!», однако ослик остался стоять на месте. Я ещё раз скомандовал, но это тоже не возымело эффекта. Тогда, потеряв терпение, я ударил ногами в бока и в тот же миг оказался на земле. Осёл взбрыкнул, скинув меня, пару раз лягнул копытами воздух для острастки и не спеша ушёл обратно в стойло.
Я не ушибся, но от второй попытки прокатиться на осле всё же отказался.
Спустя немного времени ко мне заглянул мой троюродный брат Арпиар и, увидев мою скучную рожу, поинтересовался в чём дело. Я рассказал о своей неудаче. Арпиар посмеялся, затем взял меня за руку, и мы вышли на улицу. Брат вывел ослика, посадил меня, сел сам, велев мне держаться за него, взял повод в руки и скомандовал «токщ-щ!». Ослик послушно зашагал.
У бабушки жила кошка – хитрая и нахальная бестия. Меня она совершенно не боялась и когда бабушки не было в доме, эта вредная кошка лазила везде, где только хотела. На моё «брысь» она никак не реагировала. А если я пытался согнать её со стола, царапалась и кусалась. В конце концов, мне удалось схватить её за шиворот и выбросить из кухни. Но стоило мне отвернуться, как она тотчас снова сидела на столе. В разгар нашей войны вернулась бабушка и, увидев на столе кошку, крикнула «апишьт» - кошку точно ветром сдуло!
На следующий день эта кошатина снова запрыгнула на стол, но я уже знал что надо делать и произнёс заветное «апишьт». Кошка нехотя спрыгнула со стола, а я для верности повторил заветное слово и показал кошке кулак. Та с независимым видом походила по комнате и не спеша ушла по своим кошачьим делам. Больше при мне она на стол не запрыгивала.
Объяснительная
В середине навигации у нас на лихтере умер шкипер. Был он уже весьма пожилым человеком и не очень здоровым. К тому же большой любитель пропустить стаканчик-другой, но на этом редко останавливался и посему частенько напивался до положения риз.
Умер он во время шторма. Как водится, буксировщик убежал отстаиваться в устье реки, а наш лихтер пережидал непогоду на якоре посреди Обской губы. Бояться нам было нечего: у лихтера был морской регистр и, хотя строился он ещё до революции, корпус имел прочный. Конечно, качало-болтало, но это было не смертельно. Состав гидропартии к такой ситуации был привычен.
Шкипер с утра почувствовал недомогание, но вместо того, чтобы отлежаться, употребил своё извечное «лекарство», которое и доконало его.
Сообщили о случившемся по радио в Салехард, откуда позже пришло распоряжение дожидаться следователя и судмедэксперта.
Через два дня, когда шторм поутих, прибыла следственная бригада. Собственно, расследование было формальным, ибо состава преступления не имелось. Однако, соблюдая формальности, следователь велел всем писать объяснительные.
Все с этим справились довольно быстро, но Серёга Кабан впал в затруднение, не зная как начать и что писать. Тогда Кабан пошёл проводить консультацию к следователю. Следователь сказал: «Пиши, как было дело. Если пили, то пиши кто, когда и с кем пил. Понял?».
Серёга понял и написал: «Не пили мы уже давно», подумал немного и дописал: «Дня два – не меньше». Больше ему писать было не о чем, и он поставил число и подпись.
Так и ушла его объяснительная вместе с другими, которые приобщили к «делу», сразу же и закрытому.
Коллекция Кудрицкого
Геодезию у нас на курсе читал добрейший Дмитрий Михайлович Кудрицкий.
С самой первой лекции Кудрицкий расположил к себе абсолютно всех! От него, похоже, исходила какая-то очень теплая энергия. Предмет он знал блестяще! Лекции его были не просто интересными - они были похожи на авантюрный роман, от которого не было сил оторваться! Предмет он излагал так, что геодезия становилась частью истории самого Человечества, где были свои герои и негодяи, гении и дураки. На его лекциях в аудитории свободных мест не было. Надо ли говорить, что пропустить лекцию по геодезии было большим огорчением.
Забегая несколько вперёд, скажу, что двоек на экзаменах Дмитрий Михайлович не ставил принципиально , исходя из того, что студент не может знать всего, но также не может совсем ничего не знать и задача экзаменатора состоит в том, чтобы эти знания из студента выудить. Помню, как такому ничего не знавшему студенту, но говорившему с большим апломбом он сказал: «Я, как лев сражался за вашу «тройку».
Основные принципы геодезии Дмитрий Михайлович уместил в четырех основополагающих пунктах:
1. От общего к частному; от частного к общему.
2. Все наблюдения контролируются.
3. Думать надо.
4. Соображать надо.
В справедливости этих принципов, особенно в двух последних, я убеждался не один раз в своей дальнейшей гидрологической деятельности.
К студентам Кудрицкий относился по-разному, но неизменно доброжелательно.
У Дмитрия Михайловича была своеобразная коллекция разных геодезических казусов, и на лекциях он щедро делился разными такими случаями. То у кого-то на плане река текла в другую сторону, то вместо возвышенности оказывался овраг и т.д.
Как-то и я угодил в его коллекцию. А дело было так.
На практических занятиях мы выполняли построение профиля от репера А к реперу Б. Чтобы построить профиль требовалось обработать журнал нивелировки, уравнять нивелирный ход и вычертить на миллиметровке профиль. Проверялся профиль наложением контрольной кальки, хранившейся на кафедре. Кто-то из особо пронырливых студентов сумел "передрать" кальку и быстро сдать это задание. Собственно, конфигурация профиля у всех была одинаковой, а отличались только отметки реперов. Быстро сообразив что к чему, студенты «перекололи» профиль контрольной кальки у сдавшего счастливчика и, получив зачет, думать об этом забыли. У меня же дело не заладилось. Раз за разом я показывал свой профиль преподавательнице, и каждый раз она указывала на две точки, где мой профиль «отскакивал» от контрольной кальки. Я с ослиным упорством пересчитывал отметки, пытаясь понять, что же у меня не так. Ошибок не находил, но проклятый профиль всё не мог сдать.
Приятель, видя мои потуги, посоветовал: «Да переколи у меня этот профиль и сдай». Но меня, что называется, зациклило и я продолжал свои безуспешные попытки.
После того, как в восьмой раз преподавательница меня «пнула», я стал громко возмущаться, требуя проверить мои расчеты и показать где ошибка. Преподавательница, видимо тоже устав от меня, наложила в очередной раз кальку на мой профиль и сказала, что я в двух местах опять делаю одни и те же ошибки.
Диалог проистекал уже на повышенных тонах и грозил вот-вот перейти на личности.
Трудно сказать, чем бы всё закончилось, но на мое счастье на кафедре присутствовал Кудрицкий, который и поинтересовался, отчего это тут такие шекспировские страсти разыгрались. Да вот, мол, пришел тупой студент, делает раз за разом одни и те же ошибки и ещё возмущается при этом, пытается тень подозрений бросить на преподавателя (я сделал очень робкую попытку усомниться в правильности кальки).
«Ну, давайте студента сюда, сейчас разберемся» - сказал Дмитрий Михайлович.
Кудрицкий внимательно просмотрел мою тетрадь, проверил вычисления и, сдвинув очки, произнес: "А ведь студент прав! Кто калечку чертил?"
Вот тут я просто возопил: "Дмитрий Михайлович, да как же так! Ведь я... Ведь весь курс друг у друга... А я... А со мной, как с врагом народа?..."
На что мудрый Кудрицкий с сочувствием сказал: "А как же ты хотел, голубчик? За правду всегда приходится страдать. Но ты же добрался до истины! Запомни этот день и стой всегда на своём, если в чём-то уверен. Я тебя поздравляю!"
На экзамене я не сказал ни полслова. Экзамены я сдавать не умел и часто без видимой причины впадал в ступор. Вот в такой ступор я и впал на экзамене по геодезии.
Дмитрий Михайлович посмотрел на меня с сочувствием (а я готов был провалиться сквозь землю) и сказал: "Ну, ничего, бывает" . И поставил мне "три".
Я говорю: «Как же так, я не заслужил». На что он ответил: "Только так! Не бывает, чтобы студент ничего не знал. На практике все вспомнится."
На практике по геодезии наша бригада очень дотошно сделала план мензульной съемки, не поленившись отснять старицу реки Оредежи, вынеся ее за рамку съемки.
Очень тщательно сделали отмывку глубин в реке и старательно прорисовали рельеф.
Красиво написал картографическим шрифтом "План мензульной съемки" аэролог Толя Коробцов, закончивший перед ЛГМИ два курса Уральского политеха. И план этот, как образец висел на базе практике в Даймище. А Дмитрий Михайлович подошел и поздравил всех с удачей.
Спустя несколько лет после окончания института мне довелось побывать в Ленинграде и я не мог не зайти в институт. К моей радости на кафедре я застал Дмитрия Михайловича. «А, правдоискатель» - узнал он меня. В ходе беседы Дмитрий Михайлович вернулся к той давней истории. Несколько раз на кафедре чертили две кальки, причём одну с ошибками. И эту «ошибочную» кальку намеренно оставляли без присмотра. И давняя история повторялась. Находились, конечно, упорные личности, но и они после третьей-четвёртой попытки сдавались. Желающих пострадать за правду становилось с каждым годом всё меньше…
Завершая свой рассказ, не могу не вспомнить, как однажды на очередной лекции, минут за двадцать до её окончания, Дмитрий Михайлович поглядел на часы и сказал: "Давайте встанем и помолчим". Мы встали и с минуту молчали, находясь в некотором недоумении. После чего Дмитрий Михайлович пояснил: "Сейчас на Мойке 12, началась гражданская панихида по Пушкину". И отпустил нас. Это было 10 февраля 1973 года…
Фолкнер
В бригаде водителей Службы спецтранспорта, обслуживавшей самолёты в аэропорту Абакана, где я работал некоторое время, самым пожилым был Пётр Исаакович Осетко. Образование у него было семиклассное, и я частенько его подменял, если надо было подгонять какую-то машину со сложным оборудованием - мне всё было интересно.
Родом дядя Петя (так его все называли) был из села Бондарево, чем и объяснялось его столь диковинное для русского человека отчество. Это село было знаменито тем, что во времена реформ патриарха Никона, дабы не принимать новую веру, вся община староверов приняла иудейство, да и само село Бондарево прежде называлось Иудино. Традиции в Сибири были крепки, и хоть мало кто в бога веровал, тем не менее, детей часто называли иудейскими именами, следуя давней традиции.
Как-то раз, придя на ночную смену, я застал дядю Петю за чтением книги. Спустя некоторое время дядя Петя вышел покурить. Я посмотрел на обложку его книги и у меня полезли на лоб глаза: дядя Петя читал «Особняк» Фолкнера на английском (!) языке! Причём не в адаптированном варианте для студентов, а в оригинале - книга была издана в США!
В период институтской учёбы я переводил кое-как со словарём технические тексты, а тут человек с семью классами образования читает Фолкнера в подлиннике! Его-то и в переводе читать не так просто – как тут было не удивиться!
Пока я таким образом размышлял, дядя Петя вернулся с перекура и снова взялся за книгу. Я с интересом стал наблюдать за ним. Пётр Исаакович читал довольно быстро, иногда возвращался к уже прочитанному, кряхтел от некоторого усилия и двигался дальше.
Меня сей факт не мог оставить равнодушным и когда дядя Петя отложил книгу и снял очки, я напрямик спросил его откуда он знает английский язык. Дядя Петя охотно рассказал, что во время войны его направили на курсы рулевых, откуда он попал на суда, перевозившие ленд-лизовскую помощь союзников из портов США в СССР. Стоянки в американских портах были долгими и старший помощник капитана, прекрасно знавший несколько языков, организовал занятия для команды. У дяди Пети оказались к этому делу немалые способности. Он легко запоминал слова и их написание и уже через пару месяцев мог бойко изъясняться с американцами. К тому же у него была большая тяга к знаниям, и он восполнял пробелы в образовании чтением самой разнообразной литературы. К сожалению, дяде Пете не пришлось больше учиться. После войны его списали на берег, и он пошёл работать шофёром, помогая матери ставить на ноги своих братьев и сестёр.
Причиной его списания, думаю, послужил случай, произошедший с ним в Бостоне.
На берегу в интерклубе моряков было застолье по случаю успешной операции американцев где-то на островах. Кто-то что-то с кем-то не поделил, и началась потасовка, в центре которой оказался и дядя Петя. Был он ниже среднего роста, но необычайно широк в плечах и силу имел немалую. В общем, от него крепко некоторым досталось. В разгар побоища нагрянула полиция и, долго не разбираясь, арестовала всех участников драки. Ночь дядя Петя провёл в полицейском участке, выкачивая воду из шкафа педальным насосом. Это у них такой вытрезвитель был. Шкаф имел хитрую конструкцию . Человека ставили в шкаф и запирали водонепроницаемую дверь. В двери было прорезано отверстие для лица, а внизу были две педали для ног. В шкаф пускали прохладную воду и человек в шкафу, чтобы согреться начинал переминаться с ноги на ногу, нажимая на педали и выкачивая воду. Вот дядя Петя и качал всю ночь воду.
Утром ему отдали выстиранную и выглаженную одежду, документы и на полицейской машине с мигалкой и сиреной доставили к трапу корабля и пожелали счастливого плавания. От представителей интерклуба пришла официальная бумага с извинениями по поводу случившегося и просьба никак не наказывать «мистера Осетко», который оказался по воле злого случая в центре скандального происшествия.
До конца войны дядя Петя ещё пару раз сходил за океан, но после Победы его почти сразу же списали…
А «Особняк» Фолкнера ему подарил родственник, ходивший в «загранку». Дядя Петя и решил вспомнить молодость.
Комар
В нашем большом интернациональном дворе в Грозном жил осетин Володя Наниев. Володя работал кузнецом на заводе «Красный молот» и занимался классической борьбой, неоднократно становясь чемпионом Грозного и окрестностей. Силой он обладал огромной и на борцовском ковре клал на лопатки своих соперников быстро и красиво. Мало кто на ковре мог устоять перед его напором. Но в быту Володя был очень мягким, даже застенчивым человеком и никогда не демонстрировал свою силу. Говорил тихо, с немного смешным акцентом и очень редко повышал голос.
Как-то летним днём сидели мы на лавочке втроём и неспешно вели беседу на разные темы.
Прилетел комар и сел Володе на предплечье. Приятель мой, сидевший рядом, потянулся, чтобы прихлопнуть комара, но Володя перехватил его руку, сказав: «Не надо убивать! Он попьёт сколько надо и улетит». Нам стало интересно и мы вместе с Володей стали ждать, когда же комар напьётся и улетит. Проходили минуты, комар толстел, краснел, но не улетал. Тут нас с приятелем позвали обедать, а Володя продолжал поить ненасытное насекомое.
Наскоро пообедав, я выскочил во двор. Володя по-прежнему сидел на лавочке.
- Улетел комар? – спросил я.
- Нет, не улетел – заулыбался Володя.
- А что?
- Пиль-пиль, пиль-пиль и лёпнулся!
Замдекана
Замдекана нашего факультете звали Юлий Михайлович. Был он весьма популярной личностью в студенческой среде, главным образом благодаря редкой способности сообщать разные «приятные новости» (его выражение) в самое неожиданное время. Он мог появиться перед началом лекции и, заняв пару минут лекционного времени, сообщить свои «приятные новости». К примеру, первой «приятной новостью» часто было сообщение о том, что за систематические пропуски занятий лишались стипендии следующие студенты – далее зачитывались фамилии лишенцев. А второй не менее «приятной новостью» могло быть известие о том, что наш курс в воскресенье будет трудиться на овощебазе (прощай, воскресенье!). Свои «сообщения» Юлий Михайлович неизменно заканчивал бессмертной фразой «учиться надо, учиться», причём, страдая лёгким дефектом речи, он произносил это, как «усисса надо, усисса».
Наш институт имел военную кафедру, где из нас готовили офицеров-специалистов для Вооруженных сил СССР. Военная подготовка при ВУЗах – тема особого разговора.
После окончания школы многие задумывались над дальнейшим своим обучением и выбирали ВУЗ с учётом многих факторов. На первом месте, конечно же, были интерес к будущей профессии и склонности к тем, либо иным наукам. То есть, грубо говоря, были «технари» и были «гуманитарии». «Технари», естественным образом, выбирали технические ВУЗы, а «гуманитарии», в большинстве своём чуравшиеся точных наук, шли в ВУЗы, где готовили филологов, языковедов, философов, биологов и пр. и знания физики и, особенно математики, были не столь важны, а, проще говоря, вовсе не нужны.
Но военное руководство страны обладало воистину иезуитской изобретательностью, и легко представить себе ужас студента-филолога Ленинградского государственного университета, когда он узнавал, что на военной кафедре ему предстояло стать артиллеристом, да не каким-нибудь, а именно морским артиллеристом! Так что никуда милый гуманитарий деться от математики не мог – неуспеваемость по военной дисциплине вполне реально оборачивалась отчислением из университета!
В «дубовой академии» (Ленинградская лесотехническая академия) готовили штурманов для авиации.
В нашем же институте из студентов разных факультетов готовили инженеров-синоптиков для нужд всё той же авиации.
О военной кафедре нашего института ходили легенды. До середины 60-х годов через военную кафедру проходили абсолютно все – и ребята и девушки. Одним из первых начальников военной кафедры был полковник Дубовик. Я лично его, конечно, не знал, но выпускники постарше говорили, что фамилия полностью соответствовала личности полковника: тот был крепок телом и по-армейски прямолинеен. Рассказывают, что на первом занятии в девичьей группе (обучение было раздельным) он произнёс свою знаменитую речь.
Начал он так: «Задача нашей кафедры сделать из девушек-студенток женщин-синоптиков!» Девчонки, оценив сказанное, начали переглядываться. А полковник продолжал: «Сначала этим займусь я. А потом к этому подключатся остальные офицеры кафедры!» Девчонки захихикали. А полковник с угрозой в голосе закончил: «Смеётесь?! Потом плакать будете!»
В годы, когда учились мы, военную подготовку для девушек отменили, и у них появился свободный день, а мы грызли несколько чуждую гидрологам синоптическую науку, адаптированную к тому же для военной авиации.
Но я несколько отвлёкся.
Был тот редкий для Ленинграда весенний день, когда небо было абсолютно чистым и яркое солнце щедро дарило своё тепло.
На большом перерыве мы, трое приятелей - Олег, Ринат и я - выскочили на улицу, радуясь хорошей погоде, и как-то сама собой появилась мысль попить пивка – благо пивной киоск был через дорогу, а очереди почти не было. Взяли по кружке и, не торопясь, выпили. Переглянувшись, поняли, что хочется ещё и взяли ещё по одной – пиво тогда стоило 22 копейки. Выпили по второй. Первую порцию на всю компанию брал я, вторую – Олег. Ринат решил не оставаться в долгу, справедливо рассудив, что «бог любит троицу», и взял ещё по одной. Только собрались было так же, не спеша, выпить, как увидели идущего через дорогу по переходу нашего замдекана. Не сговариваясь, бочком-бочком полезли в гущу толпы – авось не заметит. Юлий Михайлович подошёл, остановился и, не поворачивая головы в нашу сторону, произнёс: «Не пьячьтесь, не пьячьтесь!» - и назвал наши фамилии в строгом алфавитном порядке - «Не пьячьтесь! Я давно знаю, что вы – пьянисы!» И пошёл дальше к институту.
Мужики, пившие пиво, воззрилась на нас. А нам пиво встало, что называется, поперёк горла. Кое-как, давясь, наскоро допили мы пиво и пошли далее грызть гранит синоптической науки.
"Брюки ватние"
Как-то, готовя отчёт по числящемуся на полярной станции имуществу, я обратил внимание на одну из позиций в списке спецодежды. В той позиции значились «брюки ватние». «Брюки ватные» - подумал я, вспомнив правописание. В отчёт, отправленный в Управление, я так и написал «брюки ватные».
Несколько дней спустя получаю радиограмму из Управления, подписанную бухгалтером материального отдела, в которой говорилось: «Уточните позицию 187 списке спецодежды брюки ватние».
Я пожал плечами и отправил ответную радиограмму: «Подтверждаю позицию 187 списке спецодежды брюки ватные».
Через день новая радиограмма: «Исправьте своем списке спецодежды позицию 187 брюки ватние. Повторяю для ясности брюки ватние».
Мне ничего не оставалось, как подтвердить эти самые «брюки ватние».
Спустя некоторое время вызвали меня со станции в Управление на учёбу и я, вспомнив про «брюки ватние» заглянул в бухгалтерию. Бухгалтер, с которой я вёл переписку, мне пояснила, что брюки, конечно же, ватные, но числятся именно, как «ватние» - так указано в сопроводительных документах на полученный в навигацию груз. А «брюки ватные» - это будет другая позиция, нигде не числящаяся и неизвестно откуда взявшаяся.
Видимо, когда-то, может даже ещё в тридцатые годы, в «Арктикснабе» какой-то работник написал в ведомости «брюки ватние». Возможно, что написавший это, был родом с Украины, где русское «И» читается, как «Ы» - отсюда и пошли эти нелепые «брюки ватние». Так, или иначе, из года в год по документам ватные штаны фигурировали именно, как «брюки ватние».
Винный «автомат»
Весной 1968 года меня призвали в Вооруженные силы СССР.
После многих комиссий, построений и проверок нашу команду повезли в Киев, где находилась одна из флотских радиошкол.
В Гомеле была пересадка и новоиспечённые моряки прогуливались по залу ожидания. В буфет, где среди прочего продавалось и спиртное, выход был категорически запрещён. Но в дальнем углу, за выгородкой, стояли автоматы, продававшие вино в розлив. Надо было опустить 20 копеек, и автомат выдавал неполный стакан напитка. Меня автоматы не заинтересовали, тем более, что и денег-то у меня не осталось ни копейки, но парень, прогуливавшийся со мной, очень разволновался. Попросив меня постоять «на стрёме», он быстро опустил монету и так же быстро выпил выданную автоматом порцию. «Портвейн!» - сообщил он мне радостное открытие. Захотев повторить, он опустил ещё одну монету. Однако заветный продукт на сей раз не полился. Тогда парень нажал кнопку возврата монеты, но монета не выпала. Денег было жалко, и парень в сердцах стукнул кулаком по автомату пару раз. Неожиданно рядом с автоматом открылось окошко и появилось красная рожа толстой бабы: «Ну чего стучишь, чего стучишь! По башке себе постучи! Сейчас налью!». Рожа скрылась, окошко захлопнулось, и в стакан вылилась порция вина, которая была мгновенно выпита.
Гитара
В середине 60-х годов, в СССР начался, без преувеличения сказать, «гитарный бум» - было повальное увлечение молодёжи этим инструментом и особенно повезло тем, у кого дома были гитары, на которых прежде играли родители. Те, у кого в доме гитар не было, завидовали счастливчикам. Из торговой сети смели всё, что хоть как-то напоминало гитару – не осталось даже изделий местной промышленности, которые до того момента годами валялись на полках и складах. Звук у них, конечно, был отвратительный и качество изготовления такое же, тем не менее, счастливчики и этому были рады.
Это повальное увлечение меня тоже не миновало, и я, как и многие мои ровесники, мечтал научиться играть на гитаре.
В ГрозНИИ, где я трудился, при поддержке комитета ВЛКСМ и парткома, активно работала самодеятельность. Часто устраивались концерты. А мужем одной сотрудницы был Леван – на тот момент лучший гитарист Грозного и окрестностей, обладатель «Футурамы» - электрогитары, которую он купил у чехословацких гастролёров. Вот Леван и стал моим первым учителем, иногда давая подержать в руках его «Футураму». Леван нарисовал мне позиции, набросал схему расположения на гитарном грифе гармонических аккордов и закономерности их обращений. Некоторыми знаниями музыкальной грамоты я обладал – три года музыкальной школы по классу аккордеона неожиданно оказались востребованы. Но вот беда – своего инструмента у меня не было, а без него все мои теоретические знания ничего не стОили!
И вдруг – о, счастье! – в городе появились гитары чехословацкого производства по цене 35 рублей, которые стремительно сметались из магазинов, не взирая на цену (для тех лет сумма была немалой, если учесть, что моя зарплата была вместе с премией и «ночными» в пределах 100 рублей). Пока я изыскивал средства на покупку, гитары раскупили. Горю моему не было предела! Но тут прошёл слух, что в Надтеречном гитары есть! И не только гитары, но и банджо!! – трудно понять особенности и причуды советской торговли!
И я немедленно полетел в Надтеречное. Путешествие туда-обратно на самолёте АН-2 – тема особого разговора.
В Надтеречном действительно были гитары, но меня тут постигло лёгкое разочарование. Дело в том, что гитары выпускались в двух вариантах: у одних был узкий и слегка закруглённый гриф, как на электрогитарах, а у других был широкий и плоский гриф, как у классической испанской гитары. Первый вариант продавался в Грозном, а в Надтеречное попали гитары с классическим грифом. Мгновение поколебавшись, я уплатил 35 рублей и стал обладателем гитары. На мой вопрос о банджо, продавщица пожала плечами. Сказала, что про банджо впервые слышит, а с гитарами поступила в продажу пара инструментов, название которых она забыла. На мою просьбу показать, она на минуту отлучилась и вернулась, держа в руках тар – народный инструмент Закавказья, который по звучанию действительно напоминал банджо.
Счастливым обладателем гитары я вернулся в Грозный и сразу же приступил к практическим занятиям.
Дело поначалу шло тяжело: при попытке взять барэ, начинало ломить руку, пальцы разъезжались, струны резали подушки пальцев. Но я был упорен. Чуть отдохнув, снова брался за гитару. К концу месяца упорных занятий я уже бегло брал основные гитарные позиции и даже освоил аккомпанемент к двум песням. Леван одобрительно отозвался о моих успехах и понемногу раскрывал гитарные секреты.
С этой гитарой я призвался на флот и приехал в Киев, счастливо миновав рифы бесконечных перемещений на пересыльных пунктах.
В Киеве велено было сдать гитары на хранение в баталерку. Я по наивности так и поступил, но ребята, тоже приехавшие с гитарами, оказались дальновиднее меня и свои гитары с разрешения командиров взводов хранили в своих классах. Узнав про это, я решил поступить таким же образом, заручившись поддержкой командира нашего взвода, тем более, что гитаристов у нас в смене хватало.
Но моей гитары в баталерке не оказалось – кто-то из старшин, уходя на ДМБ, прихватил её с собой, а мне в утешение выдали какую-то «балалайку» местного производства. Горе моё было велико, но поделать ничего было уже нельзя.
Хорошей концертной гитарой я обзавёлся, когда мне было уже 35 лет…
Пушкин с «Марса»
В 70-е годы в Салехардском техучастке работало несколько теплоходов с «космическими» названиями: «Вега», «Юпитер», «Сатурн» и т.д.
Был и теплоход «Марс». Командовал «Марсом» капитан по фамилии Пушкин. В отличие от своего знаменитого однофамильца, капитан Виктор Пушкин стихов не писал. Однако был широко известен, главным образом, благодаря своему беспокойному характеру – про таких в народе и говорят «шебутной».
В отпуск Виктор Пушкин уходил преимущественно зимой, так как летом обеспечивал короткую северную навигацию. Так проходил за годом год.
Уместно заметить, что хоть характер у капитана Пушкина и был шебутной, дело своё Пушкин знал хорошо и обязанности свои выполнял образцово. И решено было отметить образцового капитана летним отпуском с экскурсией в Москву.
Сборы были недолгими и Пушкин, сдав командование теплоходом своему помощнику, отправился в отпуск.
В Москве, после посещения памятных экскурсионных мест, наш герой оказался предоставлен сам себе.
Человеку, живущему на материке, сложно представить себе что такое летний отпуск для северянина, живущего в постоянных ограничениях (северную надбавку платят совсем не зря). И у такого северянина даже дух захватывает от внезапно открывшихся возможностей. Тем более, что средства для реализации своих желаний хватает и северянин с головой погружается в бытие материковой жизни, тратя свои кровные бог весть на какие мероприятия (зачастую весьма сомнительного качества) и вскоре остаётся совсем без денег.
Эта ситуация многократно описывалась в литературе, поэтому останавливаться на похождениях капитана Пушкина нет смысла – деньги очень быстро закончились. Выход был стандартным: телеграфировать друзьям о помощи и ждать перевода на адрес «до востребования».
Наш герой так и поступил: пришёл на почтамт отправить телеграмму.
Почтовая работница приняла заполненный бланк и прочла: «Как дела на Марсе вышлите 100 рэ Пушкин». Телеграмма, как телеграмма, если бы не Марс в соседстве с Пушкиным – очень было похоже на шпионское послание, и работница отказалась принимать телеграмму с таким текстом. Капитан после бурной ночи толком не проспался, соображал туго и потому начал нести околесицу. Случился скандал и наш герой оказался в отделении милиции. Стали составлять протокол и поинтересовались фамилией дебошира, а услышав в ответ «Пушкин», развеселились и надавали шутнику по шее. Как на грех документов при себе у нашего героя не оказалось и доказать свою правоту он не мог. Пришлось посылать гонца в гостиницу за документами.
Конечно, в конце концов всё выяснилось и перед Пушкиным не только извинились, но и накормили бесплатно обедом в милицейской столовой, помогли отправить злополучную телеграмму и довезли до гостиницы на патрульной машине.
Через четыре дня, Пушкин получил деньги, устроил себе «отвальную», пригласив уже знакомых ментов в ресторан, после чего, не догуляв отпуска, улетел восвояси. О Москве у него осталось сложное впечатление.
Дневник геолога
Как-то в архиве попался мне старый полевой геологический дневник.
Современный молодой читатель может не знать что такое полевой геологический дневник. Это документ, который заполняется идущим по маршруту геологом. Туда вписываются наблюдения, сделанные по ходу движения, делаются зарисовки интересных объектов – многое зависит от наблюдательности геолога и его способности к анализу. Конечно же, нужны и специальные знания. Кроме всего прочего, необходимо описать увиденное и некоторые литературные навыки очень желательны. А если ещё ко всему человек умеет рисовать, то такой специалист резко повышает свою ценность.
Разбирая бумаги в архиве в поисках нужного материала, я и наткнулся на чей-то старый полевой дневник. Точнее сказать, на то, что когда-то было полевым дневником, поскольку не было ни начала, ни конца, ни фамилии исполнителя. Это были сшитые и основательно потрёпанные листы общей тетради. Строки, написанные простым карандашом, местами были затёрты, но почерк был вполне разбираем. Начал читать.
«…повсеместно встречаются сланцы зеленовато-серого цвета. Видимая мощность слоёв на обнажениях правого берега реки достигает 8-10 метров. Ближе к поверхности отмечается значительная трещиноватость…»
Далее следовало подробное описание отобранных образцов с указанием их свойств, а также описание мест их отбора .
Я листал дневник. В течение нескольких дней давалось описание этих зеленовато-серых сланцев, но описание становилось всё суше и короче.
Через пару страниц я прочёл: «…по-прежнему по маршруту следования отмечены всё те же сланцы…»
А ещё через несколько страниц, уже в конце дневника, была сделана последняя запись, как крик души: «…всё те же ё…..е сланцы!». И жирный восклицательный знак, причём бумага была порвана – видимо писавший сломал в сердцах карандаш.
Достали эти самые сланцы человека!
Заступился
Тёплое лето 1972 года, вечер. Сидим в комнате, покуриваем у открытого окна с приятелем, ведём неспешный разговор на отвлечённые темы.
Вдруг открывается дверь и вваливается Витёк с фингалом под глазом. Мы к нему - что случилось, где и кто это так тебя?
Витёк хихикая и страшно ругаясь, рассказал.
Возвращался он в родную общагу проходными дворами и в одном дворе увидел, как мужик лупит бабу!
Витёк за неё вступился и от души врезал мужику по мордасам да так, что тот улетел в кусты.
Но баба вместо благодарности накинулась на спасителя. Тут и мужик подоспел и Витек уже от них обоих огрёб по сусалам. После недолгой возни участники этих событий, притомившись, успокоились, и выяснилось, что мужик лупил свою жену за какую-то провинность. Причём жена, признав себя виноватой, не орала и не сопротивлялась - внутрисемейное разбирательство.
Кончилось тем, что все помирились, Витька пригласили к себе на квартиру и они с мужиком выпили мировую.
«Монархист»
В 1977 году, по окончании института, расставаясь, выпускники нашего гидрологического факультета уговорились по возможности встречаться каждые 5 лет. Курс у нас был замечательный! Практики по геодезии, геологии, гидрометрии и экспедиционные работы сблизили многих и расставались мы с ощущением близости грядущих встреч.
Но никто и предполагать тогда не мог, что очень скоро многие из нас, родившиеся в одной стране, окажутся гражданами других стран.
А потом было безвременье 90-х, когда все силы были брошены на то, чтобы выжить в наступившие волчьи времена…
И так у меня получилось, что в первый раз на встречу я смог приехать только в 2002 году. И как же было не зайти в родной институт?!
Зашёл – всё узнаваемо. Вот только людей почти никого, поскольку студенты на летних практиках. Поднимаюсь на второй этаж и встречаю майора С. Правда, бывший майор, теперь по гражданке, но внешне мало изменился и вполне узнаваем. На военной кафедре он у нас вёл общевойсковые занятия и ещё отвечал за политико-воспитательную работу.
Я к нему: «Здравия желаю, товарищ майор, но, наверное, уже не майор…»
«Полковник» - несколько кокетливо уточнил он.
«Виноват, полковник С.!»
«Выпуск 1977 года?» - осведомился С. Вспомнил наш выпуск! Ну, ещё бы не помнить таких орлов!
«Так точно!» - отвечаю.
Пожали руки.
«Вы к какой партии принадлежите?» - неожиданно осведомился он. Я даже растерялся и с удивлением воззрился на него. А он говорит: «Я - за монархию! Убеждённый монархист!»
«Вот так фунт» - думаю.
«А я, как бывший флотский, за анархию – мать порядка!» - говорю.
С. сразу ко мне интерес потерял, сухо попрощался и ушёл по своим делам. Даже не поинтересовался что да как…