Данте следил за калиткой до ночи, жадно всматриваясь в каждого, кто входил или выходил из замка, пока оттуда не выплыла статная брюнетка с гиеной на поводке. Данте узнал её — та самая, что натравливала на него леопарда, сестра Маурисио. Значит, он не ошибся, это их замок, и, скорее всего, Эстелла тут.
Выгуляв Лоту, Матильде вернулась назад. Завела питомицу в дом и снова вышла, уже с леопардом. Данте, который и сам был помешан на животных, нисколько не покоробил их выбор, зато поразила смелость дамы. Она вела леопарда на поводке с таким видом, будто выгуливала карманную собачку.
Собрав в кулак всё мужество, Данте решил дождаться ночи. Вдруг Эстелла сама выйдет на улицу? Но если нет, когда все лягут спать, он проникнет в замок. Даже если это будет последнее, что он сделает в своей жизни.
Не чувствуя ни жары, ни холода, ни голода, Данте не заметил, как стал накрапывать мелкий дождик. Из замка вышла служанка — некрасивая метиска лет сорока. Форма её отличалась от формы прислуги в доме алькальда: длинная коричневая юбка в складку, блуза с большим воротником и круглый передник с карманами; на голове — простонародный чепец. Явно спеша, она несколько раз оглянулась и исчезла за углом. Возвратилась через полчаса. Прижимая к груди бумажный пакет, шмыгнула в калитку и устремилась в дом.
Дождь всё капал, и Данте промок до нитки. Наступила ночь. Огни в башенках третьего этажа погасли. Данте уже совсем продрог, мокрая рубашка прилипла к телу. Он выбрался из кустов, расправляя затёкшие мышцы, и, подойдя к ограде, вгляделся в окна.
Когда погас последний огонёк на чердаке, видимо, в комнате прислуги, он решился на отчаянную выходку. Подпрыгнув, схватился за штыри, что тянулись по верху забора. Как лезвия ножа они воткнулись ему в руки. Но чувство самосохранения было Данте неведомо, и он не отступил — перемахнул через забор, разодрав ладони и одежду. Спрыгнув на землю, услышал лай и едва не угодил в пасть к чёрному бульдогу, что без привязи носился по саду.
Спас Данте забор. Он прыгнул на него обратно и ухватился рукой за штырь, ощущая, как тот входит в кожу, разрезая ладонь. Было очень больно, но Эстелла ему дороже, дороже всего. Другой рукой наколдовав волшебное лассо, Данте прицелился и метнул его в бульдога. В мгновение ока тот был связан сияющей веревкой. Скуля, пёс валялся в траве, напоминая гусеницу, а Данте, перешагнув через него, ринулся к замку.
Несколько раз обогнул он дом, напоролся ещё на двух собак (они тоже были успешно связаны), но наугад определить местонахождение Эстеллы не смог. И его осенила идея. Обручальное кольцо! Ведь магическая связь никуда не делась, и однажды она помогла Эстелле найти его. Правда, при этом присутствовала Клариса, но попытка не пытка. Ведь он тоже маг!
Данте прижался к колечку губами и тихо позвал: «Эсте… Эсте…». Оно блеснуло. «Я люблю тебя, моя девочка. Где ты, отзовись?». Кольцо засветилось ярче, и в окне второго этажа мелькнул огонёк. Сердце Данте заколотилось. Вот оно, её окно! К нему примыкал балкон, перила которого тоже были утыканы острыми штырями.
«Не дом, а крепость», — с досадой подумал Данте. Он посветил руками в темноту, ища лестницу, верёвку или дерево. На углу дома рос огромный агакат [1], очень старый, с пышной кроной. Данте остановил на нём взгляд. Если влезть на это дерево, до балкона Эстеллы придётся идти по карнизам, цепляясь за другие окна. Так он разбудит весь дом и сорвётся в потёмках. Оставалась магия.
Глубоко вздохнув, чтобы унять сердцебиение, Данте снова наколдовал волшебное лассо. Бросил петлю, зацепив за перила. И полез. Израненные руки он и не подумал лечить. С малолетства ловкий как кошка, до балкона юноша добрался мигом. Разорвав одежду, перемахнул через штыри. Щелчком растворил в воздухе лассо и робко поскрёбся в окно.
Он надеялся, что не ошибся, и это действительно комната Эстеллы, а огонёк был сигналом кольца. Грудь у Данте разрывалась от волнения. Меж тем Эстелла не реагировала, но стучать в окно кулаком — плохая идея. Вдруг там этот подлый маркиз. Хотя по рассказам Эстеллы Данте знал: у аристократов супруги живут в разных спальнях.
Наконец в глубине комнаты зажглась свеча. Дрожа, пламя подступило к балкону. Раздвинулась штора, дверь отворилась, и Данте увидел Эстеллу. С распущенными волосами, в длинной ночной рубашке и со свечой в руке она напоминала покойницу.
Они смотрели друг на друга молча. В лунном свете лицо Данте казалось прозрачным. Одежда его была вся изодрана, на руках — кровавые царапины. Эстелла не могла поверить своим глазам. Как он её нашёл? Как ухитрился перелезть через забор? Самоубийца!
— Эсте… — выдохнул Данте одними губами.
Она кивком пригласила его войти. Он подчинился. Эстелла захлопнула дверь и поставила свечу на туалетный столик. Данте приблизился. Взял её руки в свои.
— С тобой всё хорошо, Эсте? Я места себе не находил…
Но она вырвалась.
— Не трогай меня!
— Почему? — удивился Данте.
— Мне неприятно.
Она отошла в угол, а Данте просто обалдел.
— Эсте… Эсте, что случилось? Это ведь я, твой Данте.
— Я знаю, — сказала она безэмоционально. — Не спрашивай ничего, просто не трогай меня и всё.
Как же так? Он неделю её искал, весь город объехал, целый день наблюдал за этим домом, а она…
Заметив, что Данте притих, Эстелла исподлобья поглядела на него. В пламени свечи было сложно что-то увидеть, но она засекла: с ладоней его капает кровь.
— Ты весь растерзан, — выговорила Эстелла шёпотом. — Что с тобой?
— Ничего, это ерунда. Просто я лез через забор и поранился.
Усадив Данте в кресло в венецианском стиле, Эстелла завернула ему мокрые, изодранные в лохмотья рукава, взяла одеколон и начала дезинфицировать раны.
— Не надо, Эсте. Я это вылечу сам, — проговорил он. — Лучше иди ко мне.
Но она молчала, сосредоточенно наматывая хлопковый бинт ему на ладони.
— Эсте, поговори со мной! — взмолился Данте. — Что происходит? Почему ты такая холодная?
— Я не холодная, — тихо ответила она, закончив перевязку. — Просто ты свалился мне на голову в три часа ночи, весь израненный. Я спала, а ты меня разбудил. Зачем ты пришёл?
— За тобой. Я хочу тебя отсюда забрать. Пойдём со мной.
— Куда? — Эстелла поднялась с пола.
— Да какая разница? Куда угодно! Хочешь, убежим в другой город, в другое королевство, на другой континент, в конце концов?! — затараторил Данте. — Давай, собирайся, моя девочка, пойдём отсюда.
Эстелла отвернулась, разглядывая в полусумраке гобелен на стене.
— Я никуда с тобой не пойду, Данте, — она старалась придать голосу нейтральный оттенок, но волнение было сильнее, и иногда он дрожал. — Я останусь здесь, со своим мужем.
Данте зло сощурил глаза.
— Но твой муж я!
— Тише, не кричи, весь дом разбудишь, — Эстелла говорила ровным, безразличным тоном, словно зачитывала биржевую сводку. — Услышь меня, Данте, и пойми: всё, что было между нами, осталось в прошлом. Я тебе это сказала, когда ушла с Маурисио. Наши дороги на данном этапе расходятся. Теперь каждый пойдёт своим путём, станет жить своей жизнью, жизнью новой. И в моей новой жизни для тебя места нет.
У Данте на виске быстро-быстро билась жилка, а сердце то уходило в пятки, то подкатывалось к горлу. Он схватил Эстеллу за руки и развернул лицом к себе.
— Эсте! Эсте, что ты несёшь?! Это не ты, это не твои слова! Скажи мне правду! Он тебя заставил, да? Он угрожал? Он мучил тебя? Что он с тобой сделал? Расскажи мне, Эсте!
— Отпусти меня! — она отстранилась. — Ты делаешь мне больно. Ничего Маурисио не сделал, он любит меня. Это ты, ты мучаешь меня! Ты ничего не слышишь, городишь что-то своё. Как тебе ещё объяснить: между нами всё кончено.
— Эсте, Эсте, посмотри на меня, это я, Данте, — пробормотал он. — Эсте, я не верю, что ты серьёзно это говоришь.
— Придётся поверить.
— А как же наша любовь, Эсте? Всё, что мы пережили вместе? Мы столько боролись за наше счастье. Зачем ты хочешь его разрушить?
— Наша любовь… — протянула она задумчиво. — Наша любовь была прекрасна. Но рано или поздно всему приходит конец. И этой любви настал конец. Она подарила мне немало счастья, но горя принесла больше. А я устала страдать, поэтому…
Но Данте не дослушал. Обхватив девушку ладонями за щёки, прильнул губами к её губам. Эстелла не противилась. Он целовал её медленно, жарко, ласково. Эти губы, такие нежные, такие горячие… Только Данте так её целует. Эстелла ощутила, что лицо у него мокрое — он плакал и слёзы попадали ей на кожу, щекоча её. Но затем она отпрянула.
— Ну всё, довольно. Мы попрощались, а теперь уходи.
— Нет…
— Хватит, Данте. Ты можешь скомпрометировать меня перед Маурисио. Я маркиза, если ты забыл, и не могу принимать посторонних мужчин по ночам.
— Посторонних? После всего, что между нами было, я теперь посторонний?
— Именно так.
В душе у Данте оцепенение боролось с недоверием. Это какой-то бред! Этого не может быть! Он не верил словам Эстеллы. Только что он целовал её, чувствуя, как она дрожит, слышал стук её сердца. И теперь она называет его посторонним, даже бровью не ведёт.
Эстелла опять изучала гобелен, где золотом был вышит верблюд, утопающий в бескрайних песках аравийской пустыни.
— Эсте, поговори со мной, я ничего не понимаю…
— Я тебе всё сказала, — бросила она уже со злостью. Ну почему он не уходит? Если Маурисио их застукает, точно убьёт Данте. Они больше никогда не будут вместе, и её жизнь, жизнь той безбашенной девочки закончилась. От неё осталась тень, но она ещё способна сохранить жизнь ему.
Эстелла закусила губы, когда Данте прижался щекой к её щеке. Несмотря на то, что она пережила накануне, мягкая кожа Данте, едва уловимый запах мяты и листвы, исходящий от его волос, ещё вызывали в ней трепет.
— Эсте, пожалуйста, не убивай нашу любовь, — шепнул он. — Не бойся никого и ничего. Мы будем бороться и победим, клянусь, даже если против нас восстанет весь мир. Умоляю тебя, пойдём со мной, — его голос звучал так ласково и печально, что на краткий миг Эстелла забылась, впав в блаженный транс. — Мы будем любить друг друга вечно. Помнишь, ты сама мне обещала, что мы будем вместе всю жизнь?
Но когда его цепкие руки обхватили её за талию, Эстелла ощутила приступ тошноты. За секунду вспомнила, как Маурисио лапал её своими ручищами. И хотя с прикосновениями Данте их было не сравнить, неконтролируемый животный страх оглушил её. И она толкнула Данте так, что он налетел спиной на шкаф.
— Не трогай меня!
— Я люблю тебя, люблю, Эсте, пойдём со мной. Не разрушай нашу любовь, не надо, — голос у Данте дрожал, но он ещё настаивал на своём. В глазах его смешались надежда и мольба, недоумение и какая-то горькая, детская обида.
— Нашей любви больше нет, Данте. Она осталась в прошлом. Уходи, я не хочу продолжать этот разговор.
Очи его потемнели, печаль в них уступила место гневу.
— Это твоё последнее слово? — процедил он сквозь зубы. — Учти, я не буду за тобой бегать. Если я уйду сейчас, то уже не вернусь, — конечно, это была ложь. Данте сам прекрасно знал, что не отступит и Эстеллу так запросто не отдаст, но решил взять её на испуг. И она его ошарашила:
— Это то, чего я хочу: чтобы ты навсегда ушёл из моей жизни. Да, это моё последнее слово. Я остаюсь с Маурисио. Уходи, не вынуждай меня говорить гадости, я не хочу тебя обижать. Просто уйди и забудь сюда дорогу.
Он попятился, толкнул спиной балконную дверь. Та распахнулась настежь.
— Только не вздумай прыгать вниз, в саду собаки, — предостерегла Эстелла.
— А тебе будет не всё равно, если они меня загрызут?
— Мне всё равно, загрызут они тебя или нет, — добила Эстелла, — но они поднимут лай и перебудят весь дом. И тогда все узнают, что ты был у меня в комнате. А я не хочу ссориться с Маурисио из-за твоих глупых выходок.
Данте судорожно дёрнулся, но прыгать не стал. Наколдовал лассо и спустился вниз. Эстелла выдохнула, до последнего стараясь удержать слёзы. Данте ещё немного постоял у неё под балконом, пока она демонстративно не ушла в спальню. И тогда он крикнул, напоследок разбудив возгласом весь квартал:
— Я ещё вернусь, учти! Не думай, что я так просто сдамся!
Псы бешено лаяли, и Эстелла, изнемогая от тревоги за Данте, слушала звук его удаляющихся шагов. Когда шум затих, она без сил повалилась на кровать и заплакала.
-----------------------------
Остаток ночи Эстелла провела в слезах, скручивая простыни в верёвки. Никогда теперь она не будет счастлива. Больше они с Данте не прижмутся друг к другу, сцепившись телами, как две юные змейки. Отныне она обречена страдать одна в этом мерзком замке, похожем на тюрьму, прикрытую роскошью убранства.
Около десяти утра явился Маурисио. За ним вошла Чола, поставила завтрак на туалетный столик и молча удалилась.
— Ну, как ваше недомогание? Вам лучше? — поинтересовался маркиз.
Эстелла безмолвствовала, пряча опухшее от слёз лицо в подушку.
— Тем не менее, — продолжил он, — сегодня вам придётся закончить фарс со своей мнимой болезнью. Я знаю, вы это придумали, чтобы не исполнять супружеский долг. Что ж, вчера я сделал вид, что поверил, но сегодня у нас дела. Поэтому завтракайте, приводите себя в порядок, и мы отправимся с визитами. Сначала пойдём к вашим родственникам, а затем я провожу вас и Матильде в дом доктора Дельгадо. Сегодня четверг и у сеньоры Дельгадо в салоне собираются все местные дамы. У меня же во второй половине дня будут дела вдали от вас, дорогая, но вы, как и подобает маркизе, должны бывать в обществе. И обязаны вести себя безупречно. Матильде присмотрит за вами, — он навис над Эстеллой, дыша ей в лицо. — Имейте ввиду, никаких глупостей. Я многое простил вам и закрыл глаза на вещи, за которые другой мужчина давно бы отправил вас на гильотину. Но отныне любая ваша провинность будет сурово караться. А теперь собирайтесь, вы обязаны выглядеть великолепно, как и подобает маркизе Рейес. Через два часа мы должны быть в доме ваших родственников.
— Зачем нам туда идти? — сидя на кровати, Эстелла приглаживала растрёпанные волосы.
— И вы ещё спрашиваете? — многозначительно хмыкнул Маурисио. — Вы опозорили меня, выставив тираном. Ваш дядя из столицы грозится расторгнуть наш брак в суде. Поэтому сегодня вы объясните своему семейству, что это было недоразумением. Вы им скажите, что мы с вами помирились и до безумия друг друга любим. И только попробуйте не убедить их в этом. Если я услышу в свой адрес ещё хоть одно дурное слово от вас или ваших родственников, вы будете выть на похоронах своего пастушонка. Если, конечно, там будет что хоронить после того, что я с ним сделаю, — надменно выпятив подбородок, Маурисио покинул комнату.
Эстелла кое-как запихнула в себя завтрак, давясь безостановочно льющимися из глаз слезами. Итак, ей никто больше не поможет. Последний оплот надежды — дядя Ламберто — рассеивался как дым. Теперь она должна убедить его не предпринимать ничего против Маурисио, либо тот убьёт Данте не колеблясь.
Спустя два часа, Эстелла в платье из муара нежно-василькового цвета и в объёмной шляпе с вуалью, усыпанной колотыми топазами, прибыла к некогда родному ей дому. Маурисио, одетый в бархатный бордовый сюртук с золотой вышивкой, помог Эстелле выйти из экипажа. Со стороны эти двое выглядели счастливой супружеской четой, элегантной и прекрасной.
Оказалось, ни Арсиеро, ни Роксаны дома нет — они уехали в Буэнос-Айрес, чтобы Арсиеро, претендовавший на пост рехидора, мог заручиться поддержкой одного из советников вице-короля Педро Мело. Супругов Рейес встретил улыбающийся во весь рот Эстебан. Берта, которую хоть и отвлекли от окучивания кактусов, тоже с большим удовольствием приветствовала внучку и Маурисио. А дядя Ламберто вышел из кабинета в неожиданном сопровождении — с ним были Сантана и Норберто.
В одиннадцать утра, когда наступило время ланча, Либертад подала чай со сладостями: венскими вафлями, пончиками с повидлом, мармеладом и шоколадом. Все расселись в гостиной на зелёных канапе, расставленных квадратом. Эстелла с каменным лицом поведала родственникам, что они с Маурисио нашли, наконец, общий язык. Теперь в их доме мир и любовь, поэтому вопрос о разводе можно считать закрытым. Маурисио сдавил ей руку чуть выше локтя до онемения, и отпустил, лишь когда Эстелла попросила дядю Ламберто забыть эту историю. Тот выглядел озадаченно, но спорить не стал. Эстелле показалось, что его волнует нечто иное, чем её разборки с Маурисио.
Зато Берта обрадовалась. Сияя улыбкой, она, в знак своей безграничной симпатии, подарила Маурисио необычный кактус. Желтовато-зелёный, с белыми иглами, он имел форму пятиконечной звезды с крошечным розовым бутончиком посредине. Улыбаясь своей холодной улыбкой и не испытывая ничего, кроме снисходительного равнодушия, Маурисио поцеловал её пухлую руку и принял подарок.
А Эстелла мечтала разорвать всех: и лицемерного Маурисио (его в первую очередь); и дядю Эстебана, бросающего весёлые взгляды на затылок Либертад, что приносила и уносила пустые чашки да блюдца; и дядю Ламберто, который витал в облаках; и Берту, что души не чаяла в Маурисио. Знала бы бабушка, каков он в реальности! Эстеллу не раздражала только Сантана. Как же давно они не виделись!
С момента их последней встречи Сантана заметно расцвела. В нежно-сиреневом платье в полоску, с локонами, кокетливо уложенными набекрень и с воткнутым в них украшением в виде мелких цветков, свисающих на нитях, она выглядела совсем взрослой. На её фоне, флегматичной, самоуверенной, Эстелла почувствовала себя раненным воробышком, несчастным и забитым, хоть и была разодета в муар и топазы. Да, у Сантаны платье проще и нет драгоценностей, зато у неё глаза блестят, и она смеётся во все тридцать два зуба, слушая шутки Берты и Эстебана, а сердце Эстеллы кровоточит и глаза колит от невыплаканных слёз.
Некогда они были лучшими подругами. Вроде даже помирились и извинились друг перед другом, но между ними по-прежнему ощущалась натянутость. Эстелла знала, что Сантана сейчас очень дружна с Соль. Наверное, у неё всё хорошо. Она не страдает ни от разлуки с любимым, ни от издевательств ненавистного мужа, ни от того, что потеряла подругу.
Эстелла уставилась на свою фарфоровую чашку, сжав её обеими ладонями. Хорошо бы просто умереть и не мучиться больше. После того, что сделал с ней Маурисио, у неё не было сил жить, бороться за что-то. Боль и гнетущее одиночество разрывали её, как и воспоминания о недолгом счастье с Данте.
Пока все предавались болтовне и поеданию лакомств, Эстелла так и сидела, обняв двумя руками чашку и разглядывая, как плавают там чаинки.
— Эстелла, дорогая, вы какая-то задумчивая, — Сантана впритык смотрела на бледное лицо подруги, её отрешённый вид. — У вас всё в порядке?
— Всё хорошо, — отговорилась Эстелла. — Но мне нездоровится. Наверное, я простудилась. А как вы оказались сегодня здесь, дорогая?
— О, мы с дядей пришли к сеньору Ламберто, — Сантана положила в рот кусочек шоколада. — Вы разве не в курсе, Эстелла, что у нас происходит? Тётя Амарилис пропала.
— Как пропала?
— А вот так, исчезла, испарилась, — вздохнула Сантана. — Мы и пришли к вашему дяде узнать что-нибудь. Он был последним, кто с тётей разговаривал.
— Да, было дело, — отозвался Ламберто грустно. — Я хотел узнать у Амарилис про её подругу детства, Клаудию. Мне очень надо найти эту женщину, но Амарилис повела себя странно, разволновалась, начала уверять, что не понимает, о чём речь. Но потом объявила, что Клаудия умерла. Я потребовал сказать где её могила, и тогда Амарилис раскричалась. Я объяснил ей, зачем мне нужна её подруга, и она призналась, что обманула меня. Клаудия не умерла, а взяла с неё слово никому не рассказывать о её местонахождении. Амарилис пообещала мне дать адрес Клаудии. Она ушла домой и больше её никто не видел. Не знаю, связано ли одно с другим или это совпадение.
— Впервые слышу, чтобы у тёти была ещё подруга, кроме сеньоры Роксаны, — вставила Сантана. — Я никогда не видела никакой Клаудии в нашем доме. Но тётя исчезла, мы ищем её уже неделю. Это очень странно. Может, она пошла к этой Клаудии? Но почему не предупредила нас, мы же волнуемся, — закончила Сантана недовольно.
Но сеньор Норберто не казался расстроенным. Он с энтузиазмом обсуждал с Эстебаном результаты лошадиных скачек и весело хохотал, подкручивая пальцами седые бакенбарды.
— В последнее время у нас одни проблемы, — сокрушалась Берта, качая головой. — Хорошо, что вы примирились, — она поглядела на Эстеллу и Маурисио. — Одной заботой меньше. А то вот Арсиеро грозятся снять с должности алькальда, хоть он и рвётся в рехидоры, зачем не знай. Толку-то от него? Роксана, ясно дело, боится потерять статус первой дамы, особенно теперича, как узнала, что нет у ней голубой кровушки, — Берта хихикнула. — А то попрекала да попрекала всех плебейством, нос задирала выше крыши, вот и съела. Поделом ей. Правда, она, как оклемалась после комедии с уксусом, так ещё злее стала. Прям кидается на всех, только что не кусается, а так собака собакой. Эти, — она указала на Эстебана и Либертад, которая ставила на столик новую порцию вафель, — жениться собрались, хотя до окончания срока траура следовало бы от подобных выходок воздержаться. А Роксана против. Такую бучу тут подняла! Вот теперь тётка Сантаны исчезла не знай куда, и Мисолина тоже.
— А с Мисолиной что? — спросила Эстелла.
— Никак не попаду я к ней в гости, — нахмурилась Берта. — Четыре раза уж ходила в особняк де Пас Ардани, он тут, через два квартала. — Так служанка их меня всё время выпроваживает. То Мисолина куда-то ушла, то уехала в какое-то загадочное поместье, то она спит средь бела дня и никого не принимает. А последний раз, когда мы с Либертад туда ходили, было это… э-м-м, — Берта закатила глаза, — ну да, правильно, дней шесть назад, вышел её муж, эта дряхлая развалина, да заявил, будто она больна и отдыхает. И велел нам, представьте себе, к его жене больше не приходить и не донимать её своими глупостями. Видите ли, мы ей нынче не семья, а теперь её семья — он один. И захлопнул калитку нам чуть ли не в носы. Мне совсем это не нравится. Чего этот старый козёл там с нею вытворяет? Хоть зови жандармов, ей богу, и врывайся туда насильно.
Эстелла повела плечиком — жизнь Мисолины мало её волновала. Но она была убеждена: что бы граф де Пас Ардани не вытворял с Мисолиной, до Маурисио ему далеко. Уж точно насиловать старик не будет, он навряд-ли способен на это в силу возраста, в отличие от Маурисио, которому через неделю исполнится только двадцать четыре.
Эстелла полагала, что Мисолине повезло больше, чем ей. Лучше бы её выдали замуж за этого хрыча. Вечно он жить не сможет, через несколько лет явно умрёт. Тогда сестра останется богатой вдовой, а она, Эстелла, так и будет мучиться с этим «молодым и симпатичным» маркизом.
С семейных дел болтовня перешла на обсуждение соседей. Бабушка рассказала, что Диего женился на троюродной сестре, и на их свадьбе доктор Дельгадо напился вдрызг. Сеньоре Беренисе пришлось тащить его на своей спине по лестнице. Доктор обзывал жену и выл похабные песни при всём честном народе. В конце рассказа Берта посетовала на плохие внешние данные невесты Диего.
— Боже ж ты мой, какая эта Кларибель страшная, уму непостижимо! И как с эдаким чудищем можно просыпаться по утрам в одной кровати? — закончила бабушка. И все рассмеялись.
Наконец беседа свернула к политике. Мужчины, забыв о дамах, стали спорить, размахивая руками и стуча тростями об пол. Либертад убирала посуду, а Эстелла и Сантана под шумок смылись в оранжерею — комнату с причудливыми растениями и фонтанами, где в позолоченной клетке сидел гиацинтовый попугай Рамиро. Щёлкая клювом, он угрожающе махал крыльями и вопил низким скрипучим голосом:
— Не хотите ли ч-ч-чаю?
Пропустив Сантану вперёд, Эстелла вошла в комнату следом за ней и притворила дверь.
— Ты что-то хотела мне сказать, Санти?
— В общем да, — когда они остались вдвоём, Сантана сразу погрустнела.
— О тёте Амарилис? Ты расстроена из-за её исчезновения? — удивилась Эстелла.
— Ну я расстроена, да, но поговорить хотела не об этом.
— Понятно, — Эстелла подошла к Рамиро. Попугай топорщил пёрышки, глядя на неё круглыми бусинками глаз. — Наверное, ты хочешь поговорить о смерти своего отца?
Сантана любовалась водяными лилиями, розовыми и белыми, что плавали в каменной клумбе-озерце, наполненной водой.
— Я знаю, что твоего отца убил мой дед. Ты была права, — сказала Эстелла.
— Права была не я, а тётя Амарилис, — ответила Сантана глухо. — Она с первого дня его подозревала.
— Мне жаль, что так вышло, — протянула Эстелла. — Ты, наверное, злишься на меня, ведь я оказалась внучкой убийцы твоих родителей…
— Вовсе нет, нисколько я не злюсь, — Сантана подошла ближе.
Теперь они обе стояли возле попугая. Тот, смерив их надменным взглядом, чихнул и повернулся спиной.
Сантана взяла Эстеллу за руку. Она была выше её и шире в кости, и тоненькая маленькая Эстелла рядом с ней казалась подростком.
— Ты ни в чём не виновата, — продолжила Сантана. — Виноват твой дед, но он умер, поэтому спрашивать не с кого. А тётя хотела отмыть папино имя, чтобы его не обвиняли в воровстве и других гадостях. Но я хотела поговорить о другом, Эсти. О нашей дружбе. Мы с тобой разругались, потом ты пришла на мою свадьбу и мы вроде помирились, но у меня остался осадок. А после — твоя свадьба и вообще всё, что случилось. Мне кажется, мы отдалились друг от друга, и мне грустно от этого.
— Правда? — Эстелла заглянула Сантане в глаза.
— Правда. Я бы хотела вернуть нашу дружбу. Ты мне очень нужна, Эсти. У меня не было подруги ближе, чем ты.
— А как же… как же Соль?
Сантана вспыхнула.
— Ну причём тут Соль? Я говорю о нашей дружбе, она не имеет к Соль отношения. Мы так нелепо поругались, и я чувствую себя одинокой.
— И я… я… чувствую себя одинокой и никому ненужной, — всхлипнула Эстелла. — Я осталась совсем-совсем одна.
— Но я не поняла что произошло. Почему ты теперь с Маурисио? Ты влюбилась в него? А как же тот, другой?
Эстелла не ответила на вопросы, порывисто упав в объятия подруги.
— Прости меня, Санти, если я тебя обидела.
— А ты меня.
Они ещё долго обнимались под мерное журчание воды в фонтане, увитом плющом, и тихое тарахтение попугая:
— Уйди с дор-р-роги! Тр-р-р…
Эстелла плакала, Сантана утешала её, баюкая приятным голосом и чувственным запахом розы — её любимого аромата.
ПРИМЕЧАНИЯ:
------------------------------------
[1] Агакат — старинное название персеи, дерева, на котором растёт авокадо.