Глава 1. Санкт-Петербург 1901 г.
Серебряной каймой очерчен лик Мадонны
В готическом окне, и радугой легло
Мерцание луны на малахит колонны
Сквозь разноцветное граненое стекло.
( Дмитрий Мережковский).
Прошел год с того времени, как у Поцелуева моста расстались три воспитанницы Смольного института, три подруги, Мари, Софи и Лиза. Каждая со своей жизнью, каждая со своей мечтой. Бердникова готовилась выйти за нелюбимого, почти незнакомого ей человека, Варшавская возвращалась на некоторое время в имение отца, который впервые открыто заявил на нее родительские права, и только Добролюбова осталась в городе на Неве, где надумала организовать школу для бедных детей.
****** **********
Лиза в легком утреннем платье сидела на веранде господского дома. С тех пор, как изменился ее статус проживания в имении, жена отца, Анна Францевна, при встрече лишь поджимала губы, зато сестричка была в восторге. Она целыми днями бродила за девушкой, словно ниточка за иголочкой, и лишь сегодня была отвлечена предстоящими покупками. Машеньке пошел восьмой год, и Владимир Петрович серьезно озаботился поступлением его младшей дочери в какое-нибудь привилегированное учебное заведение. Отправлять в Смольный, как в свое время Лизу, отец не хотел: слишком уж тревожно было в северной столице. А вот девушка скучала по городу, в котором она провела, как ей сейчас казалось, столько радостных лет. Ах, как там сейчас Мари? Наверное, уже в школе преподает? А от Софи даже ни одного письма не случилось. Вышла замуж или нет?
Девушка встала и облокотилась на перила. Вспомнились первые дни приезда, когда они с рара вернулись сюда. Тогда выбежали все дворовые поглядеть на барина, который, выйдя из пролетки, подавал руку бывшей гувернантке, а теперь законной дочери. А Анна Францевна не вышла, да и после, за обедом вела себя высокомерно, зато папенька был в ударе: говорил за троих. Одно только плохо: отец строго-настрого запретил взрослой дочери даже думать о работе учительницей.
- Нет, Лиза,- говорил он ей, - не о таком счастье я мечтал для своей дочери. Пусть учительствуют другие.
Девушка пыталась возражать, но было тщетно: Владимира Петровича было не переубедить.
- Неволить в выборе мужа я тебя не буду, сама по сердцу выберешь, а об остальном забудь!- твердо стоял он на своем.
Но с тех пор каждый месяц в дом приглашались различные молодые люди, и Лизе приходилось вести с ними беседы, а после ответствовать рара: понравился ей молодой человек или нет. Одно только радовало Варшавскую: Андрея Патракова среди них не было.
Вдали показалась лошадь. Присмотревшись, девушка обрадовалась. Она узнала во всаднике человека, который порою доставлял в их имение с оказией письма. Возможно, кто из душечек письмецо прислал?
Письмо было, только не от Софи и Мари, а от Наденьки Боевой. « Душечка Лиззи,- писала Боева,- как тебе поживается в своем захолустье? Не собираешься ли в Санкт- Петербург? Тут сейчас много интересного. Видела вчера Мари. Elle est devenue si fanatique , en visitant quelques cours de relegioznye , minces et que la lumi;re . Je pense que ;a va passer dans les traces de son fr;re a;n; ... А ты знаешь, Лиззи, я выхожу замуж… Он такой душка, и маменьке очень нравится….».
Дальше было все о будущем муже Наденьки, и Лиза отложила написанное в сторону. Ее взволновало это, про Мари, что она стала так религиозна… «Вот если бы Наденька написала так про бедняжку Катрин – пусть земля ей будет пухом! - девушка перекрестилась,- она бы безоговорочно поверила, а тут …» Сразу вспомнился Александр Добролюбов, и сладостно защемило сердце. Да, видимо, было что-то такое в Мари, что не замечали они, подруги, а вот сейчас прорвалось. Лиза даже где-то втайне позавидовала подруге. У той была своя, желанная жизнь, а у нее, только, как у Наденьки, …замужество.
Девушка вновь вернулась к письму, и только тут заметила внизу небольшой постскриптум: « Видела на балу Софи. Mon Dieu ! elle ;tait si malheureuse dans son mariage ! Вот и отчаянная Бердникова оказалась в замужестве несчастной! А она ведь и не хотела: как чувствовала, что так и будет!
Меж березами замелькала карета. Владимир Петрович торопился вернуться домой засветло, и Лиза заторопилась на крыльцо, перед этим забежав на кухню – справиться насчет ужина. Машенька вылезла из кареты усталая, но довольная. Увидев старшую сестру, она подбежала к ней и защебетала, рассказывая о том, где были, что купили. Подбежали дворовые и понесли в дом коробки, пакеты, маленькие и большие, объемные и не очень. Отец между тем бережно доставал из кареты мачеху. В последнее время ей часто бывало дурно, и эта дорога, видимо, утомила ее. Увидев на лице Анны Францевны зеленоватые пятна, Лиза искренне пожалела женщину, а та, опершись на руку мужа, медленно прошествовала мимо девушки, не удостоив ее даже кивком головы. Лиза, взяв за руку сестру, поспешила следом, но резко обернулась, услышав за спиной странный шум. Из кареты выходил еще один человек. Маленький, кругленький, он, пыхтя, спускался на землю, таща за собой увесистую поклажу.
- Лиза,- обернулся отец,- помоги Алексею Михайловичу!
- Ванька!- это уже Владимир Петрович говорил дворовому.- донеси учителю вещи!
«Учителю»,- удивилась девушка и еще пристальнее взглянула на «колобка». Она еще не осознавала, зачем ее отец привез в дом этого человека, когда есть она, Лиззи, но чувствовала, что в ее жизни начинаются серьезные перемены. « Неужели рара решил с кем-то обвенчать меня? Против моей воли обвенчать»,- терялась она в догадках, ведя Алексея Михайловича в ту самую комнатку, где раньше, в качестве гувернантки, жила сама, и сердечко ее болезненно сжималось от страха.
Но за ужином отец объявил:
-Через неделю мы с Лизой едем в столицу. Друг моего отца любезно пригласил пожить у него, чтобы Лиззи смогла посещать некоторые балы в поисках достойного супруга. Видимо, найти его здесь нам не удастся. Его жена согласилась стать дуэньей для нашей старшей дочери.
- Но, - тронула его за рукав Анна Францевна,- наша старшая дочь – Мария! Да и я…
- Наша старшая дочь – Елизавета! – перебил ее Владимир Петрович и добавил уже мягче:
- К твоим родинам мы будем дома. Ну, по крайней мере, я.
Мысль о скором отъезде взволновала Лизу. Она уже представляла себе, как встречается с подругами, как кружится в танце с партнером, высоким и темноглазым… Ах, неделя! Как это долго! Но о каких родинах говорит рара? Неужели? Девушка более внимательно посмотрела на Анну Францевну. Нет, она ничего не заметила, да и могла ли?
Владимир Петрович меж тем продолжал:
- Алексей Михайлович будет обучать наших младших, особенно Марию, иностранным языкам и, кроме того, подготовит ее к поступлению в Елизаветинский институт.
С этими словами он встал из-за стола и вышел. Остальные следом.
На следующий день Лиза исподволь наблюдала, как «колобок» обучает Машу премудростям наук. Грустно, конечно, но знание иностранных языков, да и математики, у Алексея Михайловича было на высоте, а вот у нее, у Лиззи, порой оставляло желать лучшего. Что ж, значит, папенька правильно все решил: ее удел – быть поддержкой и опорой будущему супругу.
Девушка потихоньку выбралась из учебной комнаты и отправилась по знакомой тропинке к озеру, где когда-то случайно встретила старшего брата Мари.
- Барынька,- остановила ее на полпути Параська,- Ваш отец строго наказывали не пускать Вас одну.
- А ты ему ничего не говори!
- Нельзя, барынька! Он, коли узнает, то шкуру с меня спустит или на задний двор отошлет! Вертайтесь назад!
Лиза, вздохнув, повернула в сторону веранды: подставлять горничную ей не хотелось.
- А, может, ты со мной? – неожиданно предложила она дворовой.
Но Параська только головой замотала:
- Коли барыня меня потеряют, еще хуже будет.
- А что, Анна Францевна, действительно, ребеночка ждет?
- Тю, барынька, - рассмеялась девка,- ей уж через два месяца родить. Повитуха сказывает, что сводный братик у Вас будет.
- Это как – сводный?
- Ну, мамка-то у него другая, а отец один.
- Параська!- раздалось из глубины здания.- Где ты, мерзавка?
- Бегу, барыня, бегу! – дворовая подхватила обеими руками подол сарафана и побежала на зов.
Лиза с грустью посмотрела ей вслед. Она почувствовала какую-то общность с горничной: все-то под запретом!
И все-таки дни шли вперед. Перебирались старые платья, шились новые. Для этого специально была привезена портниха – белошвейка. Лизу замучили примерками, но это ее только радовало. Кончились пустые дни, тихая веранда, с которой ни шагу нельзя было ступить без разрешения отца.
И вот, наконец, день отъезда. И, хотя он выдался дождливым и пасмурным, сердце девушки пело. Лиза торопила часы свидания с северной столицей, с подругами.
Город встретил ее порывистым ветром, дувшим с Невы. Он забирался к ней под шляпку, прижимал к ногам подол, словом, делал все то, что творит неистовый любовник при долгожданной встрече.
Пролетка остановилась на Коломенской улице у большого кирпичного здания. Заплатив извозчику, Владимир Петрович вместе с дочерью направился к парадной двери и позвонил в колокольчик. На звук выбежал вертлявый слуга лет тридцати и, выслушав, побежал наверх докладывать о прибывших. И вот уже вниз спускается сам хозяин, сухопарый старик в стеганом халате.
- Здравствуй, здравствуй, Володюшка!- горячо обнимает он Лизиного отца.- Благополучно ли доехали? Как Аннушка?
Затем его цепкий взгляд останавливается на присевшей в реверансе девушке:
- Это твоя старшая? Говоришь, в Смольном обучалась? Хорошее заведение.
- Да ты встань, встань нормально, красавица! Дай хоть на лицо твое глянуть!- эти слова хозяин дома уже обратил к Лизе. Затем подошел поближе и узловатыми пальцами приподнял подбородок. Девушка вспыхнула кумачом от такой бесцеремонности.
- Ну, ну, - рассмеялся дребезжащим смехом старик.- я ведь не мой Свенельд, не кусаюсь.
- Никитушка! – раздался откуда-то сбоку женский голос.- Ты что это Лизоньку смущаешь?
- Да я ничего, Варварушка! Только уж очень посмотреть хочется, взяла она что-нибудь от Стефании или нет?
- Еще насмотришься, а сейчас нечего гостей около двери держать,- с этими словами в парадную выплыла хозяйка дома в зеленом капоре и седыми буклями на голове.
-Здравствуй, Володенька!- улыбнулась она, протягивая Владимиру Петровичу руку для поцелуя,- и ты, Лизонька, тоже. После она троекратно облобызалась с обоими, и процедура приветствий была закончена.
Вечер за ужином прошел в теплых воспоминаниях о том, какой Володюшка был добрый да славный мальчик, а шалун какой! таких поискать! Про Лизину мать, Стефанию, не заговорили ни разу, хотя девушка постоянно ловила на себе любопытствующие взгляды «Никитушки». Но, видимо, в этом доме главенствовала женщина.
Отвели «Лизоньке» комнату на нижнем этаже с окнами во двор и уже утром она наблюдала кипучую жизнь ремесленного люда. А днем, днем она вместе с Варварой Дмитриевной уже прогуливалась по Невскому. Старушка не задавала Лизе никаких вопросов, зато сама представляла и представляла ей едущих и идущих по проспекту.
- Это тезка твоего папеньки Владимир Сергеевич с женой едут.
- А это Милица Николаевна с Анастасией Николаевной проехали. Ты их знать должна.
И, увидев удивленный взгляд Лизы, добавила:
- Они тоже бывшие смолянки, а сейчас приближенные государыни. Их при дворе знаешь, как величают? Черногорка №1 и Черногорка№ 2.
- Лиза, душечка, ты ли это?- с этими словами к девушке торопливо подошла Мария Добролюбова. Увидев стоящую рядом с ней женщину, Мари продолжила:
- Простите, мадам, но мы с Елизаветой Варшавской вместе учились в Смольном.
- Да бог с вами, душеньки! Я разве против вашей дружбы? Вот сейчас Казанский будет, так я в собор зайду, свечку поставлю за упокой своего Ванечки, а вы на скамеечке посидите подле Кутузова.
Лиза с жадностью всматривалась в лицо подруги. Тонкие правильные черты лица, тёмно-русые волосы, разделённые прямым пробором, толстая тяжёлая коса, которая, казалось, всегда удерживала её голову слегка откинутой назад – все это казалось новым вместе с лихорадочным блеском глаз на исхудавшем лице, но главное, главное – выражение доброты и искренности во всём облике осталось прежним.
-Бог мой, Мари! Да ты как Мадонна!- восхитилась Варшавская.
- Ах, Лиззи, ты так многого обо мне не знаешь?!
- Мне Наденька написала…
- Боева? Виделись мы с нею однажды. Но, Лиза, у нас с ней разные дороги! А я, как и брат, пришла к Богу. Все есть бог, Лизонька, и мы тоже.
-А как же мечта о школе?
-Ах, Лиззи, почитай Брюсова, Мережковского, Розанова! И тебе все будет понятно!
И Мария с жаром начала рассказывать о мистических собраниях, о создании новой церкви, о Третьем Завете:
- и сложится новая Святая Троица, новая церковь Святого Духа, в которой раскроется тайна бытия, - говорила она.
После Маша словно опомнилась и обратилась к подруге:
- Ах, душечка, совсем я тебя заговорила. Ты-то как? Что в Санкт-Петербурге делаешь?
- Замуж меня папенька выдать решил за хорошего человеке. Вот и привез сюда. Скажи, а ты Бердникову не видела?
- Софи? Нет, душечка, не видела. А что, она тоже здесь?
- Боева написала, что да. И что замуж вышла по папенькиной воле, да только несчастлива она.
-Ну, что? Наговорились красавицы? – с этими словами к девушкам подошла Лизина дуэнья. - Ну, пора и честь знать! А если Вы, душенька, надумаете еще раз с Лизонькой встретиться, то милости прошу к нам в гости. Скажете извозчику, что к Веретенниковым на Коломенскую.
- Спасибо, мадам! Всенепременно,-ответила Добролюбова, и ее тоненькая фигурка скрылась в одном из переулков.
- Ну, а нам, душа моя, пора домой! Мужчины уж заждались, да и к завтрашнему приему приготовиться надо.
- Приему?
- Так батюшка мой еще утром пригласительные разослал. Ждем в гости Жадовых да Крестовских вместе с сыновьями. Пора выбираться тебе в свет, моя девочка, и знакомства заводить.
Лиза только вздохнула. Как не хотелось ей всего этого! Но что же делать? Обижать папеньку, который желал ей добра, как он сам считал, совсем не хотелось.
- А в субботу мы с тобой да папенькой на бал поедем к Куракиным,- продолжала между тем Варвара Дмитриевна.- Так что придется вспомнить все то, чему тебя обучали в институте.