Энтони Грей стоял в нише окна, полускрытый тяжёлой портьерой и наблюдал за гостями леди Валентайн. По залу кружились пары, выполняя под задорную музыку сложные фигуры. Юноша не любил этот танец, а сейчас, будучи помолвленным, не мог себе позволить выйти в центр и веселиться в то время, когда его жених отсутствует. Кто-то мог бы сказать, что нет ничего страшного в том, что он присоединиться к другим, но сам Энтони считал, что это непозволительно, особенно учитывая то, что скрывалось в его прошлом. Да и появление накануне сэра Туссен способствовало тому, что юноша скрылся из виду. И всё же полностью избавиться от внимания сэра Николаса не удалось, и время от времени Энтони ловил на себе тяжёлый немигающий взгляд. Так опытный хищник смотрит на свою жертву, словно говоря ей, что недалеко то время, когда на шее сомкнуться острые клыки.
Отъезд сэра Туссен принес облегчение, такое, что Энтони даже приезд отца воспринял спокойно, впервые за долгое время, почувствовав себя не столь виновным. А последующее предложение брака от лорда Олбрайта и его спокойное участие после раскрытия тайны настолько успокоило юношу, что он позволил себе некоторые маленькие радости вроде рисования или игры на рояле. Энтони стал получать удовольствие от прогулок по заснеженному парку, от невинных забав на свежем воздухе, от подготовки подарка жениху, несмотря на его отъезд.
И тут всё снова почти рухнуло: вернулся сэр Николас. И с первых же минут намекнул Энтони, что знает о его проступке и осуждает его. А ведь свадьбы ещё не было, и юноша, замерев, выслушивал гнусные намёки сэра Николаса, сказанные тихим голосом, в то время, как остальные были заняты своими делами. Даже брат не заметил его жуткого состояния, что уж говорить о других. Только мисс Матильда Стар как-то странно поглядывала на эту столь несовместимую пару, словно знала или догадывалась о предмете их разговора.
Небольшой бал, что давала леди Валентайн по случаю Крещения Господня, собран только соседей, да родственников. Но даже среди них, Энтони чувствовал себя одиноким. Лорд Олбрайт, всего за несколько месяцев из просто приятного джентльмена стал нужным и необходимым и Энтони боялся признаться, что скучал по жениху.
— Энтони! Вот ты где! — сияющая леди Эмма отогнула край портьеры. — Почему ты не танцуешь? Эта полька просто восхитительна!
— Благодарю вас, Эмма, но я не хочу веселиться.
— Ты скучаешь по жениху, — проницательно проговорила девушка. — Он прислал вчера письмо, что приедет со дня на день.
— Он прислал письмо? — от глухой обиды сдавило в груди, почему же лорд Олбрайт не написал своему жениху?
— Ой! — воскликнула леди Эмма, и зажала тонкой ладошкой рот. — Это же тайна! Генри просил никому не говорить о своём приезде.
— Почему? — казалось, что сердце сейчас остановится, будто грудь сдавило тисками.
— Он хотел сделать кому-то сюрприз! — подмигнула леди Эмма. — Но мы же не скажем, кому?
Тугой обруч, что мешал дышать, лопнул со звоном, и Энтони вымучил кривую улыбку — его не забыли!
Рядом, в соседней нише, стояли сэр Николас и мисс Матильда. Мужчина сжимал подоконник так, что побелели пальцы.
— Что скажешь? Опять побежишь? — тихо спросила женщина. — Пора признать, что Олбрайт мешает тебе везде, где только можно. Он сорвал несколько твоих сделок, увёл из твоего носа богатого жениха, да и сейчас, вместо того, чтобы передохнуть немного, тебе придётся бежать, сломя голову.
— Не понимаю, о чём ты говоришь?
— Не делай вид, что не понимаешь. Я знаю, — Матильда выделила последнее слово, — я точно знаю, чем ты зарабатываешь на жизнь. Подкуп, шантаж, шулерство, шпионаж… продолжать?
— Замолчи!
— Не надейся! Стоит мне только намекнуть о твоих связях с галлами и перед тобой закроются все двери. У кого ты тогда будешь выигрывать? Чьи тайны продавать? И самое главно – я знаю то, что приведёт тебя прямиком на плаху, а уж что будут говорить об Аманде, даже трудно представить!
— Что ты имеешь в виду? — прошипел разъярённый Николас.
— Твою греховную связь с ней. Ты был любовником родной сестры. Интересно, чьего ребёнка тогда пыталась вытравить эта шлюха?
— Заткнись, ссс… — Николас тряхнул усмехающуюся женщину. — Зачем тебе это нужно?
— Затем, что после такого скандала, про меня забудут, и я спокойно выйду замуж за этого глупого надутого жениха!
— А ты не боишься, что он разорвёт помолвку, когда узнает о твоей роли?
— Нет, я слишком крепко держу его за яйца!
— Фи, слова простолюдинки, а не леди, — скривился Николас.
— А я не из этих напыщенных дур. Я к этому замужеству шла долго и не собираюсь отступаться. Ясно тебе? Так что… жди…
— Послушай, ты, конечно, станешь графиней Виртен, но над тобой будут смеяться, тебя не пригласят ни в один дом, ты будешь жить затворницей вместе с этим глупцом и его мамашей.
— И что? У меня будут деньги.
— Зачем тебе деньги и титул, если ты не сможешь им насладиться?
— Только не проси меня молчать.
— Не буду, — осклабился Николас, — я просто куплю твое молчание.
— Купишь? А денег-то хватит?
— Хватит. Может, обсудим?
— Через час, в лиловом будуаре.
Матильда выскользнула из ниши и направилась вдоль зала, высматривая жениха. И не видела с какой ненавистью смотрел ей вслед сэр Туссен.
— Собираешься продавать своё молчание? Зря… — прошипел он.
Николас вышел и, постояв несколько мгновений, присоединился к гостям.
А у соседнего окна стоял Энтони, невидящим взглядом смотря в темноту окна.
— Глупец… какой же я глупец! — шептал юноша. Чистый светлый образ первой любви рассыпался острыми осколками, раня и без того измученную душу. Та, которой он поклонялся, как ангелу, кого оплакивал, в чьей смерти винил себя, оказалась лживой порочной особой, растоптавшей его чувство. Прав был лорд Олбрайт, когда убеждал, не страдать из-за умершей девушки. Он вздохнул, постоял немного и, подняв вверх голову, прошептал, — спасибо, господи, что уберёг меня от непоправимого.
Юноша тряхнул головой, будто сбрасывая с себя прошлое и, гордо выпрямившись, вышел к людям — ему нечего было стыдиться. Нужно только дождаться жениха, чтобы поделиться с ним своей радостью.
Лиловый будуар на самом деле был всего лишь небольшой комнатой, куда редко заходили. Несомненным его достоинством было лишь то, что дверь в него была скрыта за углом коридора, а потому желающие ускользнуть от бдительных взглядов легко могли это сделать.
Николас толкнул дверь и вошёл, мисс Матильда уже ждала его — сидела в кресле в непринуждённой позе, постукивая носком туфельки.
— Ну что? Поторгуемся? — подмигнула она. — За тысячу монет я буду молчать. А за пять тысяч забуду о твоей постыдной тайне навсегда.
— Пять тысяч? А ты не стесняешься.
— А чего мелочиться? Гулять, так на полную катушку!
— Ну, как скажешь! Пять, значит, пять.
Матильда слегка растерялась, она не ожидала, что мужчина так быстро согласится на её условия и приготовилась к долгому спору. Спокойное согласие выбило из колеи, и теперь она не знала, что делать.
— Я готов заплатить, если получу полные гарантии, что ты замолчишь навсегда.
— Пять тысяч и я буду молчать до могилы!
— Ты сама сказала! — усмехнулся Николас, присаживаясь рядом с женщиной. — А ты красива!
Он склонился к Матильде, положил руку на её затылок и приблизил к себе, проговорил бархатным голосом, глядя прямо в глаза:
— Скрепим нашу сделку? — Николас поцеловал женщину, одной рукой поглаживая её, а вторую заводя за спину.
— Ах!
Что-то кольнуло женщину под лопаткой, остро, больно, резко. Глаза затуманились, из уголка рта потекла тонкая струйка крови. Она медленно обмякла и сползла по спинке, оставляя на шёлковой обивке безобразные кровавые полосы.
— Как ты и обещала, нема, как могила.
Николас поднялся, вытер брезгливо руки и вышел, оставив тело остывать на диване.
Переполох, что поднялся утром, когда горничная нашла убитую, разбудил гостей и хозяев в неурочное время. Крики, что издавала бедная девушка, обнаружив в лиловом будуаре тело Матильды Стар, собрали у дверей всю прислугу.
Полиция прибыла уже к одиннадцати, следом за лордом Олбрайтом, как раз выходившим из кареты. Удивление Генри было неподдельным, а так как он отсутствовал в момент убийства, то это выводило его из круга подозреваемых, позволив ему беспрепятственно передвигаться по дому. Первым делом, лорд Олбрайт навестил леди Валентайн, её и гостей не посмели беспокоить, допросив лишь дворецкого.
Хозяйка дома, вопреки обыкновению не лежала на диване в окружении подушек и собак, а сидела в кресле с поджатыми губами. Однако блеск глаз свидетельствовал о нешуточном интересе к произошедшему убийству.
— Подумать только! Кто-то воткнул ей нож прямо в спину! — говорила леди Алисия, переживая случившееся.
— Однако, ты должна согласиться, дорогая сестра, что для нашей семьи это очень удачное стечение обстоятельства. Если конечно, её не убил Роберт.
— Не говори такие ужасные вещи! — воскликнула графиня Виртен.
— Почему? Но на моего племянника никто даже не подумает. Мало того, что он рохля, так он ещё весь вечер не покидал бального зала.
— А ты хотела бы, чтобы именно Роберта осудили за это ужасное убийство?
— Разумеется, нет. Но теперь он свободен, и мы избежали скандала. Вместо разрыва помолвки и насмешек по этому поводу, мы получаем сочувствие.
— Тётя права! — склонился к руке леди Валентайн Генри. — А ты, Роберт, хватит уже сидеть со скорбным видом.
— А что, я должен радоваться смерти своей невесты?
— Не так явно, как мои тётушки, Роберт. Но твоя скорбь по столь недостойно особе немного неуместна. Она ведь и тебя стала напрягать, так что благослови судьбу, что не успел привести её к алтарю.
— Ты издеваешься надо мной!
— Именно так! Ты болван, дорогой кузен. Причём дважды. Первый раз, когда связался с ней, а второй, когда предложил стать твоей женой. Сделал бы своей любовницей, мы слова не сказали, привычное дело, но опереточную певичку, девицу из самых низов сделать графиней Виртен? Нет, ты редкостный болван!
— Генри! — попыталась остановить резкие слова леди Алисия.
— Простите, тётушка, я слишком сердит.
— И наверняка устал с дороги.
— Да, вы меня извините, если я пойду немного отоднуть?
— Конечно, — улыбнулась леди Виртен. — Кстати, сэр Николас вчера приехал.
— Ооо… — с неподражаемой интонацией протянул Генри. — И где он?
— Думаю, у себя. Он не выходил ещё.
— А мой жених? Его тоже не было?
— Нет, — протянула леди Валентайн, оглядываясь по сторонам, — я не видела его со вчерашнего бала.
— Простите, но я покину вас.
Генри шёл по коридору, а сердце щемило от дурного предчувствия.