К концу третьего курса меня всё так достало, что однажды я не выдержал, пошёл в ЦУМ, поднялся на третий этаж и купил матрац на те копейки, которые у меня водились. Я попросил продавца не заворачивать матрац, а просто перевязать его верёвкой с ручкой, чтобы удобно было нести на плече. Закинув верёвку с матрацем на плечо, я отправился по своему обычному маршруту. Я шёл на занятия, а матрац приятной тяжестью болтался сбоку. Сумка с учебниками болталась на другом боку. Матрац придавал мне уверенности. Я чувствовал, что не зря его купил.
Я подошёл к университету и начал подниматься по лестнице к главному входу. Там всегда стоит много народу. Особенно днём, когда заканчивается первая смена и начинается вторая. Мой матрац вызвал явный интерес среди тех, кто там стоял. Но мне было всё равно. Я смотрел на эти довольные ухмыляющиеся лица, и мне было абсолютно плевать, что все они обо мне думают. Матрац волновал меня гораздо больше. Я думал о том, что он, наверное, имеет какую-то магическую силу, раз смог придать мне столько уверенности в себе.
Я зашёл в фойе, где было полно студентов, и, никого не замечая, поплёлся к классу, в котором должно было проходить первое занятие. Я шёл по многолюдному коридору, и многие оборачивались на меня. Кто-то смеялся, кто-то пристально смотрел мне в глаза, пытаясь, видимо, понять, зачем я припёрся в университет с матрацем. Но какое им всем дело? Разве человек не имеет права ходить везде с каким-нибудь предметом в руках? С матрацем, например. Ведь, ходят же люди с портфелями и сумками, телефонами и ноутбуками, книгами и газетами?
Я пришёл к классу, в котором должно было проходить первое занятия, и аккуратно положил матрац возле стенки. В тёмном коридоре мои одногруппники уже ждали преподавателя, стоя возле закрытой двери аудитории. Они тоже начали смеяться и приставать с вопросами. Мне было не до смеха.
- Лаганович, тебе зачем матрац? - сквозь смех спросил меня мой одногруппник Андрей.
- Надо, Андрюха. Теперь я всегда буду с ним ходить, - спокойно ответил я ему.
Пришла Лариса Ивановна, замдекана, которая вела у нас грамматику английского языка. Это была высушенная женщина лет пятидесяти с короткой стрижкой и привычкой унижать студентов. Она тоже первым делом обратила внимание на мой матрац.
- Это что за новости? - как всегда с долей издёвки спросила она.
- Это Лагановича матрац, Лариса Ивановна, - подсказала Инна.
- Да? Ну, и зачем тебе матрац? - обратилась она ко мне. - Ты что спать на нём собрался во время занятий? - это замечание вызывало бурный смех у моих одногруппников.
- Нет, Лариса Ивановна, - ответил я как можно спокойнее. - Спать я на нём во время занятий не буду. Можете не волноваться.
- Так, а зачем тебе матрац? Ты что его купил и домой не успел отнести?
- Нет, Лариса Ивановна. Я его купил и теперь всегда буду с ним ходить. Разве я не могу ходить с ним, как люди ходят с сумками и портфелями?
- Можешь, конечно. Мне просто непонятно, зачем тебе матрац.
- Скажем так. Меня всё достало.
Она посмотрела на меня внимательно. Может быть подумала, что я сошёл с ума.
- Ладно заходи. Потом поговорим.
Я положил матрац возле парты и на полтора часа все про него забыли. Потом мы пошли на вторую пару. Это была лекция. Ко мне все снова приставали с теми же вопросами. Парни придумывали кучи причин, почему я принёс матрац. Это смешило девчонок. Но мне было не смешно. Честно говоря, в те дни я находился в каком-то трансе, когда тебе всё безразлично. Я старался думать только об учёбе. Читал конспект, смотрел домашнее задание по грамматике. Нельзя сказать, что я замкнулся в себе. Я продолжал спокойно общаться с однокурсниками. Про матрац отвечал также уклончиво, как и ранее. Действительно, думал я, какое им дело? Разве я не могу иметь на то свои причины? В какой-то момент им надоело, и они отстали.
Когда лекция началась, в аудиторию, постучавшись, вошла помощница декана. Она подошла к лектору и спросила:
- Можно у вас одного студента на полчаса забрать?
- Да, конечно.
- Лаганович, вас декан к себе вызывает, - обратилась она уже к аудитории.
Я спокойно встал, повесил на плечо матрац, оставив остальные свои вещи на парте, и начал спускаться с галёрки. Это вызвало бурный смех.
Я думал о том, что в начале всегда тяжело. Нужно пережить этот момент. Ведь, они уже не пристают с вопросами. Скоро и к матрацу привыкнут.
Мы пришли к кабинету декана. Это была череда комнат, соединённых дверями. Мы прошли учительскую, приёмную, и очутились перед дверью личного кабинета декана. Помощница впихнула меня внутрь и закрыла за мной дверь. Деканом нашего факультета на тот момент был уже не молодой, но всё ещё подвижный лысеющий мужчина. "Толковый мужик" почему-то сразу прицепилось к нему определение среди студентов и преподавателей.
Я сел на стул и положил матрац рядом.
- Ну, рассказывай. Что случилось? - декан с любопытством смотрел на меня и матрац поверх очков.
- Ничего не случилось.
- А матрац тебе для чего?
- Достало меня всё.
- Что тебя достало? - он внимательно смотрел на меня.
- Всё меня достало.
Декан сделал паузу, изучая моё лицо. Видимо, он тоже начинал думать, что у меня крыша съехала.
- Так, понятно, - сказал он, наконец. - И какое отношение к твоему настроению имеет матрац?
- Никакого. Матрац для того, чтобы все девушки, с которыми я буду знакомиться сразу видели, что это всё, что я могу им предложить.
Декан уставился на меня в недоумении.
- В каком смысле? - наконец, спросил он. - А ты ухаживать не пробовал сначала?
- Пробовал, ухаживал. Но потом всё равно ничего кроме этого матраца я не могу им предложить. Зачем вводить девушек в заблуждение?
- Понятно, - задумчиво сказал декан. Он кажется начинал улавливать ход моих мыслей. - А ты не думал о том, что у других студентов могут быть такие же жилищные проблемы, и каждый их решает по-своему?
- Думал, конечно. Я вот так их, например, решаю.
- Послушай, Виталий. Я тебя отчасти понимаю, но ты не можешь ходить в университет с матрацем. Этим ты нарушаешь правила поведения в обществе.
- Люди ходят с телефонами и ноутбуками. Я буду ходить с матрацем. Можете меня отчислить за хулиганство, если хотите.
- Даже так? - декан поморщился. Он смотрел в мои отчаянные глаза и понимал, что я не блефую. - Ладно, пока можешь идти. Мне надо подумать, - наконец, сказал он.
Я вернулся с матрацем в аудиторию, надеясь, что меня всё же отчислят.
Весь день я таскал матрац за собой. И на следующий день, и через день. Я приходил в университет на занятия и повсюду носил за собой матрац. Меня уже начали узнавать в коридорах. Я видел, что студенты обсуждают меня за моей спиной. Кто-то даже крутил пальцем у виска. Девушки откровенно смеялись надо мной. Одногруппники по-прежнему шутили, но всё реже. Разговор в перерывах как-то незаметно скатывался в шутку обо мне и моём матраце. Так что я уже привык и не обращал внимания. Ничего нового для себя в этих насмешках я не видел. Друзья медленно, но верно отстранялись от меня. Но мне было всё равно.
Преподаватели относились ко мне почти так же, как и раньше. Только в первый день у них были ко мне вопросы и претензии. Потом всё пошло по-старому. Видимо, они получили некие указания сверху, потому что их отношение ко мне стало всё же отличаться от прежнего. Теперь они стали как-то более внимательны ко мне, что ли. Стали чаще обращаться ко мне по имени. Лишь изредка можно было уловить лёгкую улыбку на их лицах. Мне это было неприятно. Лучше бы они меня совсем не замечали или смеялись, как все, чем вот так. Эта излишняя тактичность по отношению ко мне начала передаваться от преподавателей к некоторым студентам. Я не мог этого не заметить. Так ужасно я себя ещё никогда не чувствовал. Я старался вести себя как можно более раскованно, местами даже переигрывал. И это имело свой эффект. Они снова вроде становились нормальными, безразличными.
На третий день меня опять вызвали к декану. Декан представил меня психологу, приятной женщине лет тридцати пяти с крашенной в бордовый цвет химией на голове:
- Вот, Виталий. Это Надежда Васильевна. Если хочешь у нас учиться, будешь ходить к ней на консультации, пока она не решит, что хватит.
Честно говоря, я не был против. Надежда Васильевна смотрела на меня очень дружелюбно. Мне нравилась эта элегантная красивая женщина. Я подумал, что это ещё один этап, через который нужно пройти, чтобы они оставили меня в покое. Поэтому я согласился.
В нашу первую встречу Надежда Васильевна попросила меня заполнить анкету и ответить на всякие вопросы. Потом она показывала картинки и спрашивала, что я вижу. Мы мило общались с ней. Она шутила. Про одну картинку, например, сказала, что в Америке, если ответишь так, как я, то это уже признак шизофрении. А у нас всё окей. Потом она спрашивала меня про мою семью, родителей, брата. Рассказывала про себя немного. В общем я интересно провёл время.
Прошло дней десять с тех пор, как я купил матрац. С Надеждой Васильевной мы встретились не менее трёх раз. Я хорошо помню тот день, когда мне реально стало страшно. В тот день я, как всегда, пришёл на занятия ко второй смене и, опустив голову, плёлся по шумному коридору со своим матрацем на плече, думая о чём-то своём.
Внезапно я почувствовал, что что-то не то. Группы студентов, приближаясь ко мне навстречу, умолкали. В самом начале этого пути, когда я только купил матрац, они часто начинали смеяться, когда я появлялся в поле их зрения, и я привык к этому. Мне было всё равно. Потом они почти перестали меня замечать, и просто продолжали болтать о чём-то своём, и это было как раз то, к чему я стремился. Можно сказать, я считал этот этап пройденным. И вот сейчас я шёл по коридору и чувствовал себя абсолютно голым.
Я чувствовал на себе их взгляды, но боялся поднять глаза. Мне было страшно. Наконец, я не выдержал и посмотрел на одного из них. Я увидел именно то, чего я так боялся - жалость. Я зашёл за угол и остановился. Меня всего трясло.
Они не могут жалеть меня вечно, повторял я себе. Нужно пройти и этот этап тоже, как и все предыдущие. Да, я не знал, что так получится. Но нужно пережить и это.
Это были самые тяжёлые два дня, когда вокруг меня все умолкали и виновато отводили взгляд.
Я пишу два дня, потому что через два дня случилось ещё кое-что, что заставило меня по-новому взглянуть на вещи. Я, как всегда, стоял вместе с группой возле дверей аудитории и ждал преподавателя. Мой матрац лежал на бетонном полу, прислонённый к стенке. В другом конце коридора из аудитории начали выходить студенты. Они о чём-то громко смеялись и переговаривались. У одного из них на плече висел матрац. Они почти сразу исчезли. Я застыл, не веря своим глазам.
Сначала я думал, что это такой новый способ поиздеваться надо мной. И даже обрадовался, что жалость уступает место чему-то новому. Но я скоро осознал, что ошибался.
На следующий день я встретил ещё несколько человек с матрацами. Это были абсолютно незнакомые мне студенты. Матрац всегда нёс парень. С ним часто можно было видеть девушку. Они замечали меня, провожали взглядом, кивали головой. Иногда даже подходили ко мне, спрашивали, как у меня дела. "Нормально", - смущённо отвечал я и молчал. Мне всегда тяжело говорить на равных с абсолютно незнакомыми мне людьми. "Ну, ладно, ты не пропадай, пока", - говорила мне девушка, и они уходили.
Надежда Васильевна решила прекратить наши встречи. Мне кажется, я рассказал ей о себе всё, что только мог. Может быть, она понимала меня теперь даже лучше, чем я сам. В конце она сказала мне, что я абсолютно здоров, и что это само скоро пройдёт. Что она имела в виду под этим, она не сказала.
С каждым днём студентов с матрацами становилось всё больше. Теперь не только пары, но и отдельные студенты и студентки ходили с матрацами. Студентки ходили с лёгкими ковриками, элегантно свёрнутыми и подвязанными на ремешок.
Декан собирал в одну аудиторию весь поток и нёс какую-то ахинею о единении студенчества. Ректор на ежегодном концерте обращался ко всему залу и, потрясая руками, говорил о солидарности между студентами.
Но мне было всё равно. В такие моменты я старался не высовываться. Однажды ко мне подошла девушка с ковриком, и сказала, что она никогда бы не отважилась принести с собой коврик, если бы не я. Вскоре мы начали ходить вместе, а потом она перестала носить свой коврик. А потом и я оставил свой матрац дома. Мне он был больше не нужен.
Но это уже совсем другая история.