Иду по улице, опустив голову. Под ногами лужи с радужными в них колечками от бензина. Над головой электрические облака
нависли серым одеялом. А по сторонам – реклама. Раньше боролись с уличными художниками, а сейчас – с листовками, приклеенными к каждому забору, к каждому углу несчастной улицы. В дворы-колодцы просто заходить опасно – выползут из укромных рам подъездов недолюди и будут в лицо флаерами тыкать: хоть стой, хоть ешь их печатную разноцветную продукцию на ходу.
Хорошо богатым живётся – книги по расписанию: на ленивое утро Брэдбери, на торжественный обед можно и Байрона послушать, для вечера у каждого припасён в закромах томик вкусно пахнущего Диккенса (чтобы хорошо заснуть после плотного ужина). А я уже и забыл, как сладко пахнут новые книги из типографии. В детстве, кажется, уткнёшься в чёрно-белые листы и дышишь полной грудью, пока от запаха краски горло не запершит.
На наших улицах много людей в пальто. Они выскакивают перед тобой, распахивая куски фетра в разные стороны. Однажды я остановился. У него можно было купить стихи Пушкина за незначительную сумму. Хотелось спросить, из какого музея или из какой подпольной печати этот парень достал издание. Совсем новенькое. Ни царапинки.
Мои руки сами потянулись к святыне. В толпе появилась синяя метка полиции книжных нравов. Парень сомкнул пальто и принялся изучать рекламу кошачьего корма, которая делила рекламное место с пропагандой здоровой морковно-капустной пищи. Я поморщился, ко мне подошли. «Ничего не покупал?», «Не покупал!», «Порядочный
газетолюб или опять по флаерам побираешься?», «Порядочный, не побираюсь».
Он ушёл, оставив меня с парнем в фетровом пальто и свежим выпуском газеты
«Читай – просвещай». Я даже не понял, как эта газетёнка попала в мои руки. Парень в пальто посмотрел на меня, сочувственно похлопал по плечу и ушёл. Один раз оглянулся, правда, в его глазах словно бежала рекламная неоновая строчка, оповещающая о том, что мне недолго осталось жить.
Я давно не покупал книги. Мой книжный барыга отвернулся от меня, ведь в моих карманах звенят ключи и мелочь. Денег у меня нет даже на отечественную классику детективного сорта. Из их страниц про убийц-садовников только самокрутки делать.
Я когда-нибудь скончаюсь от нехватки книжной дозы, меня найдут в ворохе газет и глянца. Я буду утопать в дешёвой краске и модельных худощавых ногах. Потому что у меня нет денег на книги. Нет денег на книги – нет жизни для моей головы. А без головы я, увы, как без сердца. А сердце среди ежесекундной ежепечатной ерунды я, клянусь, потерял.