Мельничный молох

Андрей Демидов 2
                Мельничный молох

Ни в одном языке мира, кроме русского, слова «полевая работа», то есть «страда», не породили слов, означающих мучения. Только в России могли появиться слова «страдать», «страдания», «пострадавший»… Тяжек был труд хлебопашца. Батрак в Самарской губернии получал от 30 до 50 рублей в... год! При этом наемный рабочий в Самаре имел более 300 рублей в год. Городской пролетарий трудился не более 12 часов в день, а крестьянин – 16 часов и более, порой и без праздников. По данным земской статистики, в начале 80-х годов 5,5% крестьян губернии были бездомными, 21,3% семей жили в землянках и глинобитных избах, 72,4% - в деревянных и только 0,46% - в каменных избах.
Кто-то подумает, что когда крестьянин соберет урожай осенью, тут ему солнышко и улыбнется, так сказать, бабье лето настанет. Ничего подобного. Крестьянину еще нужно свой хлеб самому продать, чтобы с долгами и податями расплатиться. Вот как это происходило на деле. Читаем жалобу самарскому губернатору Петру Алексеевичу Бильбасову от 31 мая 1878 года: «…покупка хлеба проводится преимущественно у квартир покупателей-купцов, куда загоняют крестьян-продавцов нанятые кулаки молодцы, то есть приказчики. Когда мужичок попадает в квартиру, купец старается сбить цену как можно ниже, при этом торгуется так громко, чтобы слышали его последнюю цену соседи-купцы, и горе тому, кто не продаст свой хлеб этому первому покупателю… Выходящего из квартиры купца мужика окружают «молодцы» и наперебой дают ему ниже – что давал сам хозяин. Другие купцы дают цену еще ниже. Мужик теряется, он устал, скотина его целый день на улице без корма – поневоле уступишь».(ГАСО,Ф.3,оп.14,д.46,с.4). Отсюда в нашем крае до сих пор живет поговорка: «Первого покупателя – не обходи, беду накличешь». Если крестьянин хотел продать зерно напрямую в купеческие амбары, то и там его ждал подвох. Купеческие амбары строились так, что воз с хлебом надо было без упряжи на веревках спустить под кручу. Крестьянин договаривается с приказчиком о 45 копейках за пуд. Начинает опускать вниз телегу с мешками. Вдруг приказчик кричит: «Постой-ка, братец, зерно-то сыровато, возьму по 30 копеек за пуд или вертай взад!» Крестьянин-то с кручи воз поднять не может и соглашается на все. Мало того, взвешивая зерно, спущенное в амбар, приказчики применяли фальшивые гири, брали неумеренный поход, обсчитывали… Получит крестьянин свои гроши и пойдет горе заливать в ближайший кабак. Поэтому сельские жители воспринимали город как змеиное гнездо.
Нелестно отозвался о Самаре и писатель Н.В. Шелгунов, чувствуя в ней алчного хищника, пожирающего человеческую плоть и душу: «Как только путешественник из плавучего дворца вступит на самарскую землю, его сейчас же обдаст невыносимый смрад от полувысохшей, гниющей береговой грязи, затем его обманет ободранный, грязный извозчик, потом путешественник, задыхаясь от уличной пыли, попадет в грязную гостиницу… Это деревня, оставившая степь и поселившаяся в городе, чтобы работать на пионера. Самару приспособлял пионер только для своих нужд; а пионеру пока ничего не нужно, кроме пристани для грузки пшеницы, амбара для ее ссыпки и мельниц, чтобы ее молоть».
Но Самара о себе думала иначе. Темпы ее роста приближались к динамике североамериканских городов, жизнь била ключом, в руки предпринимателей стекалось золото. Русский Чикаго на Волге не хотел брать в голову лишних чужих проблем.
В середине апреля, когда по Волге проплывал темный рыхлый камский лед, из устья Самарки вереницей выходили, груженные до отказа самарским зерном, баржи. «Хорошо яичко к Христову дню», - говорили купцы, предвкушая баснословные барыши. Весенние рейсы на Рыбинскую биржу давали самые высокие доходы. Преимущество у самарцев здесь было велико, ведь судоходное устье реки Самарки вскрывалось раньше Волги, и баржи успевали заранее загрузить трюмы зерном. Крутые берега реки Самарки были застроены сплошными амбарами. В 1804 году их насчитывалось 90, в 1839 – уже 170. В 1857 г. вырос целый амбарный городок со своими улочками, перекрестками – 10 каменных и 223 деревянных.(ГАСО,Ф.815,оп.2,д.3,с.83) Размер каждого амбара составлял 4х6х5 саженей (1 сажень – 2,18 метра). Эти дома для хлеба шли по Самарке по улице Садовой и по набережной Волги до Старо-Самарской (Крупской). Денег на строительство не жалели, крышу крыли железом или тесом. Купцы вкладывали капиталы в это дело не случайно, ведьамбары давали прибыль в год до 80 тысяч рублей чистого дохода. Хлебохранилища породили крупнейшие купеческие фамилии: назовем только Елену Ивановну Субботину, имевшую более 20 амбаров, Ольгу Павловну Шадрину, Ираиду Петровну Ненюкову, Николая Ивановича Сурошникова, Павла Михайловича Журавлева и других.
Самара не только собирала зерно, но и перерабатывала. «Губернские ведомости» за 1860 год описывают следующую картину: «Издавна при въезде в Самару с Оренбургского тракта был целый город мельниц, из-за которых даже был не виден настоящий город, так как хлебная торговля была специальностью Самары, поглощавшей почти всю деятельность ее жителей...» В 70-е годы XIX века насчитывалось около 60 ветряных мельниц. К этому времени была построена первая многоэтажная паровая каменная мельница помещика Шишкова. Располагалась она рядом с Жигулевским пивоваренным заводом. Она молола сначала 300 пудов в сутки, потом мощность была увеличена до 1000 пудов. У мельницы сложилась непростая судьба: в чьи руки она только не переходила. Была и у купца И.И.Смирнова, и П.С. Субботина, потом у С.И.Аржанова и А.Эрлангера. В конечном итоге ходившую по рукам мельницу приобрел город за 150 тысяч рублей. В 1910 году ее перестроили под казармы. Любопытно, что до сих пор там расположен конвойный полк. Вторая паровая мельница сооружена в Засамарской слободе Светловым. В 1882 году ее приобрело «Товарищество», в котором состояли П.С.Субботин, А.Н. и М.Н.Шихобаловы, Г.И.Курлин. Затем ее перекупила А.М.Неклютина, имевшая еще и хлебопекарню на Заводской.(ГАСО,Ф.815,оп.2.д.2.с.14-17).
Судьба владельцу амбаров и мельницы П.С.Субботину не улыбалась. Его долги рассматривало и купеческое собрание, и городская управа. В конце концов хозяин покончил жизнь самоубийством в собственном доме на Казанской, 3. Его собственность перешла к кредитору А.Н.Шихобалову. Купец I гильдии Антон Николаевич боялся привидения, в доме жить не стал, сделал шикарный ремонт и сдал в аренду под резиденцию самарского губернатора. В 1906 году там поселился губернатор Иван Львович Блок, которого 22 июля того же года убил террорист. Самарцы стали бояться несчастливого дома как огня.
Брат владельца опасного дома Емельян Николаевич Шихобалов в 1883 году построил свою собственную мельницу за Самаркой. Она проработала до 1906 года. С 1884 г. собственную мельницу имел А.И.Винник.( ГАСО,Ф.815,оп.2,д.2,с.4) Если уважаемый читатель сегодня прогуляется по набережной реки Волги от улицы Осипенко и внимательно посмотрит на стены здания завода КИНАП, то увидит цифры 188(?) г. Вряд ли кто знает, что в этом старинном здании когда-то располагалась мельница Зварыкина, которую потом купил и модернизировалА.Н. Шадрин. В 1889 году громадную мельницу на берегу реки Волги воздвиг Торговый дом «Н.Е. Башкиров с с-ми» (угол Преображенской и Старо-Самарской, Водников и Крупской). Эта мельница была автоматизирована, оснащена электрооборудованием, работала в три смены. Ежегодно давала свыше 6 миллионов пудов размола. На потребителький рынок мельница поставляла 10 сортов пшеничной муки и 6 ржаной. Оснастила это производство фирма «А.Эрлангер и К». Весь комплекс на 1900 год оценивался в 140 тысяч рублей. Другим магнатом мельничного дела считался Яков Гаврилович Соколов. К бизнесу он привлек сыновей Ивана и Александра. Мельница заработала с 1906 года. Она располагалась за Хлебной площадью под Журавлевским спуском. Ее также отличала высочайшая технологичность. Электричество вырабатывала собственная динамомашина. Подвоз зерна осуществлялся по железнодорожным путям, подведенным к предприятию. Работавший бухгалтером старожил Н.Жаров рассказал, что хозяин принимал на работу лишь тех, кто по виду муки и на вкус мог определить сорт и помол. Сын Александр занимался покупкой пшена на Хлебной площади и досмерти боялся гнева отца, если тому не нравилось приобретенное зерно. Дисциплина на мельнице была как в военном гарнизоне.
В госбанке на счету Соколовых числилось свыше двух миллионов рублей. Когда старик приезжал оформить платежные документы, его лично встречал управляющий, приглашал в кабинет и подчивал коньяком. При всей строгости Яков Гаврилович был щедр к профессионалам. Знающим рабочим он назначал премии. При заключении трудового договора отдельной статьей указывалось число и час получения заработной платы в конторе на Заводской. Для себя и сыновей он выстроил великолепные каменные виллы на Барбашиной поляне. Вокруг белокаменных дворцов с орлами на крыше был разбит прекрасный английский парк. Ныне там находится санаторий им. Валерия Чкалова.
На Николаевской, в 3-й части города, в начале XX века держали мельницу в 50 тысяч рублей Ромашевы. Иван и Степан Александровичи, а также Константин Ефимович заработали первые капиталы, перевозя по Волге зерно, а затем открыли собственное дело. Предприятие обеспечивало рабочими местами 50 человек. Контора находилась в здании напротив. Хозяева мельницы вымостили к берегу Волги специальную дорогу, по которой зерно и мука спускались подводами на баржи. По этой извилистой, как злые самарские языки завистников, дороге может прогуляться современный читатель, без особых трудов, преодолев крутой волжский берег.
Крупнейший самарский предприниматель, владелец механического завода на Алексеевской Павел Михайлович Журавлев во второй части, угол Казанской и набережной, также построил ультрасовременную мельницу. Ее обслуживало более 100 рабочих. Однако помол муки был настолько тонок, что зерновая пыль однажды создала критическую ситуацию, и произошел мощный взрыв, как на пороховом заводе. Самарские острословы язвили по этому поводу: «Там, где слишком тонко – там взорвется».(ГАСО,Ф.815,оп.2,д.2,с.5).
Член биржевого комитета Александр Георгиевич Курлин имел крупчатую мельницу за Самаркой, которую сдавал в аренду Торговому дому «М.М.Боберман и сыновья». Паровые зернорастирочные машины обслуживались сотней рабочих.
В одной известной опере герой-мельник, сойдя с ума, поет: «Не мельник я, а ворон местный». Самарские мельники с ума не сходили, а только ставили новые производства, подключали динамомашины, подсчитывали барыши. К концу XIX века мельницы перерабатывали в год 10 миллионов пудов пшеницы, а в 1913 году губерния располагала уже 143 паровыми мельницами, которые размалывали 55 миллионов пудов зерна.
Каких-нибудь 50 лет назад, до отмены крепостного права, губерния торговала в основном зерном. Пришедший молодой капитал быстро понял, что мукой торговать выгоднее, так как в процессе обработки закладывается дополнительная прибавочная стоимость. Кто же согласится пройти мимо живых денег?