Автор: Ассисент Р.
Название: Дни рождения Армана Аганяна
1.
Мой дядя, Арман Аганян из Норакерта, отмечал свой второй день рождения с гораздо большим пиететом, чем первый. Он говорил, что в тот день его жизнь не просто перевернулась, она началась заново, и пошла совершенно непредсказуемым удивительным путем, хотя сам дядя Арман уже даже не надеялся еще хоть раз встретить рассвет.
Серым апрельским утром 1923 года он стоял у грязной обшарпанной стены, замызганной бурыми кляксами, в шеренге других таких же несчастных смертников и мысленно прощался с матерью и всеми своими родными, когда красный комиссар, командовавший расстрелом, вдруг остановился и внимательно посмотрел на него.
– Знакомое лицо. Я вас где-то видел. – Комиссар говорил жестким сипящим голосом, от которого свербело в груди. – Где?
– Не знаю. – Ответил дядя Арман, смирившийся со своим безысходным положением и не желавший на пороге смерти разговаривать с этим упакованным в кожу Хароном.
– И все-таки. – Не удовлетворился его ответом комиссар. – Где?
– В кино. – Сказал дядя Арман без всякой охоты. – Я снимался в кино.
– Точно! – Взгляд у сурового комиссара просветлел. – Точно, в кино! Я даже помню название – "Самаркандские ночи".
Казалось, комиссар борется с желанием попросить у дяди Армана автограф. Сдержавшись, он все-таки повернулся к солдатам, стоявшим возле комиссарского автомобиля, и приказал:
– Этого ко мне в кабинет.
Когда дядю Армана вели к машине, он слышал, как хором дважды пропели гладкоствольные карабины.
2.
Дальше события понеслись как белые лошади по Араратской долине.
Дядю Армана отправили в Ереван в распоряжение Специальной Комиссии по развитию пролетарского искусства, где он попал под начало знакомого ему до того лишь понаслышке Гогии Давадзе, который возглавлял уполномоченную тройку Наркомата Искусства Закавказской Республики, контролировавшую все публичные мероприятия, цирковые и театральные события, а также кинопроизводство.
Товарищ Давадзе увлек дядю Армана в самый темный угол Наркоматовских лабиринтов и тихим вкрадчивым голосом зашептал дяде в ухо:
– Для вас, товарищ Аганян, у Партии есть особое поручение. Никому не мог бы доверить, но вам, товарищ Аганян, я доверяю целиком и полностью. Видел ваши работы в замечательных кинематографиях, снятых в нашей молодой советской республике. Это было очень хорошо. Вы настоящий коммунист и отличный артист. Будете снимать фильмы, но не просто фильмы, а очень и очень особенные...
– Простите, товарищ Давадзе, но я актер... – Перебил было дядя председателя уполномоченной тройки, только тот и слушать не стал.
– Актер, дублер – какая разница? Коммунист на то и коммунист, чтобы уметь делать даже то, что не умеет. Или даже вообще никто не умеет, а коммунист – должен! Потому что это нужно нашей Партии и лично товарищу Ленину. – Последние слова товарищ Давадзе произнес так, что у дяди Армана все сжалось внутри, и он не нашел что сказать.
Товарищ Давадзе вздохнул.
– Слушайте внимательно. – Сказал он. – Владимир Ильич сейчас очень болеет, совсем устал, такой груз на своих плечах, сами понимаете, товарищ Аганян. Ближайшие соратники решили перевести товарища Ленина в санаторные условия, там уже почти все готово, и книги разные, и патефон, а вот хорошей фильмы совсем нет. Из новых только немецкие смотреть можно, но у них все какое-то жуткое, ломаются, кривляются, а смысла нет. Вот у Североамериканских Штатов замечательный Чаплин есть, только его темы не близки товарищу Ленину. Нам не нужно про то, как живут бедные люди в Америке, нам нужно другое кино, новое, про наступающую эру всеобщего братства и победу мировой революции. Понимаете меня, товарищ Агенян? Владимир Ильич хочет заглянуть туда, – товарищ Давадзе нарисовал пальцем воздушный мост, – в будущее. Но чтобы это было весело, увлекательно, с огнем, товарищ Аганян. Я дам вам бумаги, поедете в Севзапкино, там поговорите с нужными людьми, подберете команду – и вперед. Я верю в вас, товарищ Аганян, вся Партия в вас верит.
3.
В Петрограде дядя Арман предъявил бумаги завделами кадрового отдела фабрики Севзапкино товарищу Бобровнику, который, внимательно изучив предписание, немедленно взялся за дело. В течение двух часов он носился от шкафа к шкафу, вытаскивая и просматривая личные дела сотрудников, отбирал нужные, потом, спохватившись, бросал в сторону тихо сидящего на жестком стуле дяди: "Ах, нет, простите великодушно, этого я не могу! Нужен Гардину, а это важно!" – совал какую-нибудь папку обратно, и тут же доставал другую: "Вот, пожалуйте: даже во сто крат лучше! Пишет на лету, ни секунды не раздумывая – большущий талант!"
Тем же вечером, в буфетном зале кинотеатра "Партизан" дядя Арман собрал всех отобранных товарищем Бобровником представителей кинематографических профессий и держал перед ними вдохновенную речь.
– Товарищи! – Воззвал дядя Арман. – Жизнь поставила перед нами задачу, какой еще не было в истории синематического искусства. Нашими глазами дано будет заглянуть в надвигающееся блистательное будущее человеку, наиболее достойному это будущее узреть. К сожалению, здоровье его пошатнулась, и наша задача способствовать всеми силами его выздоровлению, сняв увлекательную фильму о грядущем мире победившего пролетариата.
После закуски, брусничной и сильченковского коньяка присутствующие потеплели и впали в творческое упоение. Посыпались идеи, одна другой лучше, хоры и отдельные крики искрились фантазией и остроумием, и вскоре Мельцер, тот самый "большущий талант", уже строчил на рулоне оберточной бумаги, экспроприированной на дело Революции у нэпмана-буфетчика, черновой вариант текстовки для первого фильма.
4.
Снимали фильм на одном дыхании, без проволочек и как по маслу. В специально отстроенном павильоне на территории кинематографического комплекса Госкино Армении были созданы модели города будущего с огромными зданиями, подвесными дорогами, парками развлечений и портом для отправки заатмосферных кораблей. Гениальный осветитель Штахов сумел создать систему ламп и отражателей, который потрясающе точно имитировали дневной цикл освещения, особенно изумляя всех загадочными предрассветными и предгрозовыми сумерками. Дядя Арман часто оставался в павильоне после съемок, чтобы поседеть в скрипучем кресле Штахова и покрутить ручки настроек, играя с тенями, отбрасываемыми огромными бумажными домами на улицы и стены футуристического города.
В разгар монтажного процесса пришло пугающее известие – товарищу Ленину стало хуже. На студию из Тифлиса приехал Давадзе, привел с собой Бек-Назарова с его командой и приказал в кратчайшие сроки закончить кинематографию, чтобы не опоздать ни при каких обстоятельствах. Бек-Назарова дядя Арман знал хорошо, они вместе снимались еще до Революции. Работа пошла быстрее, и к новогодним праздникам две копии фильма ушли специальным почтовым в подмосковные Горки.
Дядя Арман так и не узнал, понравился ли его первый фильм вождю мирового пролетариата и посмотрел ли он его вообще: в январе товарищ Ленин ушел в вечность.
5.
Дальнейшая судьба самого же дяди Армана была предопределена.
Вначале ему показалось, что его забыли. Давадзе перевели в Москву, Бек-Назаров и Дани Дзнуни, заведовавшие Арменкино, были слишком заняты, чтобы вспомнить о каком-то там Аганяне, а команда, с которой дядя Арман снимал "Город-Солнце", самым естественным образом растворилась в ширящейся как на дрожжах кинематографической братии.
Дядя Арман загрустил. Он понял, что нашел дело всей своей жизни, и вот – теперь он не удел. Все попытки добиться разрешения снять новый фильм разбивались о стену молчания. Пробовался на роли к Бек–Назарову, Гардину, но получил лишь пару мелких ролей у Висковского. К концу десятилетия дядя Арман стал много пить, вернулся в Норакерт, поселился в сарае у старшего брата, дяди Заргара, помогал по хозяйству, а ночами писал текстовки для несбыточных фильмов.
И тут его снова нашел товарищ Давадзе.
Он появился на пороге хозяйского дома дяди Заргара в сопровождении двух суровых чекистов в черных кожаных плащах. Тетя Элинар и моя двоюродная сестра Азгануш, готовившие ужин, чуть не умерли со страху, но товарищ давадзе поспешил успокоить их, объяснив, что пришел за дядей Арманом, потому что у Партии для него есть новое задание. Тетя Элинар послала младшую Гинуш в кузницу привести дядю Армана, который помогал дяде Заргару подковать волов. Когда дядя Арман прибежал домой, товарищ Давдзе дал ему десять минут на сборы, и затем они уехали. Дядя Арман успел взять с собой только книги и тетрадки с набросками текстовок для своих воображаемых фильмов.
В машине товарищ Давадзе объяснил, что ситуация за эти годы очень сильно изменилась. Кино теперь снимают много, и много снимают хорошего, но все равно ничего подобного "Городу-Солнцу" нет и не будет.
– У нас не будет. – Подчеркнул товарищ Давадзе с какой-то злобой. – А немцы идею у нас стащили. Слышал про "Метрополью" этого Ланга? Один в один слизал, только у нас весело было, а у них опять сплошное мракобесие. Но дело не в этом. Товарищ Сталин твой фильм посмотрел. Ему очень понравилось. Велел доверить тебе новые ответственные поручения. Партия в тебя по-прежнему верит, товарищ Аганян, и я в тебя верю и перед Партией готов поручиться. Не подведешь, товарищ Аганян?
– Не подведу, товарищ Давадзе. – Ответил дядя Арман.
Так он стал личным режиссером товарища Сталина.
6.
Первые пару лет товарищ Сталин через товарища Давадзе поручал дяде Арману снимать только хроники. Дядя Арман ездил по необъятной стране и снимал города и деревни, дороги и стройки, электростанции и заводы. На каждый такой отчет товарищ Сталин присылал короткий, но емкий комментарий: где-то хвалил, где-то ругал, – и вскоре дядя Арман научился понимать вкус и ожидания товарища Сталина и вставлять где нужно – соленую шутку, а где-то – тонкую чисто кавказскую иронию. Сталин стал чаще хвалить, и вдруг, совершенно неожиданно, заказал снять фильм – хорошую легкую комедию.
Дядя Арман снова окунулся в мир игрового кино. Снимал запоем, как в тот первый раз, и получалось у него удивительно хорошо. Команда собралась почти та же самая, даже Мельцера нашли – с трудом, но нашли и вернули. Пришлось, правда, долго уговаривать и втолковывать, приводить в чувство, но удалось, Мельцер снова воспрял и заискрился, написал такого, что дядя Арман сначала за голову схватился, но потом сказал: "Для него снимаем, он поймет", – и стал снимать.
Сталину фильм понравился настолько, что он прислал подарки и распорядился снимать еще.
Дядя Арман стал снимать. Фильм за фильмом, иногда прерываясь, чтобы отснять очередную хронику – теперь все чаще о том, что творится в мире. Его посылали на Олимпиады в Лос-Анджелесе, где он встретился с боготворимым всеми Чаплиным, и в Берлине, где посчастливилось познакомиться с очаровательной фрау Лени и даже поучаствовать в ее изумительной съемочной сессии. Дядя Арман был счастлив. Его не волновало, что у его фильмов один единственный зритель, и никто в целом мире не знает, не помнит и никогда не узнает о режиссере Армане Аганяне, личном режиссере товарища Сталина.
7.
Смерть хозяина дядя Арман пережил едва-едва: у него случился инфаркт, парализовало левую руку, ухудшилось зрение. Но худшее было еще впереди.
После осуждения культа личности многие соратники Сталина оказались в опале, и холодная костлявая рука сомкнулась у них на горле. Дядя Арман вместе с Гоги Давадзе пошел как соучастник по одному из закрытых дел, его затаскали на допросы, следователи менялись, как актеры на пробах, а дядя Арман смотрел на них, словно через глазок кинокамеры – гримасы, жесты, крупные планы...
– Знакомое лицо. – Сказал вдруг очередной следователь. Он был в возрасте, морщинистый, с выгоревшими бровями и почти лысой головой. – Я вас где-то видел.
– Да. – Сказал дядя Арман и впервые за долгие месяцы улыбнулся. – В кино. А еще вы меня расстреляли.
– Точно! – Улыбнулся в ответ следователь. – Только я же не расстрелял, правда? Вот же вы, передо мной. Жалеете, что ли?
– Ни на секунду. Вы же подарили мне новую жизнь, и это были прекраснейшие двадцать лет, я бы их ни на что не променял.
– Да-да. – Кивал головой следователь. – Понимаю. Все это время снимались?
– Снимал. – Сказал дядя Арман. – Комедии. Для товарища Сталина.
– И действительно хорошее кино получилось?
– Вы себе не представляете, насколько хорошее. Товарищ Сталин, как мне говорили, плакал от смеха.
– Да. – Покачал головой следователь. – Увидеть, как товарищ Сталин плачет – дорогого стоит. Пусть и от смеха.
На следующий день дядю Армана отпустили. Гогию Давадзе он больше никогда не видел, но отмечать третий день рождения в привычку не вошло.
***
ИДЕЯ
Жизнь состоит из нескольких маленьких жизней. Большая удача, если хоть одна окажется счастливой.
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2015
Свидетельство о публикации №215100500010
Обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2015/10/05/10