Посвящаю своему научному руководителю и всем тем, кто, невзирая на нищету и неустроенность быта, страшное безденежье и безысходность, занимается ненужным сегодня для России делом – наукой, искусством, культурой.
Дежурство в огромной коммуналке – это все равно, что Авгиевы конюшни, только еще противнее. Особенно, если соседи – свиньи.
- Ишь, прЫнцесса какая выискалась! Корчит тут из себя! Это ты там у себя в университетах корчи! А здеся – нечего! Белоручка-заучка! Мы, чтоли, должны за тебя все намывать тута? Чистила она! Я вижу, как ты чистила! Ага! – соседка верещала с таким усердием, что ее два лишних подбородка безудержно колыхались. Баба, захлестнув полотенце за спину, быстрой походкой, удивительной для таких габаритов, пошла прочь с кухни, отчего ее «холодец» чуть ниже спины, задрожал так, что даже халат «в обтяг» не мог удержать это землетрясение. Дочь соседки (чрезмерной тучности, вся в матушку!) – напротив, осталась. Уж больно ей любопытно было посмотреть, как эта выскочка-аспирантка будет заново драить общественный толчок.
- Давай-давай! И чтоб до блеску! А то мамка у тя дежурства не примет! Гыы!
Харя расплылась в улыбке, отчего щеки почти совершенно скрыли свиные глазки. Жамкая сигаретку во рту, попыхивая вонючий дымок в открытую форточку, рубенсовская барышня настроилась на зрелище.
Таким образом, разбитый, пожелтевший «трон», на коем поочередно восседала вся коммуналка в минуты задумчивости, (причем, каждый на тот случай имел свой личный стульчак), был вычищен дважды. Аспирантка-уборщица сняла перчатки, вышла в кухню вымыть руки и только собралась повесить «вонючку»-ароматизатор в туалет, как с ужасом увидела, что унитаз щедро посыпан пеплом: толстуха, втихаря, вытряхнула в него пепельницу и теперь подглядывала из своей комнаты, прыская со смеху. Она думала, что спряталась, но ее пузо и щеки предательски выпирали из-за дверного косяка.
Скандалить? Снова изводить себя? Сил нет… Лучше уйти. Просто уйти и все…
Наспех накинув песочного цвета плащик, аспирантка выскочила из квартиры. Едва дверь хлопнула за ее спиной, она разревелась. Девушка побежала на улицу. Благо, была необходимость – к научному руководителю на консультацию. Да хоть на край света, лишь бы прочь из этого свинарника!
На пути к университету ее одолевали мрачные мысли: «Зачем это все? Все равно искусство и культура нынче в загоне, как сказал ей один редактор известного в Петербурге издания… Так… Скоро комнату оплачивать, значит, минус школьная зарплата… На все остальное – зарплата лаборантская. Ну, стипендия вообще не в счет…» Вдруг ее вычисления прервали:
- Девушка! – воскликнул приятный тенор. И только теперь аспирантка заметила, что в своих раздумьях уже вышла на Гороховую и до университета – рукой подать. Не оборачиваясь, она продолжала свой путь. А тенор, казалось, раззадорившись упрямством барышни, отступать не намеревался. Уже через минуту, проехав вперед, с визгом остановилось шикарное, новенькое спортивное авто и перед аспиранткой вырос улыбающийся Хлыщ. На лбу у Хлыща черным по белому значилось: «Крайне успешен» и он без предисловий пошел в наступление:
- Могу я пригласить очаровательную сударыню на чашечку кофе?
Привычным жестом заправского ловеласа эффектно поправил лоснящиеся кудри, отчего безымянный на правой руке кокетливо сверкнул золотом.
- Благодарю. Сударыня крайне спешит, – сухо ответствовала аспирантка и улыбнулась вежливой, дежурной улыбкой.
- Тогда в другой раз? – с надеждой.
- Увы, я не располагаю временем, – все также сухо.
- Кино? Театр? Сударыня, ведь должны же быть какие-то варианты! Сражен Вашим очарованием наповал! Смилуйтесь, о, таинственная незнакомка! – елейно и наиграно-драматично уговаривал тенор.
- Покорнейше благодарю, но нет! Всего доброго! – резко и холодно выпалила она.
Хлыщ не выдержал такой неслыханной дерзости. В тот же миг его масленая улыбка исчезла, словно ветром сдуло. Губы скривились, глазки сузились в две ядовитые щелки. Хлыщ стал презрительно выкрикивать ей в спину:
- Дура! Да кому ты нужна? Жди дальше своего принца на белом коне! Принцесса какая! Плащ-то, поди, с бомжа сняла?
Но аспирантка уже подошла к проходной университета.
Общежитие профессорско-преподавательского состава выглядело зловеще: бесконечный коридор, общий туалет, глядя на который страшно было представить душевую…
Комната профессора, доктора искусствоведения Ангелины Романовны – научного руководителя – была меблирована скупо: кровать, стол и две табуретки. Жуткий дощатый пол внушал ужас. Но ученым дамам некогда было замечать нищету обстановки, они уже погрузились в другой мир – мир музыкальных формул и схем, гармонических складов, композиторских техник и стилей. Время летело незаметно, пока они говорили и не могли наговориться. Впереди была крупная конференция, и шла уже последняя «чистка» совместного доклада, который будет представлен на заседании. Ангелина Романовна, в который раз удивилась искренней увлеченности наукой своей подопечной и подумала с грустью: «Молодая, яркая девушка, патологически интересующаяся классическим и современным академическим искусством, с легкостью цитирующая труды Бахтина и Лихачева – это, все-таки, нонсенс в наши дни».
Аспирантка вышла от Ангелины Романовны вдохновленной. Только уже совсем близко к проходной, словно кольнуло: «А что впереди? Комната в общежитии для профессоров и преподавателей с дощатым полом и общим туалетом? Считать копейки до зарплаты?»
Турникет, круто обернувшись, вцепился в песочного цвета плащик, видимо, не хотел отпускать аспирантку из лона университета.
Мимоходом девушка увидела вульгарную, с шиком одетую брюнетку, вернее, сначала ее колоссальный бюст, а затем уж ее. Огромный бритоголовый «мэн» стоял с ней рядом. Пытаясь обойти яркую пару, девушка стала невольной слушательницей диалога следующего содержания:
- Анастасия! На втором!
- А я, типа, Буйвол. Ну, дак, это – договорились?
Еще в школе его прозвали Буйволом. Образ этого животного как нельзя более подходил к нему. Как и многие животные, Буйвол не обременял себя излишним образованием, однако школу удосужился закончить. Тем не менее, столь скромный интеллектуальный уровень абсолютно не помешал ему прекрасно устроиться в жизни, быть может, даже во многом поспособствовал этому. Сколотив состояние в развеселые 90-е, способом, наиболее популярным в то время, (причем, и здесь он отличился изощренной жестокостью), Буйвол теперь только и делал, что это состояние тратил. Ныне его интерес ограничивался всего тремя вещами: «качалка», «дурь», студентки.
Он как раз собирался расслабиться. В его хаммере уже сидела жгучая брюнетка, (снял у проходной университета), и он предвкушал блаженство, глядя на ее огромные утиные губы.
- Значит, учишься?
Кивнула.
- Работаешь?
Попутчица многозначительно зыркнула на оппонента и ответила развязно:
- Зарабатываю!
Причем, это было сказано так, что вопрос, чем именно зарабатывает, отпадал сам собой.
На перекрестке у Невского пришлось резко затормозить – пешеходный переходила какая-то «ботаничка». Машина чуть не наехала на нее, только мелькнул песочного цвета плащик. Буйвол почти наполовину высунулся из окна и зычно промычал: «Глаза разуй, кикимора!» Затем вновь погрузил свою тушу в машину и хмыкнул телке, кивая в сторону убегавшей девушки: «Вот курица! Передавил бы всех, мразей!»
Хаммер бешено метнулся прочь от Невского.
Сперва заехали в «рест», ибо аппетит Буйвола по части телок превосходило только его желание пожрать. «Пожрамши», поехали «курнуть» и «закатнуться по-взрослому». В роскошной кальянной они незамедлительно принялись «расслабляться», утопая в море шелковых подушек. Восточные сладости, дурманящий чай, убойный кальян и грудастая телка... Что еще нужно для счастья настоящего мужика?! В усмерть укуренный Буйвол с трудом повернул голову к девке, с еще большим трудом сфокусировал на ее морде свой взгляд, причем, ее губищи сливались у него в громадное пятно, которое влекло, соблазняло и сулило райское наслаждение.
Буйвол призывно осклабился:
- Ну, что, Принцесса?
Та в ответ томно закатила глаза, отчего ее наращенные ресницы почти прилипли к векам. Барышня нетерпеливо цокнула языком. Буйвол бросил на подушки новенькие «зеленые», почти ласково схватил девку за холку и нагнул к себе.
Ловко работая губами, причмокивая, «принцесса» принялась за работу.