Дом из лиственницы-6

Татьяна Васса
Дом Молотиловых гудел, как улей. Приготовления к свадьбе шли полным ходом.
Мария Павловна не вылезала от модистки в соседнем переулке, которая шила ей подвенечное платье и очень нервничала. Нервничала потому, что сама невеста постоянно пребывала в страшном волнении. То ей казалось, что материя вовсе не та, то кружева неказисты, то в талии перетянуто. Модистка сдерживалась из последних сил и готова была даже отказаться от заказа и вернуть аванс. Но как раз в эти решительные минуты готовности к отказу Мария Павловна, будто предчувствуя, менялась, успокаивалась и позволяла модистке дальше колдовать над свадебным нарядом.

Бедная Мария Павловна уже месяц как не верила своему счастью, её любезный Фёдор Мартинианыч, высокий, кудрявый брюнет лет тридцати, едва находил время, чтобы хоть мельком, хоть на людях увидеться со своей суженой. Дело в том, что его хозяин, купец Обряднов, вдруг вздумал ревновать и отчего-то забил в своей голове, что любимый приказчик сразу от него уволится и перейдёт к своему тестю, купцу Молотилову. И хотя Фёдор изо всех сил убеждал, что никуда уходить не желает и никаких купеческих секретов выдавать не собирается, все эти убеждения уходили в пустоту:

- Знаем мы жизнь, знаем... Это на словах все-то молодцы, а как молодая жена каблучком поведёт, так всё тут и забудется, - сетовал купец Обряднов своему товарищу.
- Это оно, конечно, - поддакивал ему товарищ, потянув с тарелочки масляную селёдочку с колечком лука, чтобы закусить рюмку холодной водки, которую с радостью опрокидывал на дармовщинку в кабаке, куда купец Обряднов пригласил его отобедать.
- Хороша селёдочка? - осведомился у своего собеседника купец, с удовольствием наблюдая, как виртуозно закусывается выпивка, да, собственно говоря, оная и выпивается
- Хороша! Ах, хороша! - поддакивал и тут товарищ, тянувшийся и за вторым селёдочным кусочком.
- От Молотилова поставляется, у него всё всегда высшего качества, - с нехорошей обидой произнёс купец Обряднов, да так выразительно, что у товарища кусочек нежнейшей селёдки чуть не застрял в горле.
- Ай, да и не очень хорошая, - сразу переменился товарищ и сплюнул на пол кусок, которым чуть было не подавился.
- Ты чего плюёшь?! Чего плюёшь?! Такую селёдку плюёт! Не умеешь угождать, скотина! - и при этих словах купец Обряднов с размаху заехал своему товарищу в ухо, вложив туда всю тревогу и беспокойство за свадьбу своего приказчика.
- Я успокоить хочу, а ты в драку! - и товарищ, ничуть не медля, ответил с левой руки тоже в ухо купцу Обряднову.

Через двадцать минут выдворенные из кабака с разбитыми носами купец Обряднов и его товарищ сидели на берегу речки, которая протекала невдалеке от места событий, смывали кровь с лиц и одежды, мирно и удовлетворённо переговариваясь.
- Ну что, успокоился, что ли? - спрашивал товарищ у купца, помогая ему смывать кровь с косоворотки.
- Успокоился. Ну и дурень я! Разве не дурень?
- Дурень и есть! - охотно согласился товарищ. Да, видно, согласился слишком уж охотно, потому что немедленно получил уже знакомый удар в ухо.
- Не успокоился?! Я тя щас успокою!

Драку разняли только через полчаса какие-то мужики, которые спустились к реке за водой для лошадей. Но зато уже на следующий день действительно спокойный и мирный купец Обряднов приказал вызвать к себе приказчика и со всей щедрости благословил его к свадьбе ста рублями серебром.
- Бери, бери! Не кто-нибудь женится, а лучший приказчик купца Обряднова, не последнего купца, скажу я тебе! И не какую-нибудь берёт, а купеческую дочь.
- Премного благодарствую, - с поклоном, в котором было видно достоинство и уважение к своему благодетелю, отвечал Фёдор, незаметно рассматривая свежие синяки на широком купеческом лице.
- Да вчера погорячился чуток, - заметил купец не очень деликатные взгляды Фёдора.
- Оно бывает-с, - также с достоинством заметил Фёдор.
- Бывает-с, ещё как бывает-с, - раздумчиво сказал Обряднов. - Ну, ладно, иди уж к своей любезной. Даю тебе выходной. Мишке скажешь, чтобы подменил.
- Как изволите-с, как изволите-с, - радостно ответил приказчик и мгновенно исчез за дверями.
- Ишь, пулей полетел... - улыбнулся было купец, но, случайно задев себя обшлагом халата за нос, болезненно поморщился и вздохнул.

Тем временем купчиха Куприянова принимала самое горячее участие в устроении свадьбы, невольно добавляя только лишних хлопот и неразберихи. То ей казалось, что экипаж молодых нужно непременно украсить белыми розами, то, что свадебный стол нужно непременно накрыть скатертью с золотым узором.
- Да откуда я белых роз столько возьму? Ведь не сезон! - отбивался от очередного предложения купчихи Пал Петрович.
- Да из ткани! Из ткани сейчас такие делают цветы, ничуть от живых не отличишь!
- Помилуйте, Катерина Петровна, чтобы я украшал искусственными цветами свадьбу родной дочери? Где Ваш вкус, скажите мне?!
- Не горячись, голубчик, не горячись! Никакого в том позора нет. И потом можно их куда-нибудь использовать. Ведь экономия.
- Экономия?! Да мы сейчас рассоримся, ей-богу рассоримся, - горячился Пал Петрович.
Но тут в комнату вошла его супруга, собственноручно неся на жостовском подносе чай с липовым мёдом, и, подавая его, неслышно, с мягкой улыбкой проворковала:
- Да, полно вам, голубчики мои. Оно не стоит ссоры, не стоит никак.
- О, привидение моё любимое! - расплылся в ответной улыбке Пал Петрович, осторожно принимая из рук жены горячую чашку на блюдце.
- Ангел она у тебя, а не привидение, - умилившись, заметила Катерина Петровна, косясь на липовый мёд в хрустальном сосуде, по краям отделанном серебром тонкого узора.
- И какая у тебя посуда. Всегда загляденье! - снова сказала Куприянова, зачерпывая серебряной ложечкой из хрусталя.
Настасья Николаевна приятно зарумянилась и неслышно исчезла из комнаты, будто и не было здесь её вовсе.
- А по краям у экипажа пустить белые шелковые ленты, - купчиха запила своё очередное предложение громким звуков втянутого с блюдца горячего чая и снова, как ни в чём не бывало, потянулась ложкой к янтарному липовому мёду.
- Ну, не начинайте, Катерина Петровна, а то снова рассоримся!
- Да, ладно уж, не буду более. Ради твоего мёда не буду...

(Продолжение следует)