В 1953-ем году умер Сталин. Кубань была в неподдельной скорби и печали. Со Сталиным была добыта Великая Победа. Завоевано само право на дальнейшую Жизнь, на существование союза множества народов - страны под названием Союз Советских Социалистических Республик.
У вершины власти остались все те же, «верные» ленинцы-сталинцы, но времена стали меняться… Не только потому, что Сталин умер, а потому, что появилась привычная, подлая возможность списать с себя все негативное в прошлом на одного покойника. Все же величественное и позитивное присвоить исключительно себе. Только таких руководителей и могла родить Революция. С самого 1917-го года между ними не было единства в способах реализации «великой идеи», поэтому «строительство коммунизма» сопровождалось смертельной борьбой, где, как известно, победителей не было: они взаимно уничтожались!
Самым долговечным и несокрушимым кумиром для всех оказался Ленин, наверное, потому, что возвел его на пьедестал сам товарищ Сталин. Он намеренно и дальновидно наделил его самыми высокими и идеальными человеческими чертами, на которые должны были ориентироваться члены нового советского сообщества. В последствии с «образа» Ленина был написан «Кодекс строителя коммунизма», к которому тогдашнее молодое поколение, представьте себе, относилось очень серьезно!
Как считали советские коммунисты, Сталин преклонялся перед гениальностью теоретических идей Ленина, но не терпел его ближайших самовлюбленных и высокомерных соратников, особенно создателя Красной Армии Льва Троцкого. Практического руководства о том, как воплотить идею создания коммунизма во всем мире и в «отдельно взятой стране», в частности, вождь мирового пролетариата не оставил. А создать надо было ни больше, ни меньше, а, фактически, рай на Земле! Для начала – на одной шестой части суши, а затем – и везде:
«Коммунизм – это светлое будущее всего человечества!» Знаменитый лозунг мозолил глаза каждому жителю огромной страны с самого рождения и до смерти. Он располагался на самом видном месте в роддомах, больницах, школах, вузах, кинотеатрах, клубах, заводах, фабриках и во всех государственных и общественных учреждениях.
Создать Рай на земле, в философском плане, по силам только Богу! Для этого миллионы разных людей должны вмиг преобразиться, все одновременно стать святыми и в едином, радостном порыве без каких бы то ни было разногласий и условий, бескорыстно строить прекрасное настоящее, а также еще более светлое будущее. И там, в этом будущем – Коммунизме – должно наступить истинное равенство и братство всех народов, где каждый человек будет получать по потребностям, а отдавать – по возможностям. Царить же в этом новом мире будет справедливость и творчество…
-Это ли не великая цель?! И мало кто сомневался тогда в ее величии.
Я намеренно и без скепсиса пишу об этом, так как наши дети, внуки, правнуки не должны считать ушедшие поколения своих дедов и отцов-коммунистов, безумцами! Большинство из них после долгого сопротивления и жесткой «калибровки» все же было искренне заражено идеей коммунизма, которая справедлива и притягательна сама по себе:
«Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы свой, мы новый мир построим,
Кто был никем, тот станет всем».
Но «святых», способных материализовать эту идею, было слишком мало. Легко оказалось с самого начала лишь «разрушить» насилие с помощью еще большего насилия и физически убрать тех, кто мог серьезно помешать строительству.
И все же идею о справедливом устройстве общества коммунисты продолжали внедрять как в свои умы, так и в умы миллионов сограждан, особенно молодых: «Коммунизм – это молодость Мира, и его возводить молодым!»
Ленин, якобы знавший путь к цели, через пять кровавых лет после революции отошел от дел в связи с тяжелыми инсультами, а еще через два года умер в полном безумии. Начатый им кровавый террор в отношении тех, кто мешает или может помешать строительству, продолжался до тех пор, пока физически не исчезли с политической арены все до одного отцы-основатели Октябрьской Революции 1917-го года в России.
Сталин, к счастью, не обладал «гениальностью» теоретика Коммунизма. Более того, он был в немилости у вождя до самых последних его сознательных дней. Для дальнейшего претворения в жизнь идей вождя мирового пролетариата он взял на вооружение лишь «Заветы Ильича», но и этого было достаточно для того, чтобы продолжало вершиться зло. «Заветы» начисто отрицали присутствие в новом сообществе самого главного: духовности, гуманности, морали.
Хорошо то, что талантливый хозяйственник, по-восточному мудрый Сталин постепенно отошел от теоретических «Заветов», поэтому мое послевоенное поколение и родилось в великой, могущественной стране, под названием СССР, с которой считался весь Земной мир.
Простой народ земли Кубанской в послевоенные годы не понимал доподлинно хитросплетений судьбы своей страны: «большое видится на расстоянии», да и то всеми по-разному, но всей израненной душой своей понимал, что недавнее прошлое, трагическое и героическое одновременно, надо беспрекословно уважать и помнить. Прошлое неизменно. Ушедшие цари и вожди это данность истории, истина о которой чаще всего сокрыта за семью печатями. А путь народов к созданию великих империй, как известно из той же истории, усеян отнюдь не розами.
Самое негодное дело для гражданина великой страны порочить своих правителей, а, следовательно, свою историю. Так не принято в цивилизованном мире. И никогда не делается из чистых побуждений. Кто-то думает иначе.
Советскую власть в станице никогда не приняло самое старшее поколение, поколение моего деда, так называемые «старики», которые всеми своими корнями уходили в романовскую эпоху России. Но их осталось совсем мало и к новой Власти, в конце концов, они относились с уважением. В этом вековечная убежденность казачества: высшая Власть, будь она во благо или во зло, дается Свыше. И уважающий себя, старый человек, не станет плевать против ветра: что заслужили, то получили. Тем более, что Советская власть стала сознательным выбором их детей и внуков.
Поэтому выспреннее «развенчание культа личности Сталина» после смерти его соратниками, многократно усиленное однобокой пропагандой по городам и весям, восторга в казачьем крае не вызвало. А уж снос памятника Вождю в центре станицы не оставил равнодушным никого!
В сквере, между летним кинотеатром и клубом, посреди широкой прогулочной аллеи, в оформленной цветами оградке, много лет стоял памятник Сталину. Это была привычная глазу культурная достопримечательность, как и во многих других поселениях большой страны. У памятника обычно принимали школьников в пионеры, возлагали цветы в день «международной солидарности трудящихся – 1-е Мая», в день Победы над фашизмом, 9-го мая и 7-го ноября, в день «Свершения Великой Октябрьской Социалистической революции». Это были три самых главных праздника в Советской стране.
В один из дней станицу облетела новость: в сквере «рушать Сталина»! Вокруг места происшествия стал собираться взбудораженный народ.
Несколько дюжих мужичков, вооруженных молотами, кувалдами и ломами начали свою работу с крушения пьедестала. Но он был сделан на совесть и плохо поддавался. Вокруг памятника нервно бегал и пытался руководить рабочими парторг одного из колхозов по фамилии Синица. Собравшимся вокруг памятника было также страшно, как тогда, когда разрушали храмы. Люди роптали, пытаясь урезонить разбойников, но они не обращали внимания на протесты толпы.
Парторг Синица неоднократно просил граждан немедленно разойтись. Но не тут-то было! День был «базарный», народу в центре было много, поэтому людей к скверу стекалось все больше и больше. Кое-кто из женщин пускал слезу, причитал. Особо бойкие пытались урезонить Синицу, пристыдить:
-Такой молодой, видать и пороху не нюхал, а уже в тузы полез и суд вершит!
-Откель ему знать, что беды не от царей, а от любимцев царских!
-Слышь, парторг, сильную руку только Богу судить! Он ответ держит перед Тем, кто Власть ему дал!
-Знамо дело, ни солнышку на всех не угреть, ни государю на всех не угодить!
-Злодеем сделали! А сами кто? Наши прадеды говорили: «Не ищи подлеца: подлости совершают хорошие люди».
Синица вконец разозлился и стал кричать:
-Кончайте свои причитания и расходитесь немедленно! Сверху приказ пришел, не я его придумал! Нет, и не было в Советском Союзе ни царей, ни государей, ясно вам?!
-А кому же наши сыновья тридцать лет служили? – изумлялись станичники. - С чьим именем на устах в бою умирали?! Заново их убиваете, тревожите их покой и нашу память, супостаты проклятые!
Между тем, изваянию покойного Вождя, задумчиво стоящего на высоком пьедестале во весь рост, в своей неизменной, длинной шинели, отбили бетонную руку, опущенную вдоль туловища.
Народ зашумел громче, и кто-то крикнул:
-Люди, да что же это делается?! Собаки напали на могилу! Пошлите за Нюрыцей! Она депутат. Скорее бегите за Нюрыцей!
К моменту, когда к волнующейся толпе подошла Нюрыця, железобетонному «Отцу народов» Синица собственноручно кувалдой отбил голову. Он теперь был один на пьедестале, так как рабочие то ли устыдившись, то ли испугавшись варварства происходящего, спустились вниз.
Перед Нюрыцей предстала ужасная картина: обезглавленный «Сталин» с единственной рукой, заправленной за борт шинели, как будто прижатой к груди, казался просящим пощады у своих недавних подданных. Он как бы говорил им:
«Братья и сестры! Я в мире ином, и в том месте, которое заслужил! Вам ли, доблестным казакам, убивать своего мертвого атамана, который не может вам ответить? Вы убиваете свою память и становитесь беднее…»
Над сквером и прилегающими дорожками, сплошь заполненными народом, стоял шум и гвалт. Нюрыця еле сдерживалась: в глазах у нее потемнело, кровь стучала в висках. Ей казалось, что у нее самой сейчас может случиться приступ «падучей», как у брата Андрея, поэтому прежде, чем приступить к диалогу с Синицей, она крепко сжала кулаки. Наступила напряженная тишина.
-Анна Егоровна! Успокой народ и посоветуй всем разойтись по-хорошему,- сказал ей сверху Синица.
-Не нам народу советовать, а нам у народа совета спрашивать! Ты ведаешь, шо творишь, Степан Макарович? – дрожащим голосом спросила она.
Синица возмущенно ругнулся про себя и сплюнул в сторону. На пределе своего терпения Нюрыця очень тихо сказала:
-Кто ругается, у того конь спотыкается. А ну-ка, злазь вниз! Сверху легко плевать, а попробуй снизу!
Синица спустился с пьедестала, подошел к Нюрыце и негромко ей сказал:
-Анна Егоровна, не надо устраивать представление перед людями. Не мешай мне выполнять поручение райкома.
Он повернулся к ней спиной и начал приказывать сомневающимся мужичкам продолжить «работу».
И тут произошло невероятное! Нюрыця одним движением руки смахнула шелковый плат со своей головы и в одно мгновенье скрутила обе руки парторга за его спиной, завязав их платком на двойной узел. Он не успел ни повернуться к ней, ни оказать сопротивление, настолько быстро все произошло. Наверное, его реакцию затормозила и неожиданная боль в резко вывернутых суставах.
В сопровождении одобрительно гудящей толпы Нюрыця доставила Синицу в здание Совета, который располагался тут же, за сквером. На тот момент ни руководства, ни милиционера в здании не было. Они зашли в ее комнатку на втором этаже, где она вела депутатские приемы, о чем-то резко поговорили. Она, конечно, развязала ему руки, но быстро вышла из кабинета, а дверь с обратной стороны закрыла на ключ, чего сидящий за столом Синица никак не ожидал.
Выйдя на крыльцо, Нюрыця сказала станичникам:
-Простите Власть, земляки! Она тоже ошибается! А памятник товарищу Сталину, как вы думаете, восстановим?
-Восстановим! – загудела толпа. - Всенепременно восстановим!
Нюрыця предложила стихийное собрание считать общестаничным Сходом, который во все времена у казаков являлся высшей властью. Попросила кого-то из стоящих в первых рядах учителей написать протокол, сосчитать присутствующих, дособирать подписи других жителей и записать их особое мнение в общее решение.
Удовлетворенные люди, поблагодарив Нюрыцю, продолжая возбужденно обсуждать бесподобный инцидент, стали расходиться по домам. Все они понимали, что за свой поступок депутату районного совета Халитовой Анне Егоровне придется отвечать, может быть даже партбилетом.
Через неделю после народных волнений вокруг памятника Сталину в станичном Совете состоялось закрытое выездное партийное собрание, которое вел сам секретарь Райкома.
*
Мой отец, Михаил Федосеевич, на тот момент уже заместитель председателя рыбколхоза «1-е Мая», лично присутствовал на этом собрании.
В связи с новыми временами, уже в 21-ом веке, мы, дети, внуки и правнуки, часто беседовали с дедушкой Мишей о тех ушедших днях, людях и событиях, которые нам малоизвестны.
Михаил Федосеевич прожил нам на радость 93 года. До самой смерти в 2005-ом году сохранил он светлую, цепкую память, живое воображение и свое собственное отношение ко всему, несмотря ни на какие авторитеты. Он до мельчайших подробностей помнил свой боевой путь от Москвы до Австрийской границы с Германией, в ста тридцати километрах от Мюнхена, который заняли союзники. Помнил все боевые операции, все малые и большие поражения и победы, фамилии своих военачальников и сослуживцев, названия многих десятков освобожденных городов, городков, селений, высоток, рек, речушек…
С юмором рассказывал он о разных фронтовых приключениях. И еще он говорил, что за всю войну не встречал на фронте такого солдата, который бы верил в то, что Сталина можно победить. И отец, и его боевые товарищи были убеждены, что никакой силой немец не сможет взять Сталинград, потому что это «город Сталина». И не покорить врагу Ленинград, потому что это город Ленина. Такова была сила коммунистического убеждения.
Правой рукой Сталина фронтовики считали Жукова, и если проходил слух, что он где-то вблизи их фронта, то у солдат не только возрастал боевой дух, а, как бы вырастали крылья. Между собой бойцы звали маршала Жукова Георгием-Победоносцем и не считали его имя случайным.
Книга великого российского полководца Георгия Константиновича Жукова «Воспоминания и размышления» была настольной книгой моего отца до конца его дней.
*
Во время проведения партийного собрания со скандальной «повесткой дня» на площадь перед Советом стал подтягиваться народ. Никто его не созывал. Стихийных митингов и всяких сборищ станичники никогда не любили, так как уважали Власть и порядок не только в своем поселении, но и во всей стране. Свободного времени для какой бы то ни было смуты, у них также было мало: все были заняты текущей работой, характер которой менялся со сменой времен года, прерываясь только в праздники. Больше всего на свете здешний люд ценил мир и спокойствие в своем сообществе.
Но сегодня был особый случай.
Зал заседаний был полон собравшимися коммунистами. Нюрыця сидела за отдельным столом сбоку, как подсудимая. На ней был синий шевиотовый костюм мужского покроя из того самого подарочного фронтового отреза, который она принесла с войны. Надевала она этот костюм обычно раз в году на святой для нее день – 9-е Мая, а вместе с ним и драгоценную для нее шелковую шаль, фронтовой презент погибшего супруга.
На левом лацкане ее пиджака сиял орден Славы, а справа – строгим отблеском огня рдели рядом два ордена Красной Звезды. Боевые медали свои она на пиджак не выставляла. Они постоянно жили на ее военной армейской гимнастерке, спрятанной в старинном, дубовом сундуке.
Нюрыця никогда не пользовалась косметикой, и сейчас на ее обветренном, смуглом лице, усеянном мелкими оспинками, выделялись белые от волнения губы. Чтобы не встречаться с десятками устремленных на нее мужских глаз, она сидела, опустив голову и положив свои натруженные, загорелые руки на колени.
Секретарь райкома, спокойный, интеллигентного вида человек, уладив организационные вопросы, сказал короткую речь. Суть ее заключалась в том, что в станице был организован гражданский протест, в связи со сносом памятника Сталину, в процессе которого депутат районного Совета, заведующая МТФ, член КПСС с 1943-его года, Халитова Анна Егоровна совершила насильственный акт по задержанию парторга колхоза имени 1-го Мая Синицы Степана Макаровича. Парторг находился при исполнении служебных обязанностей, выполнял поручение Райкома. Поэтому первым и единственным вопросом повестки собрания является: обсуждение поступка Халитовой А.Е. и принятие решения по этому обсуждению.
В ответ на вопрос секретаря райкома, все ли согласны с повесткой, Нюрыця встала и тихо сказала, что с повесткой она согласна, а вот с «организованным гражданским протестом» – нет.
-Люди у памятника собрались стихийно, – сказала она.
-Это ваше собственное мнение, Анна Егоровна, - ответил ей секретарь.
Далее им было сказано о том, что все коммунисты страны подробно изучили материалы исторического 20-го съезда КПСС и полностью разделяют позицию ее Центрального Комитета о развенчании «культа личности Сталина». Он назвал пять основных пунктов вменяемых Сталину прегрешений, и вежливо попросил Нюрыцю выразить свое понимание материалов ЦК по этим пунктам, а именно:
1.Сталин приписывал лично себе заслуги перед Партией.
2.Сталин присвоил себе успехи, достигнутые народом в гражданской войне, под руководством товарища Ленина.
3.Сталин преувеличил свою роль в разгроме гитлеровских войск.
4.Сталин переоценивал свою роль в послевоенном восстановлении страны.
5.Установление монументов Сталину по всей стране – это чистой воды «культ», его обожествление.
Нюрыця, стараясь выглядеть спокойной, встала и оглядела зал, где сидели коммунисты двух колхозов: «Память Ильича», ее колхоза, и «1-ое Мая», членом которого был парторг Синица. На собрании также присутствовал ее брат, председатель станичного Совета, Голубенко Арсентий Егорович. Он сидел в президиуме, напряженно потупив взор и сурово нахмурив густые черные брови, сросшиеся на переносице.
Почти все, находящиеся в зале заседаний, были фронтовики, но большинство из них робело перед этой странной женщиной. Далеко не все имели такие боевые награды, как она. К тому же, в этом помещении других женщин не было. Чтобы толпа мужчин судила одну женщину, такого станичники, отродясь, не знавали.
-Я читала материалы 20-го съезда нашей партии. Не только читала, но и обсуждала их со своим коллективом, – начала Нюрыця, – только не мне давать им оценку. Но на те, пять пунктов, что вы назвали, я отвечу честно, как коммунист:
Во-первых, ни в одной речи товарища Сталина я никогда не узрела и не услышала того, что он присваивает себе заслуги партии.
-Второе. О каких успехах в Гражданской войне вы говорите? Жаль, нет ваших отцов, нет уже и моего отца, Егора Голубенко: они бы доподлинно рассказали вам об «успехах» в гражданской войне на Кубани. Нет уж, пусть они, эти «успехи», законно принадлежат Владимиру Ильичу Ленину,- окончательно осмелела Нюрыця.
-Дальше. Роль товарища Сталина в Победе? Кощунственная постановка вопроса! Здесь почти все фронтовики! Победу мы добыли с товарищем Сталиным, без него бы не добыли. Это ясно всем, кто воевал. Но он никогда и нигде не хвалился своей личной ролью в нашей Победе.
Начало войны он старался отодвинуть всеми имеющимися у него способами. Да, всеми. Всеми! – волнение перехватывало ее дыхание. - Он думал только об интересах своей страны, понимая в отличие от нас, что войны не избежать. Надеялся, как и все мы, на официальные договоренности.
Нюрыця перевела дыхание. От своих безумно смелых речей она вся дрожала, во рту пересохло, и она с трудом ворочала языком. Присутствующие в зале рядовые коммунисты от ее выступления пребывали в жутком напряжении: это были неслыханные речи! Так не только говорить, но и думать, никто не смел.
Но Нюрыця понимала, что защитить ее здесь некому, кроме нее самой, поэтому упорно продолжала:
-А послевоенное восстановление?! Когда я возвращалась с войны домой, то видела, что на европейской части страны не осталось ничего живого. Думала, что и за сто лет мы эти разрушенные просторы не подымем. И что? Какой-то десяток лет прошел, а жизнь уже везде бьет ключом! И хозяин страны, оказывается, к этому не имеет отношения?!
Товарищ Сталин не был любителем похвальбы, он был скромным человеком: носил шинель с гимнастеркой и жил в казенном доме.
И последнее, что касаемо монументов… Вот точно так, как сейчас дружно машут тысячами кувалд, громят монументы вождя, также дружно все вместе их и ставили исключительно по всей стране! Уж не знаю, сообщали ли ему доподлинно об этом.
Дальше у Нюрыци уже не было сил сдерживать «яд» своего языка:
-Дружно громим и крушим, потому что другие уже сокрушили! С чем нас можно горячо поздравить!! А, давайте-ка сейчас все вместе дружно пойдем и бросимся с обрыва реки в ледоход! Нам скажут, что уже вся Сибирь и Урал сиганули, а мы отстаем от передовиков…
Мы все привыкли делать дружно и весело, наперегонки по отмашке, а думать за нас будет НКВД!
Председательствующий резко и громко постучал по графину с водой. От слов Нюрыци многим стало совсем не по себе.
-Ваша ирония, Анна Егоровна, неуместна! – одернул ее секретарь райкома. – А ваше отношение к недавней власти абсолютно понятно….
-Я, как коммунист, выражаю свое собственное понимание о власти. Если я заблуждаюсь, то мое мнение никого и не взволнует, но мне представляется так: власть – она все одно, что мать. Хорошая ли, плохая – это твоя судьба. Борись с нею или - за нее, будь с нею честен, пока она жива. А уж коли умерла, то помни добро, а зло забывай, - взволнованно и быстро говорила Нюрыця, невольно перебив секретаря райкома.
-Ваша позиция, Анна Егоровна, ясна. Не надо так нервничать,- успокоил ее секретарь.- А теперь объясните, как вы додумались демонстрировать борцовские приемы на парторге Синице Степане Макаровиче при таком скоплении жителей станицы? Ему теперь в общественном месте показаться неудобно, своей глупой выходкой вы подорвали его авторитет. А обязаны были его поддержать.
-Меня вызвали к месту разбоя в самый критический момент, так как вслед за мной из школы подоспели старшеклассники, играя мускулами. Вероятно, их тоже позвали. – ответила Нюрыця.
Вряд ли, они стали бы спокойно смотреть на слезы вдов и матерей. На войне в разведке меня научили быстро оценивать ситуацию. Самосуда было не избежать, вот я и закрыла возбужденного товарища Синицу в своем кабинете, пока люди успокоятся и разойдутся по домам.
Думаю, в последний момент он и сам понял, что дело принимает опасный поворот. Но я, Степан Макарович, прошу извинить меня за вынужденное насилие! Ничего другого придумать тогда я не успела…
*
Партийное собрание, на котором решалась Нюрыцина партийная судьба, в судилище не превратилось. И на «слово», которое «взял» брат, Арсентий Егорович, как председатель стансовета, не имеющий права молчать, она высказала и ему, и партактиву все, что думает:
-Аресты и наказания виновных и невиновных граждан по всей стране! Арсентий Егорович, кому судить сейчас об этом? Нам? Ой, ли!
Судить можно тому, кто мог бы высоко подняться не только над Кремлем, но и над всей Землей, увидеть не только начало и конец событий, но и все причины, внутренние и внешние, всех внутренних и внешних участников этих событий. А мы видим только их конкретное следствие, и что? И, что?! – спросила Нюрыця саму себя…
-А лишь то, что работники судебно-правовых органов не защищали своих граждан, не разбирались доподлинно в доносах и анонимках, сплошь и рядом присваивали себе личное право лишать свободы и жизни человека исключительно на свое усмотрение! И ни перед кем не были подотчетны.
Я имею в виду и наши, местные власти. Еще до войны товарищ Сталин сказал, что «сын за отца не ответчик», то есть, дети за вину родителей ответственности не несут. А Марию Костовских взяли и посадили без всякого суда и следствия на целых пять лет как дочь «врага народа», а для отвода глаз, якобы за «убийство ребенка».
А как выполнили после войны директиву правительства о наказании «пособников оккупантам?!» Всех до одного стариков, назначенных немцами работать в полиции, сослали на принудительные работы в рудники. Они не причинили никакого вреда своим гражданам! Назначенный полицаем Пальчик был в партизанском отряде, перед этим спас внуков Шелудько от смерти. И что? – снова как бы саму себя спрашивала Нюрыця.
-А то, что старый казак Пальчик даже не доехал до места ссылки, умер по дороге. И не только потому, что ему было семьдесят восемь лет! Не пережил преступной несправедливости местных властей.
Вот на днях возвратился из лагерей Тыщук Николай Юхимович. Только после моего письма к товарищу Ворошилову он был оправдан и освобожден. Его на десять лет военные судебные власти сделали «уркой» за то, что в течение месяца он выходил с товарищами из окружения. Потом он воевал в партизанском отряде до самого конца войны. Был неоднократно награжден. Обо всем он написал жене из лагерей, и письмо каким-то чудом дошло.
Пятеро его детей чуть не погибли с голода после войны, так как семье «предателя Родины» не полагалось никакого пособия. А позор для семьи?! Сколько таких невинно пострадавших фронтовиков? Кто это героев войны НАМЕРЕННО делал «предателями Родины»? Ужель товарищ Сталин?!
Нюрыця помолчала и закончила свою запальчивую речь выстраданным ответом на свой же вопрос:
- Ответ один: или враги, или идиоты; или вторые под руководством первых!
Она твердым шагом направилась к столу президиума по стертой ковровой дорожке, невольно притянув взгляды мужчин к своим крепким, полным и стройным ногам. Она положила перед секретарем Райкома протокол общего станичного Схода с решением о восстановлении разрушенного памятника Сталину, где на нескольких листах поквартально были собраны подписи всех жителей.
После этого Нюрыця, не поднимая глаз к президиуму, обратилась к председательствующему с просьбой передать ей решение собрания в письменном виде, так как она себя очень плохо чувствует, и быстро удалилась из зала заседаний.
На самом деле весь запас ее дипломатичности был исчерпан: она не желала больше ни оправдываться, ни убеждать, ни слушать нравоучения в свой адрес. Она знала, что отнять у нее партбилет не посмеют. По крайней мере, большинство коммунистов будут на ее стороне.
Так и случилось. Памятник Вождю восстановили за несколько дней. Восстанавливали те же самые мужички, что и разрушали: приказано – сделано! И стоял монумент «товарищу Сталину» в станичном сквере до тех пор, пока мировоззрение советских людей не перековали новые времена...