В престижный, охраняемый дом мы прошли очень просто: охранник, он же консьерж, увидев милицейское начальство, подкреплённое десятком вооруженных детин в камуфляже, без звука открыл входную дверь и тут же скрылся в своей коморке. И Оксана не подвела – дверь в квартиру была не заперта. Вся моя армия, со мной во главе тихонько просочилась в квартиру. Из глубины квартиры, из-за закрытых дверей спальни Оксаны, доносились разозлённые мужские голоса, перекрывали их истеричные крики хозяйки. Спектакль бы в самом разгаре, второй акт пьесы «Не ждали» - те же и мы, в полном составе. Наша маленькая армия ввалилась в евроспальню и внесла диссонанс в красоту интерьера. Акт второй, заключительный прошёл на очень высоком профессиональном уровне, предыдущие исполнители застыли, широко открыв рты. Мы молча наблюдали панику в стане врага – слащавая медсестра решила упасть в обморок, надеясь, что из такого количества мужчин найдётся кто-нибудь подхватить «трепетное» тело, но просчиталась. Представление о джентльменстве присутствующих оказалось ошибочным, и она рухнула плашмя на пол, попутно приложившись головой о большущую вазу, ваза насилия не выдержала и разбилась. На «слащавую» минут десять вообще не обращали внимания, только перешагивали, когда она оказывалась на пути. За это время всем, проживающим на этой площади мужчинам, надели наручники и вывели в коридор. Всё происходило очень спокойно, даже «качок», с его крутой мускулатурой, не изъявил желания сопротивляться. Только Феликс, придя в себя, пытался протестовать, -
-Я не понимаю, что это за произвол? Вы ответите за самоуправство! Мы только пытались остановить истерический припадок моей сумасшедшей жены! Я уже скорую вызвал…
-Замечательно, - я от удовольствия чуть не замурчала, - У нас сейчас ещё соучастничек добавиться и все злоумышленники будут в сборе.
В это самое время, в квартиру вошёл врач, в белом халате и два дюжих санитара.
-Занавес! – захихикала я, - Окончание спектакля!
-Задумано здорово! – задумчиво произнёс полковник, - Сбесившуюся хозяйку пеленают как мумию и до конца жизни содержат в психушке. А добры молодцы делят добычу и всё в шоколаде.
Молодец полковник, с чувством юмора, я его сразу зауважала.
Пока я восхищалась милицейской главой, эксперты не сидели, сложа руки, и нашли полтора десятка микроскопических передатчиков во всех помещениях квартиры (один даже размещался в туалете). Я приветливо помахала экспертам ручкой и сообщила, -
-Ещё чудеса «враждебной техники» наверняка есть в машине и в офисе госпожи Сусловой.
Оксана сидела на кровати и тихонько плакала от счастья,
-Господи, неужели я свободна от этого ужаса? Нет больше страха, который не отпускал меня ни днём, ни ночью.
-Всё закончилось, Оксана! Голоса ваших страхов остались только на плёнках. Хотите оставить парочку на память?
-Нет, нет! Не надо!
-Как хотите. Хотя в честь того, что вы вполне нормальны, господина психиатра надо было посадить на недельку в комнату с «голосами».
Но тут мой голос не имел никаких прав, и поэтому доктора отпустили под подписку о невыезде. Он так перетрусил, что санитарам, прибывшим вместе с ним, пришлось выносить его на носилках – ноги не держали. Зато господина Суслова, в компании двух злющих неинтеллигентных мужчин и одной стукнутой женщины, с шишкой на голове и яростью в глазах, торжественно погрузили в милицейский авто, и отправили к месту назначения. Засобирались и милицейские начальники, попив кофейку и получив в подарок с десяток бутылок с эксклюзивным алкоголем, подаренным благодарной хозяйкой.
Мы с Оксаной остались вдвоём. Умытая, без макияжа, с гладко причёсанными волосами и блеском в счастливых глазах, она выглядела лет на десять моложе.
-Фенечка! Как же я счастлива! Ты меня вернула к жизни! Какой же я была дурой…
-Хватит, хватит. Всё уже позади. Теперь у вас начинается новая жизнь, будьте внимательнее с людьми, не попадитесь ещё раз на крючок к проходимцу.
Оксана захихикала, как девчонка, -
-Какая ты рассудительная, - посерьёзнев и обняв меня, добавила, - Ты знаешь, я завидую твоим родителям, я могу только мечтать о такой дочери. Ты достойная преемница своей бабушки, добрая, умная, храбрая. А ты не думала пойти учиться на юридический? Ты – прирождённый детектив.
-Нет, на юридический я не пойду. А детектив.… Ко мне всякие криминальные истории с детства липнут, как к бродячей собаке блохи, так что я по жизни обречена на расследования и от них не отказываюсь. Но это так, хобби. А главная моя задача, мой дар, это лечить людей.
Милицейское расследование продолжалось месяца два, в его ходе выяснилось, что господин Суслов не только не оставил ничего первой жене и дочери, но и обобрал их как липку. А когда уже нечего было взять, отправился со своей любовницей Веркой («слащавой») и её братьями («качком» и водителем) искать новую жертву. А после того, как Феликс прочитал в газете о смерти богатого предпринимателя и узнал во вдове свою университетскую знакомую, участь Оксаны была решена. Нечистого на руку доктора тоже удалось найти довольно быстро. Всё казалось легко и просто. И отдыхала бы новая «госпожа Суслова» в психушке до самой смерти, если бы не «Рыжая мелкая Козявка» (комплимент, выданный мне прямо в зале суда). Доктор, на его счастье, ещё ничего противоправного совершить не успел и отделался лёгким испугом. Зато Суслик (мой ответный комплимент) и компания некоторое время поживут изолированно от «неблагодарного» общества.
Благодарная «тётенька» Оксана притащила в подарок шубы всему семейству. Бабуле - норковую, мамуле – песцовую, папуле – нутриевую. А мне – кучу модных всяческих джинсиков, курточек и рыбий (из нерпы) полушубочек. Выгружая сумки из багажника своего автомобиля у нас во дворе, приговаривала, -
-Знаю я вас, от людей слыхала, деньги вы не берёте, а как я могу отблагодарить? Вот притащила тряпки, попробуйте только отказаться.
И очень расстроилась, когда я примеряла полушубок, -
-Надо же, у меня меньшего размера ничего достойного нет.
Я засмеялась и взяла её за руку, -
-Тётенька Оксаночка! Спасибо вам! Всё очень хорошо! Я же ещё маленькая, расту, выросту под твой подарок к следующей зиме.
Так и закончилось моё очередное расследование. В результате зло повержено, добро в очередной раз восторжествовало, а я приобрела новых друзей и поклонников моего детективного таланта.
Бабуля не дала мне и одного денька повалять дурака и попользоваться триумфом победителя.
-Похвалили и будет! Тебе заниматься надо, а не «Ваньку валять».
-А я, чё? Отказываюсь? Вот чичас рукавки-то засучу и уперёд!
Бабуля засмеялась и легонько щёлкнула меня по лбу,
-Балаболка!
Бабуля права, пора навёрстывать упущенное время.
Занятия по внушению мне стали нравиться с тех самых пор, как у меня стало получаться. В группе из десяти человек я могла спокойно «усыпить» пятерых, а ещё пятерых заговорить до слабого соображения. Я утешала себя тем, что и пять человек – результат, ведь я не Кашперовский и не Гитлер, в политику не лезу и всю страну «на уши» ставить не собираюсь. Теперь я тренировалась везде, где только могла, вроде как новую игру придумала. Иду, к примеру, по улице, выбираю себе объект и начинаю внушать «брось ключи», человек вынимает ключи и бросает их на землю. Я тут же подбираю и вежливо спрашиваю,
-Это не вы только что обронили?
Да, с таким талантом надо совершать преступления, а не раскрывать. Бабуле об этой забаве лучше не знать, а то не посмотрит, что я взрослая девушка и уши мне оборвёт. Но эта игра мне очень помогла, я могу внушать, не напрягаясь и не таращась в глаза «объекту».
На своё шестнадцатилетие я попросила у бабули каникулы и поездку в Белоруссию. В Минске живёт папин троюродный брат. Правда он приземлённый человек и не ищет «потерявшиеся» звёзды, зато он строит дома. Ну не совсем строит, он их придумывает и рисует, короче он архитектор, причём очень хороший. И семьянин он хороший, у него одна жена, пять детей и, уже, два внука. Хочу погостить у них, а ещё очень хочу посмотреть на «батьку» Лукашенко. Вот уж человек! Весь «дерьмократический» мир на него тараном прёт, внутренние недруги из себя выпрыгивают, хотят себе хоть кусочек урвать, ругают его, зажимают, ни одна с.. помочь не хочет, а он стоит, как последний защитник Бреста. Мы-то радостей демократии уже нахлебались полной ложкой, поэтому гордимся братьями нашими, белорусами, не зря об них Гитлер с самого начала войны зубы обломал. В общем, люблю я белорусов и батьку, люблю и всё тут! Бабуля меня в этом поддерживает,
-Правильно внучка, надо на последний оплот нашей заплёванной страны обязательно посмотреть. В Минск съездим, да и по всей Белоруссии проедем.
Мы с бабулей девушки лёгкие на подъем, собрались за день. Подарков накупили, в охранники взяли Чарика и без страха (чего бояться, две колдуньи, да зубастый страж) выехали с раннего утра.
Лучше бы мы поехали на поезде. Поездка на машине привела нас с бабулей в унылое состояние: заросшие бурьяном поля, развалины хозпостроек, плохо одетые старушки с ведёрками плодов своего нелёгкого труда вдоль дорог перемежались молоденькими девчонками с потухшими глазами старух и, частенько с личиками украшенными синяками. Мужики, бредущие по только им ведомому маршруту, с утра уже явно в не совсем тверёзом состоянии. Ах ты, матушка Русь, что с тобой? Как будто по тебе новый Мамай прошёл. Я смотрела и думала, есть же ещё на моей оплёванной Родине настоящие патриоты, должны быть! И я, приложу все свои силы, что бы увидеть свою землю снова Великой и счастливой.
Только въехав на территорию Белоруссии, мы с бабулей смогли взглянуть друг другу в глаза, как будто стыдясь того, что видели по дороге, чувствуя и свою вину.
Первым местом нашего посещения был Брест, низкий поклон его защитникам. Второй по нашему маршруту была Хатынь, цветы положили к колоколу, а на окраине бабуля остановила машину и сказала,
-Посмотри Фенечка! Послушай ветер и звон колокола. Запомни! Земля, кровью невинных политая, помнит долго и люди помнить должны.
До Минска добрались, сильно уставшие, поздним вечером. Дядя Петя выскочил нам на встречу, как только вы въехали во двор,
-Что же вы так долго? Мы вас с обеда ждём!
Вся родня высыпала на крыльцо и с удовольствием разглядывала нас с бабулей. Чарик тут же побежал знакомиться. Младшие родственники с визгами восторга бросились разглядывать пёсика, но он, не будь дурак, проскользнул между протянутых ручек, понюхал вкусные запахи, доносящиеся из дома и рванул ко мне, докладывать.
-Привет всем! – закричала я, взяв Чарика на руки.
Бабуля, улыбаясь, потянулась, - Ох и затекли старые косточки! Здравствуйте люди добрые! Помогайте вещи выгрузить.
-Что вытаращились? Быстро помогать! – дядины покрикивания были не нужны, у нас уже забрали ключи от багажника, машину споро разгружали и наши сумки несли в дом (но должен же глава семьи покомандовать).
К накрытому столу нас усадили сразу же, как только мы умылись с дороги. И вопросы, не смотря на шиканье дяди Петра, посыпались на нас со всех сторон,
-А вы надолго к нам?..
-Как доехали?..
-Как вам Минск?..
-А в Бресте были?…
Бабуля, посмеиваясь, умудрялась отвечать на все вопросы.
-Да цыц, вы! – не удержался дядя Пётр и стукнул кулаком по столу, - Дайте спокойно людям с дороги поесть!
Все, наконец, притихли, минут пять было слышно только звяканье вилок о тарелки. После грозного окрика никто не осмеливался снова начать расспросы и тут раздался сначала негромкий всхлип, который перешёл в тоненький скулёж. Чарик спрыгнул с моих коленей, где до этого, наевшись, тихонько спал и нырнул под стол. Скулёж стал двойным, прерываясь только всхлипами. Все замерли. Тётя Марина всплеснула руками, -
-Господи! Митенька, внучек! Что случилось? – и, приподымая скатерть, заглянула под стол.
-Бо-о-о! – из-под стола стал вылезать малыш, держа перед собой руку, с которой капала кровь. Следом выскочил Чарик и бросился к бабуле. Не смотря на усталость, бабуля подхватила малыша на руки и приказала, -
-Быстро чистый платочек! – и, присев с малышом на стул, стала тихонько шептать. Платок, как по волшебству оказался в бабулиных руках. Все застыли и боялись даже пошевелиться всё то время пока бабуля шептала. Поцеловав маленькую ладошку, ловко обернула её белым носовым платком и передала крепко спящего малыша тёте Марине, -
-Укладывайте спать баловника! – обернулась ко мне, - И нам пора укладываться.
-Значит всё правда! - громко прошептал кто-то.
-Завтра! Всё завтра, а сегодня спать, - сказала бабуля утомлённо. Все сразу зашевелились, тётя Марина понесла укладывать малыша, старшие девочки кинулись убирать со стола, мужчины пошли курить на крыльцо, а мы отправились спать.
Следующие десять дней не отличались от нашего время провождения дома: казалось, что конца, и края не будет родственникам, далёким и близким, знакомым родственников и знакомым знакомых. У всех что-то происходило или болело, и без нас с бабулей помочь было некому. Мы не отказывали никому и вели приём так же, как дома. Только в самый первый день бабуля предупредила,
-Мы здесь пробудем десять дней, не больше.
Чарик подружился с внуком тёти Марины и дяди Петра, Митенькой, и шастал за ним следом, а может, решил, что оставлять маленького хулигана одного нельзя и приглядывал за ним. От ранки на ладошке остался только тоненький шрамик, в происшествии разобрались быстро – пока взрослые отвлеклись на нас с бабулей, Митя стянул со стола на нож для хлеба и поранил себя. Ножик был очень острым и, если бы не бабуля, ручку пришлось бы зашивать.
Уезжали мы рано утром. Вся семья, как и при встрече, была в сборе. Нам на прощанье сложили столько подарков, что бабуля только горестно вздохнула, -
-Зачем столько!
На что тётя Марина ответила,-
-Это от людей, благодарность, грех отказываться.
Но завершающим аккордом было прощание Чарика с Митенькой – Чарик бегал вокруг мальчика и тявкал, видимо давал наставления на дальнейшую жизнь, а малыш слушал, нахмурив бровки. Чарик тявкнул в последний раз и побежал ко мне, усаживаться в машину. Митенька протянул ручку и отчётливо произнёс,
-Са-ба-ка! Ча-ки! Аси-да-ня!
Все вокруг засмеялись, а бабуля сказала, -
-Вот видишь, Марина, а ты волновалась.
Мы выехали со двора, и я стала доставать бабулю,
-А что ты тёте Марине сказала?
-Да она волновалась, что Митеньке уже скоро три годика, а он, кроме «Ма», больше ничего не говорит. Я её успокоила, заговорит, когда захочет, но уж потом не жалуйся, говорить не перестанет.
Я похихикала и стала смотреть в окно. Вот и домой едем.
А годы летят…. И некогда обернуться назад. Да, несколько лет проскочило в таком темпе, что просто диву даёшься.
Я уже закончила второй курс. Учусь в Москве, в университете. Даже вспоминать жутко, какой был дома скандал перед отъездом и если бы не бабуля…. Но, всё по порядку.
Родители были в ужасе, когда я сказала, что учиться поеду в Москву и, если папа только вздыхал и с укором смотрел на меня, то мамочка была просто в истерике, -
-Ты ещё слишком мала, что бы жить так далеко от дома! Ты просто потеряешься в таком огромном городе, будешь ходить голодной, а когда заболеешь, тебе никто даже стакан воды не подаст (кажется, мамочка заговаривается и эта фраза из другой «оперы»). И вообще мы с папой против!
Слова менялись, но смысл оставался прежним – родители против! Мои бесконечные логические выводы о том, что лучше подальше от родительских глаз, что я научусь жизни и повзрослею и всё такое прочее, отметались как несостоятельные.
Чарик встал на сторону моих родителей (предатель), в поддержку маминым крикам, он бегал вокруг меня и ругался неприличным лаем. Только бабуля была, как всегда спокойна. Два дня она молчала и не вмешивалась, а на третий – пресекла словесную карусель в самом зародыше,
-Все быстро и сообща заткнулись! Говорить буду я! Девица выросла и готова жить самостоятельно. Денег, что бы снять квартиру, у нас хватит, если нет времени приготовить, в столовую или кафе может сходить. И вообще, вы занимались своей наукой, а ребёнком занималась я, значит ваши два голоса, против наших двух не перевесят. Можно, правда, ещё и голос Чарика привлечь, но мы обойдёмся без предателей. Хотя эту гавкающую кошку можно простить – он у неё на шее привык сидеть, ничего, отвыкнет. Да и Москва, не край света, туда поезда ходят и самолёты летают. И мы можем съездить, и ребёнок на каникулы может приезжать. Да и первые полгода я сама с ней там поживу.
Чарик от обиды даже завыл. Бабуля усмехнулась, -
-Не вой, тебя с собой возьмём, но только на первые полгода.
Так всё и разрешилось.
Поступила я на гособучение и, как отличница, получаю повышенную стипендию, потому собой и горжусь. Одно плохо – девчонки сокурсницы меня сторонятся, а с мальчишками я и сама не вожусь. Зачем мне мальчишки? У меня Стасик есть, почти каждый день мы общаемся через интернет. Правда иногда мне становится очень одиноко, но я справляюсь.
А месяц назад ко мне приехала погостить бабуля с Чариком и за это время, на домашней готовке, я прибавила пару килограмм (если бабуля задержится на пару месяцев – я рискую превратиться в плюшку). Бабуля оккупировала кухню, печёт и жарит целый день, при этом ворчит на меня,
-У тебя же последняя стадия дистрофии. Тебя теперь надо полгода откармливать.
-Бабулечка! Нечего критику наводить! У меня рост 170 см, вешу 50 кг, почти как идеальная модель, - люблю я бабулю поддразнить, вот и теперь она попалась на «удочку».
-Модееель! – передразнивает бабуля, - Трость, с набалдашником!
-Ну, если мне силикончика залить, здесь, здесь и здесь – я показала на грудь, попу и икры на ногах, - То я буду ой-ёй-ёй, то, что надо!
-Господи! Идиотка чахоточная! В гроб краше кладут! Силикончика – ха!
-Не преувеличивай! На улице на меня парни оборачиваются, значит нравлюсь!
-Да это их жалость берёт! Жуть на такую доску смотреть! Им, по душевному благородству, тебя покормить хочется…
Я обнимаю бабулю и целую в щёку,
-Ладно, ладно, я твоему вкусу доверяю, откармливай меня, - не удержавшись, хихикаю – Как поросёнка к Рождеству.
Кстати вкусы у нас с бабулей во много сходится, мне, как и ей, Москва не пришлась по душе. За два года я пообвыклась и не вздрагиваю, когда слышу стрельбу на улице, уже не бегу в ужасе, когда взрывается чей-то бронированный «танк» вместе с состоятельным владельцем. «Содом и Гоморра» называет бабуля Москву.
Единственное, что мне здесь нравиться, так это метро. Я люблю ездить и наблюдать за людьми, стараюсь по лицам определить, кто и откуда приехал. В шумной многоголосице слушаю языки, которых не знаю и пытаюсь по выражением лицам определить, о чём разговор. Люблю выходить из метро где-нибудь в центре, где одна ветка метро рядом с другой и находить новые места, где готовят вкусные пирожные и ароматный кофе. А потом снова нырять в метро и ехать.
За два года я обошла все памятные места Москвы, была во всех театрах и музеях, в общем, я посмотрела всё, что мне было интересно.
Но это всё так, ерунда, а сейчас я счастлива оттого, что приехала моя самая любимая на свете бабуля и живёт со мной, и, даже то, что ворчит, меня очень радует.
Сегодня меня радует всё. Солнышко, тёплое и ясное, люди вокруг, перерыв между лекциями, пельменная, которую я нашла недавно, и в которой готовят очень вкусные пельмени. За столиком у окна, в почти пустом зале, жду заказ и смотрю по сторонам.
Через два столика от меня сидят двое. Заказ принесли и я, наслаждаясь, принялась за еду. Но двое, как принято говорить «лиц кавказской национальности», меня заинтересовали и я, краем глаза, наблюдаю за ними. Старший – плотный мужчина средних лет, с хрящеватым горбатым носом и седыми волосами, подстриженными очень коротко. Симпатичный мужчина, если бы не глаза – холодные, настороженные и злые, как у волка, из-за них лицо кажется неприятным. Его спутник – молодой парень, с густыми вьющимися чёрными волосами, довольно длинными. Тонкий нос, пухлые, красивой формы губы, огромные печальные глаза, длинные ресницы. Лицо ангела. Единственный диссонанс в его облике – чудовищная худоба. Куртка висит на нём, как на вешалке, такое впечатление, что под курткой – скелет. Когда он встал из-за стола, я прислушалась, казалось, что сейчас загремят кости. Нет, не гремели.
Проходя мимо меня к выходу, молодой не поднял глаз, шёл, как будто прислушивался к чему-то, расположенному глубоко внутри. Зато старший чиркнул острым взглядом, как бритвой полоснул. Я от испуга даже за лицо схватилась, ощущая холод воображаемого лезвия. Они ушли, а я еще минут пятнадцать не могла прийти в себя, а потом спохватилась, время поджимало, и надо было ещё добраться до университета. Об этой встрече я совершенно забыла, но через три дня эта странная пара напомнила о себе.
Метро, час пик. Народу столько, что я пропустила уже два поезда, мне моя шкурка дорога и пусть я опоздаю, но не дам её ободрать. Вагоны заполнились, и на перроне стало чуточку свободней. Я присела на скамейку и решала: впихиваться в следующий состав, или ещё обождать. Прямо передо мной, закрыв весь обзор, встали двое. Разговаривали они негромко, но очень эмоционально, на незнакомом мне языке. Непокрытая голова одного, серебрилась смутно знакомым ёжиком седых волос. Я посмотрела на второго, он стоял ко мне боком – молодой, высокий, вязаная шапочка низко надвинута на глаза, дутая куртка, огромный рюкзак за плечами и, выбивающиеся из общего вида, худые, как спички, обтянутые джинсами, ноги. Ну, прямо-таки, палки. Седой что-то угрожающе зашипел. Я встала, сделав шаг, попыталась обогнуть стоящих передо мной и тут я их узнала – лицо молодого невозможно было забыть.
Сначала я не могла понять, что в молодом не так и вдруг меня осенило – худой, до изнеможения, даже надев «дутую» куртку, так не «растолстеет». Создавалось впечатление, что под одной курткой – вторая, такая же. Я заглянула ему в глаза, батюшки, да он же наркоман, причём отрешённый потусторонний взгляд выдавал недавно принятую дозу. Мысли в моей голове, прежде чем выстроиться в логический ряд, зашевелились шумной толпой, но вот одна (самая умная) выстроила остальных по ранжиру. Парнишка, очевидно, смертник, под курткой и в рюкзаке – взрывчатка, дозу он принял явно последнюю в своей жизни и знает это.
Что делать? Людям угрожает опасность, за милицией бежать поздно, поезд уже подошёл. Толпа приподняла нас и буквально внесла в вагон, тесно прижав, друг к другу и я посмотрела парнишке прямо в глаза, в них плескалось бездонное море прощальной грусти.
Не знаю, права я, или нет, рассуждать некогда. Если не права, меня простят, а если права – нужно срочно принимать меры. Не зря я столько переняла у бабули, все свои силы я должна собрать в кулак (это не нервных барышень лечить).
Я взяла парнишку за руки, он вздрогнул и осмысленно посмотрел мне в глаза, зацепившись за его взгляд, я стала внушать: «Ты очень устал, твоя дорога была тяжела, тебе надо отдохнуть…», он заснул через 10 секунд и не упал только потому, что стоял в плотной массе людей. Сон его был глубок и спокоен, теперь надо действовать дальше. Очень строго и негромко я начала говорить, -
-Спокойно! Спокойно… - мне пришлось повторить раз десять, пока весь вагон притих, и люди стали вслушиваться в мой голос, - На ближайшей станции все спокойно покинут вагон, здесь террорист, останутся только двое военных. Вы и вы, - я остановила свой взгляд сначала на одном, затем на втором мужчине, - В вагон больше никого не впускать. Вы и вы, - я посмотрела в глаза молодой женщине, стоящей рядом со мной и мужчине, стоявшему напротив, - Подойдёте к дежурной по станции и к милиционерам, скажете, что в вагоне смертник с взрывчаткой, пусть встречают на следующей станции. А сейчас спокойно расступитесь и освободите нам место, только очень медленно.
Люди начали медленно освобождать проход к двум моментально освободившимся местам.
«Господи! Скорей бы станция! Как мне страшно», - думала я, усаживаясь на сидение, а вслух повторяла, - Спокойно, всё будет хорошо...
Как в дурмане я видела, что на станции из вагона вышли все пассажиры, кроме четверых - два военных, которых я попросила остаться и два крепких молодых человека, в вагон никого не впустили, когда двери закрылись, и вагон тронулся, один молодой человек стал звонить по мобильнику, а второй подошёл ко мне. Присел на корточки и спросил, -
-Ты его долго сможешь держать? Не волнуйся, мы из ФСБ. И всё будет хорошо! – он улыбнулся, но глаза остались серьёзными.
Я пожала плечами, - Не знаю. Пока он спит и думает, что он дома, с мамой, только и у меня сил осталось мало, сколько я ещё продержусь…