Спекулянты и крах трудолюбия
В то время как капитализм в городе шел к успеху семимильными шагами, его сельский собрат уродливо передвигался на костылях. Отчетливо прорастало противоречие между передовым городом и лапотной деревней, что грозило большими неприятностями и общественными потрясениями. Как мы уже говорили ранее, первой проблемой была низкая покупательная способность основной массы сельского населения. Другим бичом служила спекуляция землей. В своем отчете за 1872 год губернатор Григорий Сергеевич Аксаковобращал внимание на следующую нездоровую тенденцию: «В Новоузенском уезде сдаются ежегодно земли значительными участками ценою в 10-12 и 40 копеек за десятину, тогда как купцы-арендаторы, передавая часть этих земель мелкими участками крестьянам близлежащих сел, берут 3,5 и 6 рублей за десятину».
Пришедший на смену губернатор Ф.Д. Климов резко поддержал проявлявшиеся реакционные тенденции. Его волновало лишь то, чтобы губерния увеличивала поставку товарного хлеба. Труженик, поставленный за грань выживания, его не беспокоил. Такая близорукость политических взглядов привела сановника в столкновение с самарским земством, занимавшим противоположную позицию. Земцы много сил отдавали снятию деревенских конфликтов, борьбе с голодом и улучшению социального положения «кормильцев».
Александр II сместил реакционера Климова и поставил нового губернатора Петра Алексеевича Бильбасова 11 января 1875 года. В своем отчете за 1875 год последний писал: «Арендованные земли занимают преимущественно купцы и зажиточные крестьяне... Земля является предметом спекуляции, и земледельческая промышленность приобретает чисто хищнический характер, направляется на то, чтобы по возможности скорее выжать из земли больше выгоды, ничего ей не возвращая. Обыкновенно съемщик совсем не занимается хозяйством, а снявши у казны или удела большое пространство за сравнительно низкую плату, раздает землю крестьянам меньшими участками с значительным возвышением арендной платы».
В 1887 году было сдано 1348 крупных участков по 857 десятин в среднем на участки. Причем высший размер участка, отданного в аренду, составлял до 10 169 десятин. Остальная земля арендовалась мелкими участками до 3 десятин. Громадные площади отписывало в наем удельное ведомство. Так, в 1870 году оброчные статьи, сдаваемые в аренду удельным ведомством под пашню, превышали 1 миллион десятин, в 1880 году составляли до 1,5 миллиона десятин и в 1890 году свыше 1,5 миллионов десятин. Как видим, собственник на земле – не панацея. Да, в условиях азиатского мышления хозяин становится рантье. Последний сдает свою землю в субаренду посреднику, а тот уже крестьянину. Оказывается, что на труженика садятся сразу несколько кровососов. Более того, несчастного «кормильца» наотмашь лупила еще и государственная налоговая система. Крестьяне, имеющие надельной земли от 1 до 2 десятин, должны были платить 7 рублей 70 копеек с десятины. В поисках выхода из бедственного положения крестьянство вынуждено было прибегать к займам на кабальных условиях у купцов и кулаков. Болото долговых расписок затягивало порой целые крестьянские общины. В 1880-82 годах брали займы в Бузулукском уезде 25 деревень на общую сумму 14 745 руб., в Николаевском уезде 75 деревень – 40 629 руб.
Кредиторами были на 40 процентов купцы и на 60 - кулаки. Кредиторы брали залоговую землю из расчета от 20 коп. до 2 рублей за десятину. Порой крестьяне имели возможности вовремя погасить долг, и земля переходила новому хозяину. Так, крестьяне с. Новая Полтавка Новоузенского уезда в 1885 году заняли у кулака-торговца Баронского 2 750 пудов пшеницы по 1 руб. 25 коп. за пуд (при рыночной цене 80 коп. за пуд) и 6 300 пудов ржи по 1 рублю за пуд (при рыночной цене пуда ржи 45 коп.). В залог отдали 1750 десятин земли. Через год крестьяне уплатить не могли. В 1887 году крестьяне собрали 10 000 рублей. Баронский потребовал 22 000 рублей. Кончилось тем, что Баронский вступил во владение бывшими крестьянскими наделами.
Крестьян вообще было принято называть Ваньками-дураками, деревенщиной, дубинами, поляки их величали быдлом, то есть скотом. Вокруг «кормильцев» как мухи и оводы вились аферисты всех калибров, жадные до чужих денег и дармового хлеба. Дадим слово очевидцу - самарцу И.А. Лычеву: «Дело было в 1901-02 гг. Выбрали на сходе старосту из бедных мужиков. Это редко бывало в Обшаровке. Всем казалось: бедный, но честный мужик. Ходит старостой год – прикупил коровку; ходит другой – прикупил лошадку и десяток овец. На третий год после сбора податей вдруг собирает староста сельский сход и заявляет мужикам: «Вот, мужики, случилось несчастье. Судите меня. Когда я ночевал на хуторах, то забыл под сиденьем в телеге податные книги и деньги, а ночью кобыла вместе с сеном съела все книги и бумажные деньги. Остались только медяки, да серебром собрал рублей пять. Виноват, судите меня», - закончил староста, оглядываясь, как сыч, по сторонам. Зашумели мужики, как потревоженный улей. Одни кричали: судить его, подлеца; другие предлагали избить до полусмерти, чтоб помнил, как хранить общественные деньги. Однако нашлись и такие, которых подпоил уже староста. Они переждали шум и начали уговаривать мужиков: «Чего там судить-то, суд нам ничего не даст. Ну, посадят старосту на полгода, а то и на год, а подати платить нам не миновать. Квитанции у нас нет. Староста на суде может отказаться: не получал, мол, денег. Бей не бей, старики – все равно нам платить в другой раз...» Староста оживился: «Угощу вас, только простите мою вину, старики. Поставлю два ведра водки с закуской...». Через короткое время в конюшне старосты появился породистый жеребец».
Реакционный губернатор Климов считал, что все крестьянские беды от пьянства и лени, но ведь когтями земли не обработать. Нужна современная техника. А где взять деньги на ее закупку? Основная масса крестьян оказалась с орудиями труда XII века, где уж тут выйти на интенсивный путь? В 90-е годы в Новоузенском уезде богатые крестьяне, составляющие 24,7% дворов, сконцентрировали в своих руках 82,9% всех усовершенствованных орудий, 38,2% середняков имели 17% орудий и 37,1% бедноты приобрели только 0,1% орудий, то есть пять сельскохозяйственных машин из 5 724 имевшихся у крестьян губернии.
Согласно товарной ведомости Самарского губернского сельскохозяйственного склада за 1900 год было куплено 7 323 орудия на сумму 323 751 руб. 88 копеек. Среди проданного перечислено: 5 054 одноплеменных плугов, 1 418 двух- и многолемешных плугов, 46 сеялок, 178 косилок, 149 конных граблей, 172 жатки, 37 сноповязалок, 237 молотилок, 177 веялок, 125 сортировок. 90% машин оказывались в руках помещиков, купцов и кулаков. Далее деревенские богачи нанимали поденщиков, которые сводили на нет все попытки интенсифицировать хозяйства.
Неквалифицированный труд вел к эрозии почвы и варварской ее эксплуатации. Катастрофическими неурожаями отмечены годы: 1866, 1871, 1872, 1873, 1879, 1880, 1890, 1891, 1892, 1898, 1899. Вот как описывает лихолетье в Самарском крае граф Л.Н. Толстой, имевший поместье в нынешнем Алексеевском районе: «1871 год. Богатые крестьяне, делавшие большие посевы, уменьшили посевы, стали только достаточными людьми. Достаточные крестьяне, также уменьшившие посевы, стали только ненуждающимися. Прежде ненуждавшиеся крестьяне стали нуждаться и продали часть скотины. Нуждавшиеся прежде крестьяне вошли в долги, и явились нищие, которых прежде не было. Второй неурожайный год, 1872, заставил достаточных крестьян еще уменьшить посев и продать излишнюю скотину, так что цена на лошадь и на рогатый скот упала вдвое. Ненуждавшиеся крестьяне стали продавать уже необходимую скотину и вошли в долги. Прежде нуждавшиеся крестьяне стали бобылями и кормились только заработками и пособием, которое было им выдаваемо. Количество нищих увеличилось. Нынешний, уже не просто неурожайный, но голодный год, должен довести до нужды прежде бывших богатыми крестьян, и до нищеты и до голода почти 9/10 всего населения. Едва ли есть в России местность, где бы благосостояние или бедствие народа непосредственно зависело от урожая или неурожая, как в Самарской губернии».
Иностранцы, приезжая в Самарский край и знакомясь с бытом деревни, часто восклицали: как можно на такой богатой земле так бедно жить?! Еще больше европейцев удивляла необъятность территории, Николаевский уезд почти равен Калужской губернии, а Новоузенский – Санкт-Петербургской. При этом крестьяне убивали друг друга копьями на меже за захват четверти сажени, за потраву клочка на лугу. Крестьянский труд, превращаясь в сизифов, отбивал охоту вообще что-либо делать, за что-либо браться. Сельские труженики заражались ленью от безысходности. Эту опасную тенденцию замечали многие, но ярко описал А.Эртель в очерках «Самарская деревня»: «... Благодаря совершенному отсутствию деревьев, поселение (деревня Хилково Самарскойго уезда) представляется каким-то жалким и скучным становищем... и особенно, когда летний зной нестерпимо палит избушки этого поселения и распространяет на все тоскливые тоны. Раскрытые дворы; неуклюжие жерди загородок; кучи темного навоза, неподвижными пирамидами возвышающегося возле гумен, - все это... кажется особо печальным и настоятельно рекомендует вам деревенскую хилость и беспомощность... Село лежит в глубокой долине, скучное, пыльное, обнаженное, насквозь открытое безжалостному солнцу, а рядом с ним зеленеет сад бывшей барской усадьбы... «Отчего вы не садите деревьев около изб?» - спросил я однажды. «Посади-ка, у нас проходу не дадут, если посадишь!» - «Как не дадут прохода!» – удивился я. «А так: засмеют. Поди-ка, выищись первый: от смеху не оберешься, да и ребята повыдергают». А вот отношение хилковцев к заработкам: «Если случается, что хилковские приходят искать работы, то ищут такую, которая по выгодности была бы необычайной... Они запрашивают совершенно неподходящие цены, как будто испытывая, насколько глуп наниматель, и, вследствие этого, большею частью остаются без работы. Так, например, не редкость, что если хилковские будут просить за работу рубль, то посторонние возьмут за нее 10 копеек. Явное нерадение на чужой работе – общее свойство самарского мужика».
В путевых заметках подмечено прорастающее в крестьянской массе неуважение к труду, как и делу практически бесполезному, бессмысленному. Нищета развращала. Стали возникать секты, которые проповедовали, что труд дан Богом в наказание за грехопадение и изгнание из рая. Новые проповедники объявляли труд Каиновой печатью человечества. 24 августа 1894 года казанский губернатор сделал запрос в Самару о новой религиозной группировке «Царские мужики». Как выяснилось, ее возглавила крестьянка Анна Юркина. С 1861 года в селе Хрущевки Ставропольского уезда от сельской общины отделились крестьяне, которые заявили, что землю надо мерить «царской десятиной» (800 саженей с каждой стороны). Анна Юркина, пользовавшаяся большим авторитетом, учила не признавать земские учреждения, не участвовать в общественных делах, сельских сборах, выборах.( ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1291,с.15). Она говорила, что царь одарил крестьян своим наделом, а местные чиновники обманом сократили размеры истинной десятины. Крестьяне отказывались обрабатывать землю, беднели, голодали, но помощи от государства не принимали. Дело дошло до того, что любая взятая у них взаймы вещь назад не принималась, называясь порченой. У заборов «царских мужиков» гнило зерно, по селу бродили голодные лошади, а сектанты кричали: «Чем беднее – тем лучше». А Юркина заявляла, что Русь любит сирых, убогих и нищих, предлагала «расточить свое имущество» и «дойти босиком до царя». Сама же духовная наставница, проведя очередные денежные сборы со своей паствы по 20-100 рублей с семьи, уезжала якобы ко двору Императора. Возвращаясь с бланками телеграмм, какими-то письмами, она успокаивала: «Скоро добьемся передела земли». Самарский полицмейстер сообщал губернатору: «Это длится несколько лет и дает основание считать, что Юркина эксплуатирует крестьян и выманивает у них деньги».