На самом севере Ростовской области, на высоком левом берегу, стояла станица, названия которой извините, стерлось из моей памяти. Только случай, произошедший с нами там, лег и остался в ней навсегда, остался каким-то тяжелым камнем нашего, русского, бытия и сознания…
Станица была не большой и не маленькой, по меркам средней полосы нашего великого государства, даже среднестатистической. Как обычно на Руси – церковь, отреставрированная и действующая, домишки и дома из красного, местного, кирпича, стены обмазаны в основном разведенным мелом. В магазинах, как и везде по стране, все только самое необходимое и достаточное, чтобы народец не умер с голоду. Улочки вымощены булыжником, наверное, еще с тех времен, когда по ним скакали красные и белые конницы Буденного и Деникина, а, может, как знать, еще вымощены теми же пленными после первой Мировой, повозки с беглыми и раскулаченными, с тех времен, когда происходили действия «Тихого Дона» и «Поднятой целины». История – одним словом, наша богатая и славно всеми забытая, оплеванная и выжженная из сердец, русская история многострадальной страны, в последнее время поднимаемая из руин, отряхиваемая от пыли той самой забывчивости и нежелания помнить.
Да и само расположение станицы всеми своими фибрами указывало на ее принадлежность к старинному русскому обычаю, когда церковь являлась центром селения, центром знания и учения, светлым пятном темного государства темных людей, связующей нитью между верхами и низами, строилась на самом возвышенности, стояла величаво и гордо, словно небесное светило, наблюдая за всем происходящим у ее подножья. А вниз, по расположению солнечных лучей, «по солнышку», как мы говорили в детстве, разбегались вдаль прямые, как сами яркие и горячие лучи, улицы и улочки, с их магазинами и домами, хатами и базами, резными фасадами и разношерстными заборами. Кто побогаче, у того забор двухметровый, деревянный или металлический, кто поскромнее живет, у того он плетеный – плетень – самый настоящий казачий плетень, как в том же «Тихом Доне», а уж кто и вовсе не богат, но хоть как-то пожелал отделиться от соседских коров и лошадей, праздно гуляющих по огородам и садам, просто сложен из плиток местных горных пород, такие «пластушки» - песчано-гранитные плитки, сложенные внахлест друг к другу, образующие крепкий и недорогой заборчик или преграду на пути. В станице и первых, и вторых, и третьих было предостаточно, сразу наблюдалось разделение местного народа на состоятельность. Станица стояла на высоком берегу Северского Донца и вся была во власти изнуряющих беспощадных солнечных лучей, к середине лета выжигающих напрочь всю живность, превращая цветущую землю с ее сочной травой в желтоватые блеклые бескрайние поля и луга сухой травы. Через месяц-полтора, казалось бы, плодородная южная земля превращалась в плотное бетонное покрытие, трескающееся от сухих ветров и жары, которое невозможно было ничем обработать и поднять для рыхления и посадки, обработки и сборки урожая. Казачья обитель жизни произвела на меня тогда двоякое чувство: с одной стороны умиление, что люди сохраняют старинные русские традиции жизни и уклада, не поддаваясь современности и уродству наших псевдо модернистских построек, интересно и необычно, по-нашему, бедновато, но чистенько и со вкусом; а с другой стороны – высокие начальники из больших просторных кабинетов, в потоке гонки за коммунизмом и социализмом совсем, напрочь забыли о существовании русской глубинки и ее обитателей, как бедно влачит существование житница Матушки-Руси…
Набрав себе продуктов для отдыха на берегу, мы, некоторые члены экипажа, спустились к воде и начали играть в бадминтон, волейбол, карты, шашки, культурно, с пользой для тела и здоровья, отдыхать и «убивать» свободное время воскресного дня пересменки после ночной вахтовой недели.
К слову сказать, разрабатывая песчаный перекат вблизи станицы, мы насыпали вдоль берега приличной длины и ширины пляж красивого крупнозернистого желто-белого речного песка. Под палящими лучами солнца немного стекла с него вода, показались сухие гребешки, раздуваемые жарким ветерком, а на пляже уже показалась легковая, видавшая виды, машина с людьми. Они выскочили на новоиспеченный, добытый со дна реки грунт, и начали быстро и размеренно расхаживать, словно приравниваясь, присматриваясь к нему, бело-желтому хрустящему пляжному покрову.
- Смотри, Леонидыч, наверное, дикий пляж будут строить для станичников, - ехидно, но без доли издевки произнес Валерка.
- Не, Валер, строить будут отель европейского уровня, - поддержал разговор Мишаня, раздавая карты для очередной партии.
А я всерьез заинтересовался происходящим, промолчав на их шутки, вглядываясь сквозь солнцезащитные очки вдаль, где один человек вытянул из машины землемерный циркуль и начал отмерять длины, делая ногой полоски, как будто нарезая полевые наделы, разделяя их межой. Другой ходил за ним по пятам и что-то записывал в тетрадку. Вскоре они заметили нас, праздно отдыхающих на пляже, и быстро подошли, узнав, наверное, в нашей компании неместных обитателей родного берега.
- Здравствуйте, вы с земснаряда? Кто у вас начальник? – спросил тот, что был с тетрадкой.
- Вот, первый помощник, - указав на меня, ответил Мишка.
- Скажите, пожалуйста, вы песок накопали на берег, а забирать с собой будете? – на полном серьезе спросил он.
Воцарилась минутная тишина, а у меня от недоумения отвисла челюсть, и я не знал, что ему ответить. Потом, спустя несколько секунд, сообразил и ответил:
- Здравствуйте, а зачем нам его забирать? Мы вам накопали, пусть пляж будет для народа, весной с большой водой снова ляжет на место, но чуть ниже по течению, - со знанием дела гидрологии речных процессов, ответил я.
- Ура! – неподдельно воскликнул он, - так, Петрович, собираем сельский сход, делить будем песок, - уже повернувшись к подошедшему напарнику радостно повествовал, видимо, главный.
- А зачем он вам? – в свою очередь уже удивился я.
- Понимаете, молодой человек, у нас в станице землица такая твердая, что год-другой и ничего на ней не вырастить, бетон, и только, вот мы ее песком и размешиваем, мягче, плодороднее. Делим подушно семьям, помогаем станичникам с доставкой до огородов. Теперь с урожаем будем. Насколько я помню, последний раз сюда поднимался земснаряд лет пятнадцать назад, вот мы и пожили немного с овощами и фруктами. Спасибо вам, мы поехали народ собирать, весна не терпит медлительности, надо успеть развести и раздать, до свидания.
- До свидания, - спокойно ответил я, - вот так новости, песок делить будут. Да, страна, ничего не скажешь, великая, но бедная, ужас, - добавил расстроенный я, когда гости удалились.
- Да ладно ты, Леонидыч, забей, - произнес Валерка, - знаешь, сколько еще всего в жизни насмотришься, волосы дыбом встанут, ходи, твое время.
А через пятнадцать минут вся верхняя, высохшая, часть пляжа была заставлена машинам с прицепами, подводами, тачками, телегами и прочая, прочая, на чем можно было вывозить песок в огороды и палисадники. Живут же люди, житница, мать ее…
Да, принял бы я всерьез слова своего моториста, может быть, происходящее и происходившее со мной впоследствии смотрелось бы по-иному. Но я так не мог просто и легко смотреть на вещи, поэтому и память сегодня помнит многое из длинной жизни работника плавсостава, многое, что можно поведать другим…