Автопортрет или Бу-бу-бу?

   
      
      Автопортрет хотелось написать.
      Как у поэта Межелайтиса: «Я взял обкуренную трубку. Под фонарём в мансарде поставил я мольберт и белый холст, подрамником квадратным обведённый. Смахнул я пыль, а паука унёс в укромный угол… Давным-давно я собирался написать автопортрет, но отвлекало время, которое вспахало мне лицо и серой краской черноту волос переписало».
      Под фонарём в мансарде хотелось и мне уютно расположиться, «обкуренную трубку» в рот засунуть и сочинить что-нибудь величественное и красивое на материале, почерпнутом из зеркала. Мысленно достроить реальное существо до идеала, который бы соответствовал европейским образцам и отвечал бы демократическим принципам.
      Личность, которая выросла на российской почве и теперь озадаченная из зеркала моргает, получается не кошерная. Что-то следует в неё добавить, чтобы и самому сначала полюбоваться, а потом запечатлеть художественный образ на бумаге – на добрую память будущим жителям планеты.
      Чего добавить? – вопрос ключевой. Подсветить выпученные глаза божьей искрой или сделать лицо с трёхдневной щетиной для сексуальности? Если по европейской моде текущего момента, надо прибавить щетины.
      Мода переменчива. Когда-то солидные люди с кудрявою шевелюрой  притягивали женщин больше, чем выпуклая  шерстяная грудь и деньги в оффшорной зоне.
      В старом кино чубатые передовики были основными героями: любимыми председателями колхозов, партийными секретарями, – боролись они за урожай, совершали трудовые подвиги, были кристально честными и чистыми. Слово «секс-символ» по нашему бездорожью ещё не гуляло, а за колхозной копной или за кузнечным прессом бойкие комсомолки самозабвенно влюблялись в них, позабыв и про заветы мамы, и что секса у нас нет.
      Сегодня кудрявое секс-обличье киношные начальники даже бандитам не дают. А дают им святое когда-то имя Владлен и бреют под ноль. Как будто вчера было: тем именем красивым нарекали в старину безгрешных младенцев. Малышам, которым так повезло, прочили шикарную партийную карьеру. «Как ты корабль назовёшь, так он и поплывёт». Приплыли!
      А толстые женщины? Куда подевался образчик божественной красоты Данаи? Время бежит, всё меняется. Бывшая модная фигура сидит на диете, отважно у зеркала она худеет, поплёвывая на анорексию.
      А ещё вчера нами любимая силиконовая грудь, как у Памелы Андерсон… Она тоже  на второй план теперь уходит. Ценители амурного искусства от неё отворачиваются. Почему? На вкус, вероятно, пресная и, может быть, ядовитая. И на ощупь хотелось бы чего-то уже другого. Свежее, экологичнее… Многое уже попробовали, всё перебрали, а лучшего так и не нашли.
      Самый натуральный без вредных добавок восьмой номер мужчин вообще пугает. И провозглашается вдруг в Америке мода не на женщин, а на мужчин, которые больше , чем женщины, других мужчин волнуют, у которых и грудь-то совсем никакая и побриты плохо, а ноги вообще волосатые без эпиляции и кривые...
      Фу!
      Такой автопортрет не нужен. Вообще о книжке с классическим названием «С ярмарки» пора подумать.
      Заголовок «С ярмарки» красиво нарисовать и плыть-плыть по волнам вспученной памяти, против бурного её течения грести, сочиняя мемуары, – время давно пришло. И лысина обширно голосует «за», и величина пенсии тоже свидетельствует, что пора. «Пора-пора, – кто-то на ухо шепчет пенсионеру, – если накопленные денежные запасы обнулятся, придётся тебе, графоман плешивый, времечко последнее не на сочинения, а на поиски пустых бутылок и сбор макулатуры потратить».
      Да! «С ярмарки»! И надо начинать сразу, пока не поздно! Пока запасы не оскудели.
      «С ярмарки» писать всё же рано. С «Ярмарки», надеюсь, ещё не пришёл.
      Тогда «Биография»?
      Чтобы так назвать книжку, умный человек много раз подумает и – не назовёт. Мало ли какие факты ещё при жизни просочатся в строчках, сколоченных на скорую руку! А может быть, и между строк, как симпатическими чернилами после утюга, внезапно прорисуется криминальное кое-что, и выстроится цепочка улик, и кто-нибудь умудрённый статьями уголовного кодекса раскроет когда-то не раскрытое преступление.
      До «Биографии» надо бы дописать и успешно продать всемирно известный триллер. А потом браться за биографию.
      А если назвать биографию учебной? Конечно! Тогда многое простится. И прокуратурой, и даже родными и близкими, пусть даже обнаружатся скрытые пороки и вторая секретная семья. Учебная биография, как учебное ружьё: оно заряжено патронами без пороха, и есть дырка в патроннике, чтобы не было соблазна выстрелить боевыми зарядами в начальника. Выйди ты на Невский погулять, выпивши хорошо и закусив амфетамином, чтобы весело с тем ружьём потусоваться – очень большой срок тебе не дадут.
      «Учебная биография» – так и назовём. Её можно издавать до всемирно известного триллера.
      Люди серьёзные, вложившиеся в строительство карьеры, мимо книжки «Учебная биография» ни за что не пройдут. «А вдруг это поможет написать убойное резюме и получить должность, чтобы сейчас и сразу всё получить и ехать с длинноногой эскорт-девицей на Сейшельские острова, на встречу с президентом компании «Де Бирс», – подумает серьёзный человек и возьмёт книжку с правильным названием как учебное пособие. Итак, пусть будет.
      Учебная биография... А если тот позитивный человек, купивший книгу, вместо Сейшельских островов окажется где-нибудь неподалёку от Магадана, наполненный почерпнутыми из книжки новыми жизненными примерами? И когда отсидит, полностью уже исправленный пенитенциарной системой, вернётся он на волю с чистой совестью – что будет тогда? Не захочет ли взыскать неустойку с автора через суд, не взыщет ли он с меня потраченные на книжку деньги. И средства на его перевоспитание, затраченные в далёком Магадане, государство ещё потребует! В Магадан и билет не каждому по карману, а тамошние воспитатели получают северную надбавку, и за вредность им приплачивают. Только овчаркам, не дай бог, сколько на одно мясо в воспитательной системе уходит! Получится кругленькая сумма. Нет уж, боже нас упаси! А если он из тюрьмы выйдет халтурно воспитанный, приедет ко мне с заточкой, эксклюзивно заготовленной в той зоне, и скажет, что учебное ружьё выстрелило неправильно, потому что в патроннике действительно была настоящая дыра – патронник разорвало, когда ему приспичило зарядить учебное ружьё по-боевому.
      Надо придумать что-нибудь совершенно безопасное с учётом УПК, ОБЖ, «поки-ёки», правил дорожного движения и регламентов Ростехнадзора. Пусть будет просто «бу-бу-бу». «Бу-бу-бу под фонарём в мансарде» пусть будет второе название к учебной биографии. Мелкими буковками и запишем в конце книжки и хотя бы частично снимем с себя ответственность. Если до суда дело дойдёт, дадим невнимательному человеку, приехавшему с острым ножом, добавку ту прочитать. А лучше запишем на обложке крупно как самое первое и заглавное, чтобы вообще не ехал.
      Напрашивалось ещё и такое: «Ну почему всё-таки не посадили?»
      Каждый настоящий мужчина должен пройти суровую школу тюрьмы. Чтобы потом пожить хотя бы в оставшуюся часть жизни с чистой совестью.
      Эта шикарная мысль сидит в подсознании, запрятанная в самой глубине, просится на волю, а иногда даже хочет выступить по телевизору и сделать важное заявление: тюремный опыт помог мне интегрироваться в наше непростое демократическое сообщество.
      Наверно, затаённая мысль и побуждает звёзд, попавших на небосвод в перестроечные времена, говорить с телеэкрана: «чуть было не посадили», «в детстве я хулиганил», «ругался матом в открытую форточку на прохожих, которые, кроме того, что несли товар в кошёлках, в своих головах они проносили коммунистические идеи».
      Двоечники и хулиганы, и бывшие заключённые удачно интегрировались и заняли  хлебные места в пищевой цепочке.
      Зависть, подколодная змея, стала меня покусывать: опять я чего-то не успел в переломную эпоху, делаю опять всё не вовремя! Ну почему раньше не отсидел, чтобы сейчас быть чистым и удачно теперь интегрироваться? Хотя бы пятнадцать суток...
      «Ну почему всё-таки коммунисты не посадили» нацелился уже дать книжке совсем уж гениальный заголовок с усилительной добавкой – и хорошо, что не успел! Утром следующего дня в общественном месте услышал страшный разговор. «Октябрьская революция была не зря. Спасибо российским бизнесменам, спасибо демократам. Образумили! Будет! Будет ещё писаться «Великая!» – сказал на почте мужик, зажавши в кулак пенсию после оплаты коммунальных услуг.
      А я призадумался: «Правильно ли сейчас писать гениальное название, да ещё с усилительной надбавкой». По названию, талантливо так придуманному, не прибегая к помощи служебных собак, как по тропинке, будущие комиссары с товарищем маузером в кобуре ко мне первому попадут, когда «Великая» снова восторжествует. Войдут и скажут: «Ещё не вечер! А ведь мудрые люди предупреждали: не буди лиха... Одевайся».
      Пусть будет нейтральное название «Бу-бу-бу».
      «Да, конечно», – подумал я и вспомнил я дядю Васю...