Бывает, человека избирают духи. Он болеет, он проходит кризисные состояния, происходит "разрыв уровня" (М. Элиаде), человек выходит за предел. А бывает, что всё это есть - и болезнь, и кризис - а избрания нет. Человек думает - он избран, а на деле с ним зло подшутили... Нет разрыва - не выйдешь. Имитировать безумие многие научились очень хорошо, особенно на продажу. Поэтому так много шаманов "по долгу службы". Их выдаёт слишком совершенная техника. Ну и объёмы продаж.
Рай ассоциируется со смертью. При жизни в рай не попадают. Таким образом, хорошая идея места, "где нет ни печали, ни воздыхания", приобрела извращённый смысл: ты умрёшь - и всё будет хорошо.
Жизнь на острове внешне состоит из вещных отношений. Сами эти отношения имеют агрессивную природу: источник агрессии - страх, основной мотив поведения вещи - также страх, или страхи, главный из которых - страх смерти, т. е. возможного прекращения личного существования. Смерть вещи может также пониматься как прекращение независимого существования, в результате присвоения (поглощения) другой вещью. Следует иметь в виду, что такая вещная экспансия, как одна из характеристик островной жизни, несёт в себе потенциальную скрытую угрозу для "победителя". Поглощая и присваивая вещь, мы присваиваем и присущий этой вещи страх и ужас смерти. Стоит задуматься: а так ли нужны нам - остров, дуб, сундук, заяц, утка, яйцо и в яйце - смерть? Чужая смерть...
Множественность видимого мира, мира воспринимаемого, кажущаяся. На уровне личности, где происходит оценка поступающей извне информации и принятие решений, множественность снижается до простой двойственности. Мир дуалистичен для независимой личности, как дуалистичен моральный выбор: "да" или "нет", третьего не дано. Явленные формы, данные в ощущениях, и вторичные, выработанные сознанием формулировки суть разные вещи. Первые реальны, вторые иллюзорны. Моральная задача во всех случаях имеет только одно решение. Так личностная двойственность возвращается к единичности, первичности творца. Творец мира не предлагал человеку выбора. Выбор из двух, там, где изначально существовал один, подразумевает разворачивание личности вовне. Человек начинает экстенсивное бытие. "Да" или "нет": я принимаю этот мир, хватаю его, рву зубами, как волк - сырое мясо, или я отвергаю, отрицаю мир и его возможности. Мораль есть продукт возможности (невозможности), оправдание выбора. Там, где основой форм будет сырое мясо, формулировки с необходимостью репродуцируют пустоту сытости.
Ну, наконец-то. Научились и у нас издавать душеполезные книжки. Приобрёл в магазине одну такую: твёрдая обложка; бумага белая, гладкая, офсетная; гарнитура читаемая... хорошо! Называется - "Человек в шкуре дракона". Автор - председатель Синодального информационного отдела Московского Патриархата Владимир Легойда. Уже понятно, о чём и как говорится в книге. Легойда появился в публичном пространстве несколько лет назад, когда дьяк Кураев наскандалил и провинился, а "новый Аввакум", Всеволод Чаплин уже начинал пугать не только чужих, это ещё ладно, но и своих. Легойда - он легче, проще, хитрее... Цитирует и Виктора Цоя, и апостола Павла, и Карнеги, и Льюиса (название книги - оттуда, из Нарнии), но этим, кажется, в наше время уже никого не удивишь. Церковь входит в публичное пространство, своё и чужое, прошлое и настоящее, привлекая для этого всё, что только можно. Хорошо это или плохо? Это реальность. Реальность, которую создают специально обученные люди, читавшие не только Павла, но и Менегетти. Как соотносится эта реальность с евангельским идеалом? А так же, как "узкий путь" - с "широким"... Церковь сегодня идёт вторым путём, что говорил о нём Иисус - читай у Матфея (7:13,14). Эти слова не любят новые катехизаторы, нечасто услышишь их. Редкий гость в проповедях и такая цитата из Луки, как "много званых, но мало избранных" (14:24): зачем же пугать потенциальных прихожан? Хотя сами батюшки, разумеется, эти слова знают. Не ко времени они сейчас, наверное...
Имя предателя - не называть. Пускай живёт "кротом". Имя назовёшь - появится причина. Вот, назначили предателем Иуду, с тех пор маются: не было, не было у любимого ученика причины предавать учителя... Ну если только такая, о которой знали двое, а другим лучше не знать. Подавать руку при встрече, обнимать-целовать. Обмениваться новостями. Но о главном - ни-ни. Молчок. Кто, знаю. Знаю, почему. И он - знает. Предатели - самые близкие, любимые, неотъемлемые люди, знающие причину.
Пересотворение, новое рождение человека совершается в слабости. Праздник позади, и воссевший на пепле Иов ("за станом", по закону Моисееву), глиняным черепком соскребает струпья с кожи. Ба, да там чего-то написано! Присмотрелся - "Сказание о Гильгамеше". Заинтересовался. Читает дальше.
Книга Иова (входит в корпус Ветхого Завета в числе т. н. "учительных книг") содержит, среди многих прочих, одну загадочную и весьма двусмысленную фразу. Иов говорит: "Земля отдана в руки злодею, лицо её судей он закрывает" (9:24). Комментаторы не в силах адекватно объяснить эти слова. "Он" - это, скорее всего, сам Шаддай, он же Яхве, он же... Господь Бог. Но кто этот "злодей", который управляет землёй, под покровительством ГБ? Тут мнения расходятся. Одни учёные мужи считают, что под "злодеем" разумеется сатана, другие - что это не кто иной, как сам ГБ, третьи... Хочу быть третьим! Злодей - это власть. Нет власти, не злодействующей. Власть - всегда зло, поскольку попирает человека (за дело попирает, или по прихоти - дело десятое). А власть, согласно Иову, от Бога. "Нет власти не от Бога", - подтверждает и апостол Павел, человек вообще очень авторитетный (Римлянам, 13:1. Судя по иррациональному характеру прихода и распределения этой власти среди "злодеев", правы оба. Невозможно понять, почему именно этот, а не другой кандидат на власть, получает право "вершить", и в чём секрет его избрания. Зато, признавая за шапкой Мономаха сакральный характер, мы сразу приходим к пониманию этой вечной загадки. Бог закрывает лицо. Мы видим не конкретного человека в кресле президента (на троне, в седле боевого верблюда), а нечто скрытое, мистически непонятное, не от мира сего, Нечто трансцендентное и трансисторическое. Ещё не Бог, но уже и не человек. Вот эта "вуаль" и создаёт власть. Понятно, что не для всех подданных. Есть пытливые комментаторы, и они пытаются докопаться до скрытой в словах истины, всё объясняющей, а её, похоже, и вовсе не существует. Только слова. Другим и слов не нужно. Была бы власть. Ведь, она - оттуда...
Человек, который "хочет всё понимать" (т. е. философ, по мысли А. Лосева), и в первую очередь себя, рано или поздно придёт к простым вещам. Не "опростится", потому что эти вещи далеко не просты. Трудно говорить о них тем языком, которым ему было привычно рассуждать и анализировать. Теперь всё приходится отбросить и вернуться в изначально не допускающую никакого анализа простоту. Чем выше поднимается человек, тем меньше лишнего видит и берёт с собой. Наконец, он остаётся таким, каким вышел в этот путь. Двойственность исчезла. Результирующая единица - это всё та же единица, начинавшая ряд, но теперь её статус другой, и она стоит в начале второго уровня. "Ребёнок, проживший три года, отнюдь не меньше прожил, чем девяностолетний старец" (А. Лосев, "Диалектика мифа"). Поживём - увидим. Sub specie aeternitatis.
Приходят в Церковь, чтобы дать, а не чтобы получить.
Идея бога - очень человеческая по природе, тёплая, домашняя. Знать, что тебя всегда - всегда! - видит, помнит, любит кто-то. Даже если ты один на всём белом свете и налоговая инспекция не подозревает о твоих налогооблагаемых достоинствах. Всегда здесь. Бог. Не для этого ли заводим кошек, собак и тараканов с ладонь величиной? Ну, кошку свою можете потрогать, а бог имеет перед кошкой то преимущество, что его и не потрогаешь, и не увидишь, то есть это навсегда. Поэтому так много верующих женщин, и так страшна их требовательная вера. Переделать бога "под себя" - вот простой и верный путь, чтобы всё испортить на какое-то время. По счастью, "Бог поругаем не бывает". Это не кошка, которую можно и тапком поругать за обои или ночные рулады на лоджии. Так-то оно благостно всё, тепло, ага. Но вот внешняя сторона культа... и зачем сожгли Аввакума? Он вообще не подлежал огненной казни: жгут еретиков, а первый русский публицист еретиком не был. Отрубили голову - и лады... А-а, внешняя сторона. Это ещё в незапамятные ветхозаветные времена удивлялись некоторые: почему идолу кланяемся в храме? Есть такой апокриф, "Завещание Иова". Там Иову является во сне ангел и объясняет, что идол, который в храме, это вовсе и не бог, а сатана... Поневоле призадумаешься... а может, всё-таки, лучше кошку?
Молодым не нужна мудрость стариков. Молодые хотят жить быстро, глупо, взахлёб, так, чтобы искры из глаз. Я вижу молодое лицо, и я понимаю, что нам не договориться. Пустые глаза видят всё и вбирают всё, что видят. А старый, что сидя на диване, что пролетая орлом над орлицей, видит всегда одно и то же. Мудрость - достояние стариков. Молодые знают, что они не состарятся никогда. Иначе не было бы жизни, с её искрами, пожарами, углями и пепелищем, на котором растёт иван-чай, чтобы стать седым пухом.
Мысль, обретая форму, теряет в содержании. Мы привыкли чествовать умеющих облекать мысли в стройную, логически безупречную, в языковом отношении гладкую форму. Но ведь это палачи. Только некоторая часть мыслительного содержания поддаётся формулированию на языке, и это необязательно важнейшая часть. Формулировка - это "Прокрустово ложе" для мысли. Другая, отсечённая словом (знаком), составная часть мысли должна восприниматься интуитивно, как изначально "тёмная" и неартикулированная. Славься, бормотание юродивых, детская болтовня, славься, Хлебников Велимир и всяческая "заумь"! Что "на ум пошло", уж верно - и глубже, и важнее того, что легло на язык...
Лето вышло за дверь, в отлучку. По делу, или так. Осень тут как тут: распустила косы, развесила платья... Лето в дверь - на, ты как тут? Не ко времени! Осень просит, ну можно мне, а? Бабий век короток, нужно всех успеть. Ну, ладно. Пусть. Но учти, по утрам будет морозно, а вечерами - темно... Ничего, нам главное - день продержаться. Пошла, рукавами размахивая. Махнёт - уточка. Перемахнёт - селезень. Откроют сезон охоты, сам увидишь.
Способность удивляться продлевает дни, согревает ночи. Перестал удивляться - значит, всё, своё прожил... Сколько живи - столько и удивляйся! Иногда, правда, захочешь удивить себя, смотришь в небо, смотришь - ан, небо пусто, и душа - пуста... Тогда не отчаивайся, сразу домой ступай. Рукавички не потеряй только. Дома хозяйка напекла оладушек, чай заварила, на удивление крепкий. Ешь, да похваливай.
Нет лучше способа понять, чего не хватает книге, чем переписать её про себя. Заодно и про себя многое поймёте.
I look at my old pictures, then I look at myself in the mirror, and it's not the same man. It seems I have had two personalities. I used to be fancywork, but now I'm real. Then you come to realize that reality is a cold and lonely thing. No one wants to really live. You have to work up some sort of frenzied fancy, to make life liveable, and the old pictures lookable.
Человека если судить, то не по тому, что у него есть, а исходя из того, чего нет, и по его отношению к этому. Здесь, в отсутствующем, кроются невидимо корни, мотивы тех поступков, которые разум неспособен понять, а совесть - объяснить.
Считается, что бесы нападают на "хороших" людей, а с "плохими" бесы вась-вась и за ручку. Как показывает практика, это не так. Бес безвреден для того, в ком он не имеет никакой части. Поэтому, бесы нападают именно на "своих". Так что, если вас атаковали в конно-козлином строю, шашки-шахматы наголо, в обличье устрашающем, отвратительном, речью похабной, бесстыдной, - это ваши друзья... Врагов же искушают, чаще и эффективнее всего - гордыней, "прелестью". Плох ты, хорош ли - общаться с бесом человеку противопоказано. Даже в случае негативного контакта, это когда контактёр, скажем так, лупит беса по интерфейсу, он против своей воли подключается к энергиям, которые для человека неполезны и невыносимы. Будьте проще и посылайте беса матом, это его лексика, его язык, его "родина", он - поймёт...
По гамбургскому счёту, имеет значение не то, что вы увидели в магазине, а то, что в своей авоське принесли домой. Бывает, писатель старался, из кожи вон лез, отрывал веки и годами не спал, а читатель - нет, не вижу... нет ничего. А там, мама, мудрость. Там слова на вес золота. Там страдающая душа пишет забытым райским языком, который только птицы понимают... Нет, не вижу.
В связке "писатель - читатель" важнейшее звено - читатель. Писатель может написать, но если читатель слеп - втуне его труды остались, напрасно отгорела дорогая юность. Читатель - отец писателя, а не наоборот. Некоторые думают, что наоборот, но они ошибаются.
Объект, отвечающий требованию, скорее всего, сам требование.
Некоторые словно отстали от своего времени. Вот я, например, могу сказать, что я человек девятнадцатого века. Наверное, потому так люблю сумерки. "Пора меж волка и собаки". Свет зажигать ещё рано. Сидишь на лавке, думаешь... А вдруг это 1819 год? Крестьянский сын вернулся с поля, ужинать не идёт, чело определяет мысль: откуда я помню слово "гипертелия"?
Не стоит ожидать от человека, которому вы однажды помогли выбраться из ямы с дерьмом, долгой памяти о вашей доброте.
Редко вспоминают Шукшина Василия Макаровича. Должно, простоват по нынешним временам... А ведь это обманчивая простота. И герой Шукшина временем востребован и оплакан. Герой его - человек, да, на вид простой, обыкновенный, но вот сердце у него не на месте и совесть неспокойна. И не потому неспокойна, что натворил (хотя есть и такие у Шукшина характеры), а потому, что это нормальное состояние здоровой совести. Сегодня очень нужен такой герой, а его нет.
Раздевая, чувствуешь себя Колумбом. Америка! Вижу, вижу! Всякий раз вот так. И в сотый, как в первый. Потому что новое. Тут побрила. Тут нарастила, наоборот. Трусики новые. Ага. Мы удивляемся - зачем сто пар лифчиков, двести - трусиков? А вот. Америка на том берегу. Генуэзский еврей, дерзай. А если не Колумб, так никаких америк и не откроешь. Может, это оно и к лучшему? Себе на голову.
Злые дети взрослеют быстрее.
2015.