У Валентины Спиридоновны не было недостатков. По крайней мере, она сама так считала. Что думали соседи и родные, ее не касалось.
Муж Валентины Спиридоновны, а по-простому Вальки-стельки, уже ничего не думал, потому как для него настало время принимать меры.
Валька-стелька любила выпить. Лакала водку, как молоко. Напившись до потери всей своей женственности и рано наступающего маразма, она таскалась по деревне. Пела песни. Песни были смыслом всей ее жизни.
Домой приползала, роя брюхом землю.
-Ах ты, Валька,- суетился Тимофей,- зараза ты этакая, опять в стельку надулась, чтоб тебя..
Гневался муж, пугал своим криком даже собаку с бульдожьей рожей, которая в будке жила. А Вальке-стельке все нипочем. Она лежит себе, как говорится в отрубе, и ухом не ведет. Только так, что-то тихонечко под нос подпевает да так мило улыбается. Ну, словом, ангелок да и только.
Долго думал муж. Не успели петухи запеть поутру, как придумал он наказание для женки-то своей, непутевой.
Потащил он ее сад, оставляя длинную борозду на непаханой земле.
Валентина Спиридоновна сильно не стопилась, только так для приличия, ножкой в галоши дрыгала, да бутылкой пустой в мужа окаянного запустила. На этом ее борьба и прекратилась…
Муж тоже не был дурак. Он ей в ответ кулаком спелую сливу под глазом нарисовал.
-Убивают!- горланила она на весь хутор.
Быстро дотащил муж жену до собачьей будки.
Собака гостям не очень-то обрадовалась, Валентину Спиридоновну обнюхивать начала. Да не по вкусу ей дух пришелся. Думала, что кость ей погрызть приволокли, а тут совсем непонятно что под нос подсунули. Завыла она от несправедливости и доли собачьей. Громко так заплакала.
Хозяин потянул собаку за ошейник да вдруг отпустил к радости собачьей. Запрыгала она на всех четырех да пустилась в погоню за вновь обретенной свободой.
-Очи черные!- продолжала подпевать Валька-стелька.- Кудри русые!
Спела и отрубилась, в прямом смысле этого слова. Голова замотылялась, как ненужная груша не шее. Тут же последовал здоровый храп.
- Я тебе попою,- бормотал Тимофей,- надолго забудешь у меня, как мужа унижать своими пьяными выходками.
Умело защелкнул собачий ошейник на шее супруги, да заботливо прикрыл ее куском брезента, чтоб сильно не промокла в случае грозы да спать побрел, оставив Вальку-стельку валяться под будкой.
Поутру Тимофея разбудил сильный толчок в спину. Не успев опомниться, он оказался на деревянном полу. Над ним возвышалась жена. Уже не Валька-стелька, а Валентина самая что ни на есть настоящая Спиридоновна.
За ней маячил представитель милиции с цигаркой в зубах.
Смолил в доме, не стесняясь.
Потом подошел и нагло так дунул дымом в помятое от сна лицо Тимофея.
-Ты зачем жену свою на ошейник посадил? – грозно так спросил он и опять в лицо дымом выдохнул.
-Я ей, может, урок хотел преподать,- промямлил Тимофей. Он не мог переносить тяжелого взгляда трезвой жены. - Собака, она и есть собака, настоящий цербер. Во как таращится на меня, товарищ генерал,- сказал и обернулся в сторону жены.
Та только глаза прищурила и пальцем повела. Мол, припомню я тебе все, дай только этого выпроводить.
Милиционеру понравилось, что его назвали генералом. Он решил перестать курить и надулся от важности.
-Так не ответили на вопрос-то…- продолжил он.
-А что бы вы, товарищ генерал сделали, если бы ваша жена по хутору бродила в стельку пьяная и безобразно себя вела?
Милиционер решил подумать. За ухом почесал, с погон не забыл пыль стряхнуть. На ногах покачался и сказал:
-Мда…наверное бы тоже на цепь посадил. А что еще делать?- обернувшись к Вальке, грозно спросил:- В скольких количествах вчера алкоголь употребляли и зачем мужа своего поганили дурным словом на весь хутор?
Валентина Спиридоновна от неожиданности даже слезу пустила. Потом вспомнила про синяк под глазом и стала кружить перед представителем власти во всех ракурсах так, чтобы синяк в более выгодном свете представить.
-А вот это что? Как я теперь людям на глаза покажусь?- визжала она.
Милиционер опять задумался, под фуражечкой почесал, опять пыль с пагонов стряхнул так аккуратненько лощеной ладошкой и сказал:
- Тимофей, в следующий раз, когда жену бить будете, делайте это с умом и синяков не оставляйте!- сказал и ушел, оставив супругов наедине.