ПРЕДИСЛОВИЕ
Скорее, это надо бы назвать послесловием, если иметь в виду, что я начинаю с рассказа о себе сегодняшнем.. Мне уже 67, практически вся активная жизнь с полувековым трудовым стажем, радостями и пакостями позади, а остался какой-то отрезок с болячками, невесёлыми мыслями и тягучим пониманием, что дело неуклонно приближается к финишу.
Сижу на любимой лавочке у палисадника своего дома. После летнего аномального пекла, которое, казалось, расплавило мозги, сентябрь немного остудил окружающий мир и привёл в порядок человеческие чувства. Днём, правда, бывает ещё душно, но к вечеру – самый кайф, появляется возможность о чём-то думать.
Зовут меня Иван Васильевич Полынин. За спиной моя квартира в простеньком двухквартирном коттедже, каких немало в райцентре, где я провёл практически всю свою взрослую жизнь. А моя малая родина в 12 километрах отсюда, в селе, которое тоже называется Полынино. Там много лет назад и произошло событие, о котором хочу рассказать. Совсем не потому, что оно какое-то там выдающееся. Просто тяжело стало носить в себе память о нём, решил выдать наружу и, хоть понимаю, что никому до моих откровений нет дела, но всё-таки пишу, словно надеясь на что-то.
Я пенсионер, до недавнего времени работал, был, что называется, в гуще жизни и считал её если не хорошей, то вполне сносной, а когда ушёл окончательно и засел дома один на один с собой, тогда и почувствовал, что такое человеческая жизнь и какова ей цена. Вроде бы никуда не исчезли люди вокруг, те же родные и близкие, да только на состояние души это почти никак не влияет. Порой просто не с кем поговорить по-человечески, поделиться наболевшим, услышать слова поддержки.
Поэтому и приходится просиживать часами, замкнувшись в себе, невесело размышляя. В числе прочего и о том, что всё могло быть иначе, и мой финишный отрезок жизни не был бы похож на досрочное отпевание. В последнее время всё чаще копаюсь в прошлом, ищу упущенные шансы. Безошибочно нахожу, как мне кажется, главный из них. Останавливаю свои мысли на нём и перед глазами явственно предстаёт образ невольной виновницы тех событий 33-летней давности. Только вижу его не зрением, а мыслями, где-то в отдалении, в бездонном ночном небе. Не дотянуться, не достать. Но я знаю, чувствую - это она. Танька.
НА ПОРОГЕ СЧАСТЬЯ
- Танька!!!
Зов принадлежал голосистой старшей воспитательнице Марине Михайловне. Вскоре из густых лесистых зарослей за оградой нашего пионерского лагеря показалась и она сама. Я только что вышел из машины, вернувшись из роно, куда меня вызывали по каким-то служебным делам, ожидал застать здесь, как обычно, полную тишину, тем более, что по времени был послеобеденный тихий час, а тут такое…
- Чего шумишь?
- Да зову Татьяну Николаевну. У неё сегодня свободный день, с утра зацепила книгу, одеяло и отправилась в лес. Говорит, позагораю на полянке, почитаю. И вот до сих пор нет. Либо уснула? Сгорит под солнцем. Да и поела бы, ведь остынет обед.
- Хорошо, ищи, а я подожду. Потом поговорим. Это непорядок – уходить из лагеря, пусть даже в свободное время. Да ещё в лес. Случится что, кто потом будет отвечать?
- С вас и спросят, Иван Васильевич, вы же директор лагеря, - не без иронии заключила Марина Михайловна уходя…
Наш пионерский лагерь с весенним названием «Жаворонок», словно драгоценный камень на общем полотне района – до того он хорош, ни один санаторий не сгодится, это признано даже руководством самого высокого областного уровня. А ведь создали его своими руками – усилиями колхозов, предприятий, общественности. Место выбрали в живописном уголке лесного массива, примыкающего к моему родному селу Полынину.
Вот уже несколько лет, как я назначен сюда директором. Этому предшествовали не совсем позитивные обстоятельства, о которых расскажу по порядку.
Живём мы вдвоём с матерью в собственном домике в центре села в двух километрах отсюда. Когда мне было четыре года, умер отец – не сносил «наследства» войны. Мать поднимала меня в одиночку. Подняла. Учился в школе, до службы пару лет поработал в местном колхозе, а затем ушёл служить на флот. По возвращении окончил литфак пединститута, устроился корреспондентом в районную газету. Женился, сын родился. Квартиру дали двухкомнатную.
В общем, вроде бы всё шло, как у людей. Да не тут-то было. Не поладили мы с моей избранницей, с самого начала совместной жизни не поладили. До рождения сына ещё ничего, но после довели себя до взаимной неприязни. Как и следовало ожидать, ничего радостного из этого не вышло, а закончилось тем, что мы разбежались, и мне показалось, что взаимно почувствовали облегчение. Я оставил ей с сыном квартиру в райцентре и перебрался жить в село к матери, то есть, в отчий дом. Мать, хоть и сильно переживала, восприняла это позитивно, потому что за прошедшие годы узнала характер невестки и была в курсе наших взаимоотношений.
По ряду сопутствующих обстоятельств пришлось оставить и работу в редакции. Искал место в селе. Какое-то время ничего из этого не получалось. Но тут подвернулась должность директора пионерлагеря. Претендентов на неё было не густо, потому что хлопот хоть отбавляй, а зарплата более чем скромная. Но я согласился. Более того, вскоре понял, что новая работа мне нравится. В отличие от редакции здесь приходилось заниматься практическими делами, понимая при этом, что стараешься не для кого-то абстрактного, а для конкретных наших детей. Вскоре меня начали похваливать в районных инстанциях, а заодно и поддерживать. Это не удивительно, потому что мои предшественники были, как правило, случайные люди.
Удалось решить много вопросов чисто материального плана. Я приноровился, нередко используя и личный авторитет, для всех трёх лагерных смен комплектовать неплохой штат. Решил наконец-таки вопрос с круглосуточной профессиональной охраной, и от лагеря сразу отпали признаки проходного двора. С трудом, но положил конец растаскиванию продуктов - явлению, которое органически не переношу, где бы оно ни проявлялось. Тем более нетерпимо оно здесь, в детском учреждении.
…Из-за лагерной ограды показалась наконец Марина Михайловна в сопровождении объекта своего поиска – Татьяны Николаевны. Последняя, судя по внешнему виду, наверно, действительно уснула в лесу.
- Извините, - сказала она подойдя.
- Да ладно, проехали, - отмахнулся я. - Но впредь думаем головой. Мало ли кто по лесу шляется, недолго и в переплёт какой-нибудь попасть.
- Да ещё такой девушке-красавице, - подколола старшая воспитательница.
- Хорошо, - сказала Татьяна и вслед за Мариной удалилась в пионерскую комнату. Я исподволь смотрел ей вслед. В этот раз она была не в привычных джинсах и блузке, а в халате, и это ещё больше волновало меня. А что волновало в последнее время – это уж точно. «Старик, ты не прав», - сделал я замечание сам себе, хотя заранее знал, что «старик» к голосу разума не прислушается.
Татьяна Николаевна Ясеневская (фамилия-то какая!) или просто Таня, Танька прибыла к нам из соседней области, где жила с родителями в посёлке, расположенном в ста двадцати километрах отсюда. Недавно окончила начфак пединститута и попала по распределению в наш район. Сразу же приехала в роно, чтобы представиться и определиться. Её приняли, сказали, что с 1 сентября она будет работать в Полынинской школе, а пока до самой учительской конференции может быть свободна. Но на всякий случай закинули удочку – а не хочет ли она приступить к работе немедленно, в районный пионерлагерь требуется воспитатель или, как называли в то время, вожатый. Неожиданно последовало согласие, и через полчаса, вызванный по телефону, я уже забирал девушку из роно.
Сказать, что она мне сразу понравилась, значит, ничего не сказать. Она была не просто привлекательная, а какая-то необычная. Высокая, почти моего роста (а во мне, слава Богу, сто восемьдесят сэмэ), при отличной фигуре, которую она, похоже, не старалась подчеркнуть, будучи одетой в джинсы и блузку довольно свободного размера, но и так всё было прекрасно видно; лицо смуглое, а на нём неожиданно синие и широко открытые на мир глаза. Манера общаться сдержанная и доброжелательная. В общем, я был вынужден с самого начала стараться скрывать вспыхнувшее неравнодушие к ней. Привёз в лагерь, всё показал, со всеми познакомил, в том числе и с детьми отряда, в котором она должна быть воспитателем, с удовольствием отметил, что она с первых же слов нашла с детьми общий язык, после чего подвёз до автовокзала и отправил домой за вещами.
И вот – работает. С некоторых пор я стал подозревать, что не только мне приходится скрывать, что она мне нравится, но и ей тоже по отношению ко мне. Отгонял от себя эту мысль. Ей 23, мне 34 – зачем я ей, да ещё с таким «послужным списком». Посто кровь погонять? Но на блудницу она и близко не похожа. Смуты прибавила старшая воспитательница, шепнувшая «по-дружески», что новенькая на меня запала. Женщины ведь всё друг про друга знают. Я, конечно, отмахнулся, но, признаться, с большой неохотой. Мне хотелось, чтобы это было правдой.
… В дело вмешался эротический случай. Не более двух часов прошло, как удалились от меня Марина с Татьяной. И вот уже Марина снова летит ко мне, отзывает в сторону и вполголоса с волнением говорит:
- Помогите, Иван Васильевич! Таня клещей в лесу наловила!. Испугалась, стоит в пионерской комнате оцепенелая, даже садиться не хочет!
- Этого только не хватало… Пойдём!
Клещи в те годы начали получать широкое распространение, и это не радовало. Врачи пугали возможными тяжёлыми последствиями от укуса, да и вообще не очень приятно обнаружить на себе впившееся в кожу насекомое. Его и извлечь-то непросто, навык требовался. У меня он был, потому что уже доводилось избавлять от паразитов воспитанников. А тут на тебе – воспитатель.
- Что, попалась, Татьяна Николаевна? – съехидничал я, когда мы вошли в комнату. А она и не ответила ничего, стояла в халатике и дрожала. Волосы мокрые, наверно, была в душе, там и обнаружила нападение.
- Так, ладно. Марина Михайловна, неси жидкость для снятия лака с ногтей и вату. А ты, - обратился я к пострадавшей, - ложись клещом вверх. Поняла мою мысль?
Таня не двинулась. А Марина смущённо произнесла;
- Иван Васильевич, она стесняется. Он, гад, в таком месте впился, что… Да к тому же не один, я двух обнаружила. Может, и ещё есть.
- Ну, знаете, красны девицы, тогда я ничем не могу помочь. Разве что отвезти на «скорую», пусть медики вытаскивают, надеюсь, их стесняться не будете. Садись в машину, Татьяна Николаевна. Ты тоже за компанию, Марина Михайловна.
- Нет, нет, - подала испуганный голос Татьяна. – Я лягу…
Клещ и правда умудрился выбрать место – на внутренней стороне бедра, почти у самой границы участка тела, прикрытого трусиками. Я, стараясь не обращать на это обстоятельство внимания, наложил смоченную в жидкости вату на агрессора, подержал несколько минут, и он благополучно отвалился. Полной невозмутимости не получилось, и я чувствовал, как вздрагивала моя рука.
- Бедный Иван Васильевич, - услышал где-то за спиной сокрушённо-насмешливый голос старшей воспитательницы. Я уже давно отметил про себя, что эта дама играла в наших взаимоотношениях интересную роль. Мне хотелось верить, что положительную. Она как бы подталкивала нас друг к другу или, как говорят на селе, сводила. Сама-то была замужем и, вроде бы, счастлива в браке. Почему бы не помочь осчастливиться другим, тем более, что люди-то свои, коллеги. Ко мне она относилась с неизменным уважением, видно было, что близко сошлась и с Татьяной.
Второй клещ оказался на пояснице, с ним управиться было проще. Но я попросил Марину Михайловну ещё раз внимательно осмотреть Татьяну, особенно тщательно порыться в её непроходимой причёске. Заодно сразу же дал указание усилить контроль за детьми, следить, чтобы не уходили за ограду лагеря в зелёные заросли. И вообще, к этому вопросу должно быть повышенное внимание.
С чувством выполненного долга я сел в машину и удалился домой. Торчать неотлучно в лагере мне было совсем не обязательно. Весь распорядок работы с детьми держался на воспитателях, а обязанности директора были куда шире – отвези, привези, достань, договорись, отремонтируй, обеспечь… В общем, скучать некогда. Зато и свобода действий была. В крайнем случае, в этот день на работу возвращаться уже не требовалось. Но я, пообедав и полежав на диване, почувствовал, что меня тянет туда. Над поиском причины ломать голову не приходилось. Конечно же, она, Танька. Мне хотелось быть с ней рядом, видеть её, ловить её бесподобные васильковые взгляды, которые, казалось, проникают внутрь меня, заставляя всю мою суть находиться в приподнятом тоне. Причём, мне ли, достаточно опытному уже человеку было не понять, что это не обычная тяга к понравившейся женщине. Я воспринял это как послание неба в единственном экземпляре, который мой и только мой и никакой другой мне уже не подойдёт.
Но о чём речь, возражал я сам себе, ведь ничего ещё нет и не предвидится, есть только твои внутренние переживания, которые пропадут, как только лагерная смена закончится и девушка укатит домой. На следующую смену, как мне было известно, в роно уже подобрали новый штат, в котором фамилии Татьяны не значилось. Так и прохожу оставшиеся дни один на один со своими переживаниями. Э, стоп, снова возразил я себе, как это один на один. А она?
Такие мысли были весьма уместны и резонны. Я это чувствовал. В последние дни не только я к Тане, но и она ко мне повысила градус внимания. И пусть это выражалось относительно невинно – стремление попасть на глаза, оказаться рядом, стрельнуть взглядом, всё равно это напрягало и порождало извечный вопрос – что делать. «Я бы на ней без колебаний женился» - ловил я себя на мысли и тут же остужал голову контраргументом: «Но это не значит, что она бы за тебя пошла. Нужен ты ей был… ветеран семейного движения».
В последние дни, как мне показалось, Таня изменила тактику и старалась меньше попадаться мне на глаза. В свободное от работы время удалялась куда-нибудь в укромный уголок лагеря и читала. Как-то я случайно увидел её за этим занятием, привычно обходя территорию. Поздоровались. Помолчали.
- Что читаем?
- Не поверите – Достоевского, - показала она томик «Братьев Карамазовых».
- Почему ж не поверю. Это как раз то, что должно быть прочитано в первую очередь.
- Я пыталась это ещё в школьные годы осилить, да не вышло. Теперь перечитываю.
- Татьяна Николаевна, ты никак стесняться меня стала?
- Да что-то вроде того…
- Из-за истории с клещами?
- Нет… из-за вас, - ответила она, не отводя взгляда.
- Делать нечего, по характеру службы мне приходится подолгу находиться у тебя на глазах, - прикинулся я дурачком, - поэтому ты уж как-нибудь на время смирись с переизбытком меня.
- Нет, - повторила она, зырнув своими синими прямо куда-то внутрь меня.
- Что «нет»?
- Никакого переизбытка нет, наоборот, дефицит.
- Вон как. Выходит, мне показалось, что в последние дни ты стала меня избегать.
- Не избегать, нет. Но стараюсь зря не мешаться под ногами. Счастья-то от этого не прибавляется…
Она поднялась с бревна и удалилась в пионерскую комнату, а я остался размышлять и унимать забродившую кровь. Получалось плохо. Надо учитывать, что тогда ещё во мне жили бесконтрольные чёртики, которые так и норовили сбить с праведного пути.
А тут ещё вечером затеяли танцы для воспитанников, а заодно и для воспитателей, которые по возрасту недалеко ушли от первых. Я всегда на таких мероприятиях присутствовал лично. Спокойнее всего было покидать лагерь, когда воспитанники расходились по отрядам и укладывались спать, а сторож приступал к своим обязанностям. Да я и сам неплохо осуществлял охранные функции. Местная шпана меня знала и держалась на почтительном расстоянии. А домой торопиться мне было совсем не обязательно.
Танцы, как всегда, прошли весело и душевно. Лично меня только одно смущало – Танька слишком уж часто вытаскивала меня на белый танец, да и вообще практически не отходила, словно специально подогревая кровь, не давая ей осесть. В общем, что тут строить из себя «правильного» - окончательно съехала у меня крыша и я сказал:
- По завершении мне предстоит Марину Михайловну домой отвезти. Не хочешь прокатиться за компанию?
- Ой!.. Ещё как хочу. Заодно и посмотрю, где она живёт. Пригодится…
Короче говоря, отвезли мы старшую воспитательницу, а на обратном пути наша беседа так затянулась, что надо было или прерывать её, ведь езды от дома Марины до лагеря каких-то десять минут, или придумать что-то ещё. Конечно же, прошёл второй вариант. Мы свернули на колхозное поле, где в эти дни разворачивалась уборка хлебов и появились копны соломы. Вот между ними мы и остановились.
- Ну, что, поглазеем на луну или посидим в машине?
- Конечно, поглазеем на луну, - живо отреагировала Татьяна.
Луна в этот вечер удалась на славу. Её свет, падающий на поле, уставленное копнами, создавал сказочную картину. Да плюс к этому необыкновенная вселенская тишина! Какое-то время мы её не нарушали.
- По закону жанра мне уже пора немного продрогнуть, - вдруг подала голос Таня.
- А я должен вовремя это заметить и попытаться тебя согреть, - находчиво отозвался я и тут же сгрёб девушку в объятия. Сразу понял, что ломаться не входило в её планы. Она прильнула ко мне, и я провалился в какой-то неестественный мир блаженства. По крайней мере, так я себя ещё никогда не чувствовал.
- Только целоваться я, кажется, не умею, - смущённо пробормотала Танька, когда я уже несколько раз её поцеловал.
- Вот именно, кажется. Ты прекрасно целуешься – сладко и неповторимо. Это предусмотрено в тебе природой и моим отношением к тебе, - ответствовал я, продолжая своё дело.
- Ну, и формулировочки у вас, - то ли восторженно, то ли насмешливо произнесла Татьяна, и я заметил, что голос у неё как бы слегка ломается, подрагивает – выдаёт волнение.
- Давай-ка на «ты» и без отчества, - попросил я, - а то получается немного смешно. – Пару секунд помолчав, добавил: - Да и важное напоминание тебе я не решусь сделать.
- Я понимаю, но трудно сразу заставить себя говорить «ты» и называть по имени. Исправлюсь. А… какое напоминание?
- Ты знаешь, что у нас дальше по тому же закону жанра?
Вместо ответа она дёрнула головой, уткнутой в моё плечо. Утвердительно. Потом почти прошептала:
- Только… имейте в виду, мне в мои двадцать три ещё не приходилось этим заниматься.
- Ого… ммм… Опять на вы? Плохо исправляешься! – Подавив замешательство и взяв себя в руки, добавил: - Танечка, может, мне следует остановиться? Может, тебе это не надо?
- Нет, наоборот. Я наконец встретила человека, с кем… это… надо.
- К тому же, ты должна иметь в виду, что в первый раз это больно и неприятно…
- Ох, и зануда же ты, Иван! – сразу по всем пунктам исправилась Танька, оторвав наконец лицо от моего плеча и рассмеявшись. – Америку ты мне открыл, про которую я, глупая деревенская девчонка, ну, ничегошеньки не знала. Дай-ка я тебя за это проучу! – с этими словами она обвила мою шею руками.
Руки у неё были длинные, гибкие и сильные. Тело тоже гибкое и сильное. И такое желанное… Я чувствовал только его и ничего больше. Сказочный мир вокруг на какое-то время перестал существовать.
Но от реалий никуда не денешься, в них приходится возвращаться из любого состояния, поэтому через некоторое время я сказал:
- Нам пора, Танечка.
- Не хочется. Я думала, эта ночь вся будет наша.
- Она и есть наша, но сегодня ничем таким мы заниматься больше не будем. Как бы ты ни хорохорилась, но я же предполагаю, каково тебе… Успеем ещё. Скажем, через недельку.
Назавтра, вернее, уже сегодня, вторая лагерная смена закончится, и дети разъедутся по домам. Уедет и Татьяна, её контракт иссяк. Но я уже практически договорился с начальством, что она будет работать и в третью смену, которая должна заехать на предстоящей неделе. С Таней условились, что через неделю, в воскресенье, в назначенный час встречу её на автовокзале. Ещё я попросил её, чтобы рассказала о нас отцу с матерью, а потом сообщила мне, какова была их реакия. Дело в том, что в моей голове уже роились конкретные планы, но я пока не имел никакого представления о том, как отнесутся к ним другие, близкие нам люди – Танины родители и моя мать.
НЕ МОЕГО ПОЛЯ ЯГОДА
Помимо «копейки», у меня была ещё одна машина – старенький ГАЗ-69. Несколько лет назад я по дешёвке купил его в родной редакции, где он только занимал место в гараже и представлял собой груду металлолома. За пару лет с помощью друзей сделал эту развалину неузнаваемой. Поставил двигатель от «Волги», мосты от УАЗа, приборную панель и дверцы также приспособил от автомобилей других марок, вместо «родной» брезентовой крыши сделал металлическую. Получился чудо-автомобиль повышенной проходимости, пригодный не только для езды, но и для перевозки кое-каких грузов. Это обстоятельство весьма помогало мне в начальный период работы в лагере. Роновский «Москвич» - «пирожок», доставшийся в наследство от предыдущего директора, больше ремонтировался, чем ездил, а снабжение лагеря продуктами и всем остальным надо было осуществлять ежедневно, что я и делал на своём шарабане (так я называл ГАЗ-69), за что имел дополнительный плюсик от начальства.
Вот на этой технике я и приехал в воскресенье на автовокзал встречать Таню. Выбор мой обусловила погода – с утра с небольшими перерывами шёл дождик, грунтовки подмокли, а в характере нашего дальнейшего маршрута сомнений не было – конечно же, туда, где людей нет и быть не должно. Кроме нас с Татьяной, разумеется.
Всю дорогу Таня молчала, на её лице застыла полуулыбка ожидания. И только когда я привёз её на старый заброшенный пруд и припарковал шарабан прямо на плотине среди зарослей ивняка, она подала голос:
- Ой, а мы выберемся обратно?
- Эта машина вывезет откуда угодно. И вообще, она надёжна во всех отношениях. Сейчас ты в этом убедишься…
С этими словами я развязал скатанный в рулон поролоновый матрас, расстелил его на полу шарабана, надул и бросил в изголовье резиновую подушку и… дальше считаю уместным подробности опустить.
Мы лежали с Танькой в нашем домике на колёсах, слушали, как дождь барабанит по металлической крыше, молчали и только однажды она полушёпотом произнесла:
- Боже, как хорошо. Я никогда не думала, что может быть так хорошо.
Что она подразумевала под «хорошо», остаётся только догадываться. Может, шум дождя и нашу защищённость от него в надёжном контуре шарабана, может, уединение и покой, может, и ещё что-нибудь, а скорее всего – всё сразу. По крайней мере, её состояние не просто нравилось, а как-то передалось. Даже не верилось, что мне, привыкшему на каждом отрезке своего жизненного пути набивать шишки, может быть так хорошо. А тут прильнувшая ко мне Татьяна дошептала-таки свою мысль:
- Наверно, это какая-то счастливая случайность. Кому-то предназначалась, а мне досталась…
- Не тебе, а нам, - поправил я её. – А вообще мистика какая-то.
- Почему?
- Потому что у меня один в один те же самые мысли. Похоже, мы с тобой одного поля ягода.
- Что же с нами будет, Ваня?
- Что сами захотим, то и будет. Ты родителям сказала, что у тебя теперь есть я?
- Говорила, но убедительного разговора не вышло. Не привыкли у нас к подобным разговорам, не было ещё такого. Так, шуточки иногда проскакивали по поводу моего статуса невесты, и всё. Поэтому и в этот раз мать только поворчала, что не за тем я поехала в другую область, чтобы кавалеров искать, а отец и вовсе промолчал – поднялся и вышел. Плохо я выполнила твоё поручение.
- Значит, придётся самому заняться. Вот, в ближайший выходной сядем и поедем к твоим родителям. Ты как?
- Свататься поедешь, да? Здорово! –задорно воскликнула моя подруга. - Хотя и тревожно, Ваня…
- А в чём дело?
- Не знаю…
- Хорошо, тогда я знаю. Сейчас поедем в лагерь. Тебе же надо адаптироваться, познакомиться с новым воспитательским составом, с детьми, которые уже прибыли, встречать тех, которые ещё прибывают, да и просто отдохнуть. Завтра с утра на работу. В должности старшей воспитательницы.
- А зачем так, Ваня? Рядовой воспитательницей было бы лучше.
- В роно так настояли, и я с этим согласился. Ты же одна из прежнего состава, опыт имеешь. Думаю, что общение с Мариной Михайловной для тебя бесследно не прошло.
Больше Таня не возражала, мы ещё какое-то время поговорили о нашем будущем, хотя и не очень продуктивно, послушали стук дождинок по железной крыше шарабана и отправились в лагерь. По дороге она подавленно молчала, а я терялся в догадках – из-за чего?. Неужели из-за этого назначения без её ведома? Не должно быть, я как будто убедительно ей всё объяснил. Да и зарплата на этой должности повыше, что тоже немаловажно. По прибытии в лагерь все эти догадки-разгадки отодвинулись на задний план, потому что мы оба были вынуждены сразу окунуться в водоворот повседневных забот, связанных с началом работы третьей смены.
Хлопотливым выдался и следующий день – понедельник, поэтому мы с Таней практически не общались. Но во вторник с утра, убедившись, что суета улеглась и лагерь зажил по своему обычному распорядку, я улучил минутку и сказал ей, что в обед или в тихий час, когда она будет относительно свободна, было бы неплохо нам вместе съездить ко мне домой. Заметив вопросительное выражение на её лице, пояснил:
- С матерью тебя познакомлю. Посмотришь, где и как я живу. Наконец, пообедаем, чайку попьём в домашних условиях.
Возражений не последовало, и через несколько часов мы входили ко мне во двор. Мать у меня дипломат ещё тот – встретила нас весьма непринуждённо, с Таней повела себя так, будто знает её давным-давно, лишнего ничего не сказала, хотя вопросов умудрилась задать девушке немало. Таня тоже показала себя молодцом. В общем, они меня ни разу не напрягли и не смутили, и от этого даже повысилось настроение. Мне показалось, что Таня осталась довольна, а у матери я вечером спросил:
- Как тебе девушка?
- Хорошая, прямо ангелочек. Чувствуется, что не разбалована и честная, глаза не прячет при разговоре. Но ты, дружок, прежде, чем меня пытать, сказал бы о своих планах. Что, жениться собрался?
- А почему бы и нет. Ты ж сама сказала – хорошая. Где я ещё такую найду. Или ты считаешь, что хватит с меня одной женитьбы?
- Сам ты так считаешь. Вспомни, что говорил, когда ушёл из семьи.
- Да какая то была семья…
- А вот такая! Ребёнок в ней растёт…
- Уж не хочешь ли ты, чтобы я туда вернулся?
- Может, и хочу. Сколько ни мечись, а всюду примерно одно и то же. Люди так устроены, каждому хочется для себя чего-нибудь исключительного. Твоей жене слишком многого от тебя хотелось, всё её не устраивало. Тебе вот теперь хочется чего-то лучшего. А не исключено, что через какое-то время и новой жене твоей захочется чего-нибудь этакого.
- Ну, уж…
- Ладно, молчу. Что-то, Ваня, тревожно мне. Ты у меня мужик хоть куда. Это не я, это люди так говорят. Но что-то мне подсказывает, что не пара тебе эта Таня. Не потому, что вы друг друга не стоите, а почему-то ещё, даже объяснить не могу. Опять же, одиннадцать лет разницы в возрасте. Это сейчас она смотрит на тебя с открытым ртом, а через несколько лет его закроет, поверь мне. Родители её как к этому относятся? Они хоть знают?
- Собираюсь съездить. Если разговор получится, тянуть не стану, имей в виду.
Мать как-то неопределённо покачала головой, и эту тему мы до поры до времени прикрыли.
Вся неделя прошла в обычных хлопотах, которые не отпускали с утра до вечера, тем не менее, мы с Татьяной каждый вечер умудрялись на час-полтора переместиться из лагеря куда-нибудь в поля…А в пятницу с утра я её предупредил:
- Таня, давай не будем откладывать, сегодня же после работы и отправимся к твоим. Посоветуй, что купить в гостинцы, я в течение дня смотаю в райцентр. Заодно предупрежу в роно, что в субботу нас на работе не будет. А ты тут сделай расстановку, проведи инструктаж, чтоб не возникло никаких непредвиденных обстоятельств.
Вечером, преодолев сто двадцать километров, мы стояли на пороге Танина родительского дома. Успели ещё до сумерек, поэтому я хорошо разглядел окружающую обстановку. Подворье Ясеневских – добротный дом, времянка, сарай, огороженный сеткой двор - находилось на скромной деревенской улочке с асфальтированной дорогой. В ста метрах выше параллельно проходила главная улица посёлка, там были магазины, учреждения и сновали туда-сюда машины. А тут – тишина и покой. Через дорогу – небольшой садик, ещё ниже – овощной огородик, а в самом низу – болотистая пойма местной речушки, ровная, как стол. Судя по некоторым признакам, жители добывали здесь торф.
Родители Тани были ещё не стары. Наверно, лет по пятьдесят. Николай Иванович – высокий, слегка сутулый мужик со спокойным открытым лицом и вьющимися волосами. Таня была явно похожа на него. Лидия Сергеевна – полноватая, но очень подвижная женщина со строгим и, как мне показалось, не очень добрым лицом.
Встретили нас так, будто мы отлучались со двора на полчаса – без особых эмоций. Но, конечно, поздоровались. Через некоторое время пригласили за стол. Ужин был не обильным, но вкусным. Пошла в дело и привезённая нами бутылка вина – за встречу, за знакомство. Я не стал тянуть резину и ближе к окончанию застолья произнёс заранее задуманную речь – о том, кто я и чего хочу. Сказал всё без ужимок и без утайки. Лейтмотив – я вашу дочь люблю и рад бы видеть её подругой жизни, если на то будет её и ваша воля, если вас не смутит, что я старше, был женат и плачу алименты на содержание сына.
Увы, на мои откровения аналогичной реакции не последовало, ответа я не услышал. Николай Иванович только вздыхал время от времени, а Лидия Сергеевна пробормотала лишь одну фразу – «как-то всё неожиданно», а потом стала усердно переводить разговор на другую тему. Перевела. Между делом сообщила, что завтра они собираются рыть торф, ждут на помощь старшего сына Юру с семьёй. Я спокойно и запросто предложил свою помощь. Оба запротестовали – не дело гостя нагружать, да к тому же эта работа требует много сил и навыков. Успокоил, сказал, что навыки начал приобретать лет с четырнадцати, добывая с матерью торф у себя на болоте, а силы тоже найдутся. Может, и отказали бы, но у них не нашлось аргументов, поэтому растерянно согласились.
Поутру я в чужом старом спортивном костюме и в сапогах вместе в Николаем Ивановичем, вооружившись лопатами и ножом для нарезки торфа, прибыл на рабочее место. Следом подошли Татьяна с матерью. При них была тачка. Оказалось, Николай Иванович успел заранее приготовить яму - снял верхний землистый слой и добрался до торфа.
- А что ж вы так мало открыли? – поинтересовался я.
- Хватит. Мы же используем торф только для розжига угля, поэтому лишний не нужен, где его хранить.
- Ясно. Тогда нарезайте.
За Николаем Ивановичем дело не стало. Он специальным ножом быстро порезал верхний пласт на заданную глубину и на прямоугольники, после чего я стал лопатой подрезать нарезанные кирпичи у основания и выбрасывать на берег ямы. Через полчаса первый пласт (шар) был снят.
- Ого! – произнёс Николай Иванович, бросив взгляд на часы и на мою комплекцию. – Отдохните немного.
- Да не с чего пока. Нарезайте.
В общем, дело спорилось. Я с каждым новым выброшенным шаром всё больше погружался в яму. Таня с матерью едва успевали отвозить с края ямы в сторонку торфяные кирпичи и раскладывать их для просушки. К обеду, когда я уже приготовился расправиться с последним, шестым шаром, наверху, возле дома остановилась машина.
- Юра приехал! – обрадовано воскликнула Лидия Сергеевна.
- В данном случае точнее сказать не приехал, а явился, - пробормотал Николай Иванович.
Вскоре подошёл и сам Юра в сопровождении жены и сынишки лет пяти. Высокий, с самоуверенным выражением лица. «Наверно, тот ещё тип…» - не успел я подумать, как он это засвидетельствовал сам:
- Всем привет! – и, не дожидаясь ответа, продолжил конкретно в мой адрес: - О, я смотрю, помощника мощного Бог послал, мне можно было и не приезжать.
Все, включая меня, промолчали, никто его не одёрнул и не поставил на место. Вскоре его жена и Лидия Сергеевна направились к дому – готовить обед, а мы – Николай Иванович, Татьяна и я завершали работу. Юрий, похоже, решил остаться при нас краснобаем – болтал без умолку. И я скоро заметил, что болтовня его была не такая уж безобидная, он всё старался зацепить то меня, то Татьяну. Пика это достигло, когда он ни с того ни с сего
произнёс:
- Ну, ты не очень гордись, что выполнил за меня мою работу. Если хочешь, я тебе заплачу. Сколько нужно?
- Нисколько.
- Смотри сам. Или ты только с Танькой расчёты ведёшь?
И это он выдал при самой Таньке, своём сынишке и отце! Что интересно, снова ему на это никто ничего не сказал. А я, стараясь скрыть негодование, почти равнодушно произнёс:
- Юр, не суетись, это бесполезно. Всё равно ничего не выпросишь. Ты же видишь, не та обстановка.
У него заходили желваки, но он постарался выдавить из себя кислую улыбку и примирительно сказал:
- Ладно, дядя пошутил. Идёмте поближе к обеденному столу.
Настроение моё пропало окончательно. Оставаться здесь дальше не было никакого желания. «А в чём, собственно, дело?» - задал я сам себе вопрос и порадовался, что умудрился не выпить спиртного, хотя в ходе работы Николай Иванович несколько раз предлагал «остограммиться для снятия устатка». А я отнекивался, совершенно искренне объясняя, что это расслабляет, уж лучше мы по завершении работы примем на грудь. А теперь вот и за обедом я упредил попытку хозяина наполнить мой стакан.
- Не надо, спасибо. Нам с Таней надо ехать.
- Вы же собирались побыть до завтра…
- Но передумал. Там дети. За ними нужен постоянный догляд . Поэтому выходные для нас – понятие чисто условное.
Таня, которую я перед обедом успел предупредить о своём намерении, меня поддержала. Сразу после обеда она с помощью матери стала собираться в дорогу, а мы, трое мужиков уселись на лавочке перед домом и вели какой-то совершенно необязательный разговор. Точнее, говорили мы с Николаем Ивановичем, а Юра сосредоточенно молчал, морща лоб, будто решая некую сложную задачу. Видно, не решил, потому что поднялся, произнёс «пойду подремлю» и удалился. Попрощаться он, само собой, не явился.
Верная «копейка» покатила нас в сторону дома. Путь предстоял неблизкий. Какое-то время ехали молча. Первой нарушила тишину Таня:
- Ваня, ты расстроился?
- Да нет. Точнее будет сказать, охладился немного. А ещё точнее – остудили меня.
- Понимаю. Это всё Юрка. Такой вот он у нас. Давно уже всем на шею сел и привык к этой роли. Мама ему потакает, а отец пытался ставить на место, да бесполезно, сейчас он с ним не связывается, просто молчит.
- Да не в Юрке дело, Тань. Важнее, что я всем твоим пришёлся не ко двору.
- Не говори так. Ты им понравился, об этом и мама, и папа успели мне сказать. Но.. понимаешь, у них совсем другие виды на всё, что связано с моей судьбой. Ты же сказал, что свадьба исключается, для тебя она бы значила второй раз войти в реку; ты даже зарегистрировать брак предложил здесь, чтобы у вас там с этим не светиться. А они мечтают о полноценной свадьбе для своей дочки, чтобы была она в белом платье и фате и, что уж тут умалчивать, чтобы никто злыми глазами на неё не смотрел ни во время свадьбы, ни после её. А ты же понимаешь, Ваня, что этого не избежать. Ещё ничего не было, только слухи, а злые глаза уже приезжали в лагерь и меня рассматривали.
- Моя бывшая?
- Не скажу… А тут ещё Андрей. Прицепился, как репей…
- Впервые о нём слышу.
- Я и не собиралась тебе о нём говорить. Но, похоже, такая необходимость возникла. Это Юркин друг, учились вместе, а сейчас работают в одной строительной организации, причём, Андрей попал туда первым, а потом устроил Юрку и даже помог с квартирой. Вот Юрка ему и благодарен, да и родители тоже. Этот Андрей нередко с Юрой наезжал к нам ещё со студенческих времён и уделял мне знаки внимания. А я повела себя с ним, как заворожённая – и не оттолкнула, и не сблизилась, хотя он уже с год предлагает выйти за него замуж. Я всё отнекиваюсь – то учёбой прикрывалась, то неопределённостью с работой. А не так давно он угодил в больницу из-за аварии. Я не видела, но Юра сказал, что сильно побил лицо, глаз еле удалось спасти. В общем, обстоятельства такие, что порой завыть хочется…
- Не надо, Таня, не вой. И я не буду, Иначе мы оба можем оказаться не правы.
Она на это ничего не сказала, только вопросительно посмотрела на меня. Мы уже были близки от дома, остаток пути я молча размышлял, а поскольку прерванный разговор всё-таки необходимо было закончить, в километре от лагеря привычно свернул в поле, заехал за лесопосадку и выключил зажигание.
- Знаешь, Тань, я не сомневаюсь, что основное наше содержимое – душа, производящая эмоции, зачастую определяющая наши поступки. Более того, уверен, что это как-то связано со Вселенной, с Космосом. А всё телесное – это наши земные причуды. Но в том-то и дело, что они составляют всю нашу земную жизнь с её болью и удовольствиями, радостью и страданиями – всё это зависит от того, какие сигналы поступят от души. Так вот нередко наши души производят сигналы, пусть и самого высокого качества, но наносящие вред, а то и вообще идущие наперекос с привычным земным укладом. Отсюда страдания, причём, не только непосредственных зачинщиков, но и других людей, в первую очередь, родных и близких.
Не выдержав такой длинной собственной тирады, я опустил боковое стекло и, высунувшись, закурил. Ожидал, что Таня как-то отреагирует на сказанное. Но она упорно молчала. Тогда я продолжил:
- В связи с этим выскажу некоторые бесцеремонные предположения. Собственно, ничего необычного не произошло. Мы с тобой оба получили, что хотели. Что касается меня, я рад, что встретил тебя, совершенно чудесную девушку, что ты подарила мне радость, может быть, на всю оставшуюся жизнь. Что думаешь ты по этому поводу, не знаю, но предполагаю, что дальше всё должно пойти по общему плану: третья смена заканчивается и лагерь опустеет до самой весны, ты поедешь домой и успокоишь близких, что наш приезд – это всего-навсего романтическая выходка влюбившегося мужика, который уже опомнился и больше не побеспокоит. А к началу учебного года ты приедешь на работу в школу (при этих словах Таня сомнительно покачала головой), и всё пойдёт своим чередом.
- Альтернативный вариант принимается?
- Конечно. Если уж не к исполнению, то к рассмотрению – обязательно. Говори, Таня.
- Он заключается в том, что после закрытия лагеря я съезжу домой, соберу личные вещи и вернусь к тебе. Навсегда. Вопреки всему.
- Сама-то ты как относишься к обоим вариантам?
- Одинаково с тревогой. Полагаюсь только на твою мудрость.
Я несколько раз глубоко вздохнул, потому что мне показалось, что сердце сейчас остановится, и не сказал, а выдавил из себя:
- Тогда давай остановимся на том, что я предложил.
Сердце, наоборот, заколотилось учащённо. А тут ещё Таня вопреки всему сказанному прижалась ко мне, я её обнял и почувствовал теперь уже её сердцебиение. Мы застыли надолго и стояли так, пока не умерили стук наши сердца. Наверно, могли бы в таком положении находиться и до полной их остановки. Но дело было сделано – я собственноручно только что закрыл дверь в своё счастье. С этой стороны. А Таня осталась с той. Сама осталась. И не пыталась мне помешать. Или пыталась, но как-то неубедительно, будто в глубине души надеялась, что я приму то решение, которое и принял.
Лагерный сезон закончился, дети третьей смены разъехались. Уехала и Таня. Попрощались прилюдно. Я считал, что расстаёмся на какую-то неделю, ей же надлежало приступить к работе в школе. Оказалось, что навсегда.
В последующие дни я с головой погрузился в заботы по приведению лагеря в порядок, законсервации его до следующей весны, оформлению и сдаче документации. Однажды уехал по делам в соседний район и вернулся только к обеду. Заехал сначала в райцентр, а там забежал в кафешку за сигаретами и ещё кое-какой мелочью. Среди немногочисленных посетителей мельком заметил парня, на которого в другой раз не обратил бы внимания, но тут бросился в глаза шрам, судя по всему, свежий, уродовавший его лицо, особенно правую глазницу. «Неужели он? –мелькнула догадка. – А впрочем, какое мне дело…». Заехав в роно, отправился домой. Мать встретила молча. Молчала до той поры, пока я обедал. А потом как бы ненароком обронила:
- Гости у нас были, Ваня.
- Кто?
- Родители девушки той… Тани. Сын Юра их привозил.
- ???
- Я сама удивилась – с какой стати пожаловали, вроде же роднёй быть не получилось. Но они пояснили, что улаживали в роно Танины дела. До этого в облоно были. Добились решения о переводе её по месту жительства, забрали здесь её документы. Сказали, что с ними ещё один человек приехал, Танин ухажёр, но он остался их ждать в райцентре, сюда не показался.
- Про ухажёра я уже знаю, видел. А что же эти гости тебе сказали?
- Ничего особенного. Мялись, стеснялись. Сожалели, что так всё вышло. Попросили не держать на них обиды.
- И не собираемся, да, мать? – я впервые за долгое время рассмеялся.
- Не собираемся, сынок…
Вот, пожалуй, и вся история моего короткого счастья. Но что-то мне подсказывает, что не вся, поэтому точку ставить я передумал, доведу уж своё жизнеописание до того места, откуда и начал – до любимой лавочки и сидящего на ней себя сегодняшнего.
После расставания с Таней жизнь моя стала напоминать наш местный ручей, который, бывает, по весне разольётся, разбежится по всей пойме несколькими потоками, побуйствует, а потом снова потихоньку возвращается в привычное русло.
Ещё когда лагерь работал, а я летал на крыльях любви, мне неожиданно стала уделять повышенное внимание моя бывшая. Как-то разыскала меня по телефону и пожаловалась, что барахлит телевизор, что-то с антенной, но её кроме меня никто не может разыскать на чердаке многоквартирного дома среди десятков других антенн. Что ж, заехал и сделал всё, что нужно. Сын же просил, по её словам. Заметьте, что до недавнего времени она меня и близко к сыну не подпускала, не принимала ничего для него, кроме официальных алиментов. И вдруг… Но я не стал разбираться в тонкостях психологии бывших жён, тем более, заведомо знал, что вскоре случится ещё какая-нибудь поломка, в которой никто, кроме меня, разобраться ну никак не сможет. Короче, я и сам не заметил, как втянулся в посещения бывшей семьи, оставался ночевать, восстановил дружбу с сыном, а вскоре и забыл будто бы, что мы несколько лет были не вместе. На следующий год осенью дочка у нас родилась. Она явилась как бы гарантом того, что мы перестаём маяться дурью и намерены в дальнейшем жить по-человечески. Как все, то есть. Мать такому обороту дела вроде бы даже обрадовалась, хотя опять осталась одна со своими мыслями.
Конечно же, я посещал её регулярно на протяжении всей её оставшейся жизни. Когда мы были наедине, она не скрывала, что мысли её совсем не радостные, а печальные. Да что теперь об этом…
Вскоре после закрытия лагеря меня забрали работать инструктором райкома партии. Несколько лет спустя вернули в редакцию, но уже на должность главного редактора. Как раз набирала силу горбачёвская перестройка, и мне было где развернуться. Гласность же, плюрализм и всё такое. Газета стала одной из лучших в области. Но в начале девяностых меня правдами-неправдами перетащили заместителем главы района, где и прокантовался до самого ухода на пенсию и даже несколько лет сверх того. Все эти годы горевал по редакции, но сам же согласился её покинуть в обмен на улучшение жилищных условий. А теперь эта огромная квартира – кому она нужна. Дети живут своими семьями, а мы с супругой имеем по отдельной комнате и порой сутками не видим друг друга, находясь под одной крышей. Что ж, платить приходится не только за ошибки, но и за компромиссы, за сделки с собственной совестью.
«ЗВЁЗДОЧКА МОЯ ЯСНАЯ…»
Так вот: когда сел я дома на пенсию и понял, что это окончательно и обжалованию не подлежит, довелось близко познакомиться с депрессией, которую доселе воспринимал как нечно отстранённое, меня не касающееся. Коснулось, да ещё как, не хочу даже вдаваться в подробности дабы не шокировать возможного читателя. Бороться с этим явлением не умел, а подсказки других (займись чем-нибудь, больше бывай на людях) только усугубили положение. Дело в том, что заниматься вольному пенсионеру в нашем захолустном посёлке возможно только чем-нибудь, связанным с физическим трудом, а я растранжирил эту возможность в предыдущие годы. Бывать на людях? К чужим, малознакомым не приклонишься, это ясно. Правда, поехал по друзьям, в основном тем, с которыми работал, благо что приглашали. Но у нас общение с друзьями почти в ста процентах случаев предполагает выпивку, и я скоро понял, что сам, добровольно ищу роковых последствий. Да и как-то быстро стали отпадать они, друзья. Не я первый, не я последний.
Всё бы ничего, но тут ещё семейная атмосфера… Не буду я вдаваться в подробности, винить кого-то в том, в чём, может быть, и сам не меньше виноват, скажу только, что состояние моё в то время я бы назвал коротко и определённо – одиночество.
Я много размышлял о разном. Наверно, это были спасительные размышления, они помогали хоть на короткое время оторваться от печальной реальности. И неожиданно, сначала иногда, а потом всё чаще стала посещать мою голову Таня. Наверно, в очередной раз проявилась натура эгоиста, ведь после расставания с ней я не так уж долго тосковал о ней, а потом и вовсе призабыл – жизнь закрутила. Даже не знал о ней никаких подробностей, хотя при желании можно было и узнать. А теперь, когда пристигло лихо, вспомнил про огонёк, который когда-то не надолго, но ярко осветил жизненное пространство вокруг меня и давал возможность сделать выбор. Сделал…
И застрял в мозгу именно этот риторический вопрос – а как бы сложилось, если бы Таня тогда осталась со мной? Ответа, ясное дело, на него не было, но я его придумывал и даже рисовал в воображении эпизоды нашей совместной жизни, начиная с тех ещё, молодых лет и заканчивая теперешним днём. По-любому выходило, что был бы я, может, и не счастлив, но, по крайней мере, не одинок. А скорее всего – счастлив. Постарался бы сделать счастливой и её.
В общем, чистой воды фантастика, я отдавал себе в этом отчёт. Она отвлекала, помогала забыться и даже как бы немного согревала. Но временами под настроение приводила к ещё большему отчаянию, потому что я отлично понимал – прошлое не вернуть и не поправить. Показательным в этом плане явилось одно событие, если можно его так назвать.
Когда я искал, чем заполнить вакуум, связанный с вынужденным безделием, приобрёл по совету друзей себе ноутбук. С горем пополам освоил его и начал бродить по бескрайним просторам интернета. Понравилось. Много чем пробовал и пробую заниматься, но наиболее основательно закрепился на сайте Одноклассники.ру. Хоть и относятся к нему иногда с иронией, и это действительно имеет основания, считаю тем не менее сей ресурс наиболее демократичным и удобным для пользования. Много мне встретилось тут людей. Одни сразу, другие постепенно отсеялись, а третьи стали друзьями и мы с ними с удовольствием общаемся.
Всегда, когда захожу на свою страницу на Одноклассниках, заглядываю в раздел «гости». Иногда среди них бывают знакомые, каким-то образом отыскавшие меня в бескрайней Всемирной паутине. Других, незнакомых равнодушно пробегаю глазами и тут же забываю.
Как-то задержал внимание на одной гостье. Лица на крохотном фото было не разобрать, зато имя будто по голове ударило – Татьяна Заварзина-Ясеневская! Меня всегда немного забавят вот эти двойные фамилии женщин на сайте, хотя и понимаю, что связано это с особенностями регистрации. Но в данном случае это сослужило мне добрую (добрую ли?) службу – ведь иначе не обратил бы внимания. Неужели она, Танька? Поколебавшись немного, щёлкнул курсором по фамилии и попал на её станицу. Указанный адрес был явно только для вывески, поэтому полез сразу в фото. Конечно, она! Вот сама, располневшая, со своей волнистой, но, конечно, не такой, как тогда, причёской, внешне вполне узнаваемая. Вот она рядом с мужиком со шрамом на лице, я без труда признал в нём того самого, которого когда-то мельком видел в кафе нашего посёлка. Вот молодая особа, наверно, их дочь. Я даже головой потряс – копия моя Анька. Неужели?.. Ладно… А вот молодой человек, их сын. И целая обойма внуков, не поймёшь, где чьи. Фотографии дома, дачи, из мест их летнего отдыха и прочие я уже листал чисто механически, меня поглотило главное. Что делать? Промолчать, сделать вид, что не заметил? Но как-то не очень… А тут огонёк у её фото призывно мигал – значит, была на сайте. Решившись наконец, без приветствий, без вступлений настучал:
«Рад был «повидаться», Таня!».
«Я тоже, Ваня. Не скрываю, всегда была в курсе твоих дел по переписке со знакомыми из вашего посёлка, но что-то неудержимо потянуло найти тебя здесь, коли уж встретиться не судьба. Посмотреть на тебя хоть на фото. Наверно, это возраст, Ванечка. Осень наступила. И сердце никуда не годное… Поэтому ты прости, что вношу в твою жизнь беспокойство. Второй раз уже…»
«Перестань, Танька. И о возрасте перестань, по сравнению со мной ты ещё пацанка, и о сердце своём – куда оно от тебя денется. А осень – самое красивое время года. Скажи лучше, как твои дела. Судя по фото, гармония? Джигита твоего я сразу признал, видел мельком в нашем посёлке, когда они приезжали по поводу твоей эвакуации. Выстрадал-таки он тебя…».
«Не надо, Ваня. Андрей хороший человек. Надёжный, я за ним, как за каменной стеной, да и вся семья тоже. Тридцать три года вместе…».
«А дочке твоей сколько?..»
« Тридцать два. Апрельская, Овен. Зовут её Аня. Как и твою дочку, я узнала это из переписки. Только твоя на несколько месяцев помоложе - осенняя, Весы».
«Глаза у дочки, небось, синие, как у тебя?»
«Нет, Ваня, зелёные…»
«Вот чудеса, даже имена совпали. Будто договорились мы с тобой…»
«Ты во всём ищешь мистику, Ванька. А её тут и близко нет. Вспомни, когда мы часами строили в поле свой карточный домик, говорили и об этом: что будет у нас дочка, назовём Анечкой… Вот и запало в голову. И тебе, и мне.».
«Про домик ты интересно сказала. Хоть и не ново, но точно. А тогда ты понимала, что он карточный?»
«Нет, конечно. Я была растворена в тебе. Я верила и надеялась, что вопреки всем препятствиям всё у нас сложится, и мы будем счастливы. Оно и сложилось… как карточный домик».
«А где вы живёте? На твоей странице это не указано».
«Далеко, Ваня. В республике Марий Эл. Ещё молодыми здесь оказались. Муж сбил на мотоцикле чужого ребёнка и его осудили на шесть лет поселения. Отбывать направили сюда, в местный лесокомбинат, он же строитель. Спустя время мы приехали к нему. Думала, временно, оказалось – навсегда. Возвращаться туда, где всё произошло, было выше наших сил. По окончании судебного срока Андрей остался работать на этом же комбинате, был, да и остаётся, на хорошем счету. Построил дом, обзавелись всем необходимым, живём небогато, но в достатке. А ты-то как?»
«Вот, а говоришь, всё обо мне знаешь (шучу). Да примерно, как и ты, Таня. Всё у меня, в моём семействе вроде бы просто, но, слава Богу, благополучно. Только сам вот дурить что-то начал в последнее время…»
«А в чём дело, Вань?»
«Да тоска заела. Одиноким себя чувствую. До боли, до отчаяния. И вбил в башку, что если б с тобой тогда остались вместе, жизнь сложилась бы по-другому. Даже, стыдно сказать, картины рисую в уме. И стихи иногда пишу. Вот, совсем недавнее:
ПРИЗНАНИЕ
Да, не скрываю, было много,
Но вот в чём дело, господа:
Одной лишь брежу, недотрогой,
А остальными – никогда.
Не поминая имя всуе,
Закусит память удила
И жизнь несбыточно рисует –
Какой бы с ней она была…»
«Сделаем перерыв, Ваня. Твоя синеглазая дурочка никак не может остановить слёзы. Ровно через час давай продолжим…»
«Я на связи, Таня».
«Стихотворение, по-моему, неважное. И наврал ты… про недотрогу… Разве нет? Сам себе противоречишь…».
«А откуда слёзы?»
«Да оттуда же, из стихотворения. Последние четыре строки будто бы мои, только «с ней» заменить на «с ним». Я давно этим больна, Ваня…»
«Хорошо, замнём… Вот тебе ещё строки, более ранние:
Руки всё ещё помнят тебя,
Губы всё ещё помнят тебя.
Весь я всё ещё помню тебя.
Трудно помнить тебя без тебя.
Опять раскритикуешь?»
«Да. Это не обо мне, а о той бесшабашной Таньке, которая обвивала тебе шею руками и никак не хотела отрываться, которую ты поднимал к Луне и подолгу не возвращал на Землю, которая познала с тобой пик любви, улетая куда-то к звёздам и чуть ли не теряя при этом сознание…».
«Извини за хамское любопытство – а потом что, не улетала?»
«Нет, Ваня, никогда. Да это не так уж важно, тем более, теперь, когда и говорить об этом неудобно…»
«Значит, и не будем. Что касается стихов, то, раз уж своими я тебе не угодил, возвращаю твою память к бессмертному творению Ольги Фокиной «Звёздочка моя ясная…». Помнишь, сидя в шарабане, слушали эту песню и пришли к выводу, что она в том числе и про нас? Рискну предложить тебе вариант – давай считать, что она и теперь актуальна.».
«Принимается. Более того, Ваня, хочу задать тебе странный вопрос – если ТАМ всё-таки существует и мы встретимся, ты меня не оттолкнёшь?».
«Нет, конечно, Таня. Я тебя не только не оттолкну, а сграбастаю в охапку и уже никуда от себя не отпущу. А здесь… Интонация нашего диалога подсказывает, что его надо завершать…».
«Навсегда, Ваня?»
«Думаю, да. В противном случае мы будем мешать себе и друг другу жить. В первую очередь, я тебе. Судя по фото, тебе предстоит ещё долго быть счастливой бабушкой. Анечку поцелуй, не говоря ни слова. И внуков тоже.».
«Ты, Ваня, проявляешь такую же мудрость, как и тогда, когда отказал мне в попытке порвать со своими и прибежать к тебе. Спасибо тебе за всё.».
«Тебе за всё спасибо, Таня. И прости меня. Сейчас я наберу последнее слово и через несколько секунд отключусь, дождавшись от тебя ответ.
«Прощай!».
«Прощай!»
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Заканчиваю эти строки и понимаю, что любой, кто прочтёт, не найдёт в них ничего необычного. У каждого своя жизнь, удачная и не очень, уникальная, по-своему интересная, и в ней, может, ещё и не такое бывало. Да и где она теперь, моя Танька? Кто она мне и я ей? Только память осталась. А это, может кто-то сказать, не имеет никакого значения. Для кого как. Лично для меня не просто имеет, а является одной из немногих ценностей, оставшихся от долгих и неспокойных лет жизни. Это мой духовный капитал, моё второе «я», с которым мы уже не первый день и даже год ведём нескончаемый диалог на моей любимой скамеечке.
Впрочем, не только на ней. Должен признаться, что, хоть я и живу почти всю жизнь в этом посёлке, в доме за моей спиной, сижу на этой лавочке, - всё это так и не стало моей малой родиной. Меня неудержимо тянет в родное село - туда, где родился и вырос, где явилось мне однажды небесное чудо, Танька. Я и не отказываю себе в этом удовольствии, могу в любую минуту просто так, без реального повода завести машину и поехать. Раньше часто наезжал к матери, пока была жива, потом к друзьям и родне, а когда и их не осталось, езжу просто так. Бывает, постою на пригорке, полюбуюсь окрестностями, взгляну на родительский дом и убываю восвояси. На глаза людям стараюсь не попадать: селяне хоть и добродушный народ, но своеобразный – увидят, долго будут судачить: а зачем это он приезжал и к кому. Меня же многие тут помнят. Частенько заезжаю на местное кладбище, благо повод есть, родные могилы тут, поэтому односельчан мой визит сюда не удивит.
С детства помню это кладбище сравнительно небольшим участком нераспаханной степи над яром. Теперь оно разрослось в несколько раз и будет разрастаться ещё. Кажется, всё село Полынино решило сюда перебраться. Кстати, на многих табличках надписи с той же фамилией, которую ношу и я. А довершает картину та самая горькая трава полынь, которая буйствует сразу за кладбищенской оградой, кое-где языками сбегая в овраг. В своё время она поделилась именем с моими земляками, со мной, дала название селу. Если верить тому, что с течением времени прах мёртвых прорастает в траве, то получается такой круговорот - в зарослях полыни присутствует частичка не одного поколения людей, живших когда-то на этой земле. Не за горами и моя очередь.
Изредка заглядываю и в детский оздоровительный лагерь. Бывал и внутри, на территории, но в основном предпочитаю взглянуть со стороны, будто за тем и заехал, чтобы посмотреть да привет передать неизвестно кому и от кого. А ведь так оно и есть, да только я никогда в этом не признаюсь. За прошедшие с той поры годы там мало что изменилось. Конечно, многое улучшилось, усовершенствовалось, похорошело. Но те же берёзы шумят над отрядными домиками, те же бетонные дорожки, скамейки, спортивные аттракционы. Та же ограда по всему периметру, только обновлённая. И, конечно же, тот же лес вокруг этого благодатного уголка.
В последний раз я побывал там совсем недавно. Выключил зажигание неподалёку от входных ворот. Полюбовался осенними красотами леса. Остановил взгляд на тропинке с левой стороны ограды, откуда… откуда сейчас должна появиться Танька с книгой в одной руке и одеялом в другой. Моё ожидание было настолько явственным, что я вздрогнул, потряс головой и перевёл взгляд на что-то другое, иначе бы точно вышла настоящая Таня, и это означало бы, что я сошёл с ума. У меня и без того невероятное ощущение – будто все события 33-летней давности, участником которых я был, произошли совсем недавно, может, минувшим летом, когда лес ещё был зелёный и в нём водились клещи. Боже, как быстро пролетает время, как непродолжительна наша жизнь! Много чего не успеваешь сделать, тем более – переделать.
На скамейке моей с каждым вечером становится холоднее. Перестали ходить за угощением и тереться у ног забавные друзья мои ёжики, наверно, легли в спячку. Мысленно желаю им благополучия. С липы срываются листья и комьями падают на голову, словно о чём-то напоминают. Да знаю, знаю я всё, и всё понимаю. Просто такой я упрямый характером, не хочу уходить отсюда до последнего. К счастью, меня никто и не зовёт. Далёкая Таня, наверно, и не подозревает, что я смотрю сейчас в холодное небо и думаю о ней. Как там она сказала? «Наступила осень». Верно, Таня. У тебя ранняя, а у меня уже поздняя. Скоро зима.