Две девочки собрались погулять. Морозным вечерком. “Посниматься”, если вы в курсе о чём я. Десятиклассницы — подружки-хохотушки. Не сидится дома, общения хотят.
Милые вполне девочки. Одна посимпатичнее, другая — “с пивом потянет”. Зато у этой родители побогаче, сегодня, вон, и шубку новую надела. Мутоновую, цвета маренго. Идёт, щёки кутает в воротник, глазками стреляет. А второй и стрелять не надо — за неё всё длиннющие ноги в ажурных колготках говорят.
Томным вечер стал почти сразу. Подошли два молодых человека, с гормональным уровнем оленей в период гона. То-сё, пригласили послушать музычку. Домой, конечно — чего мёрзнуть зря. Та, которая в шубке упиралась сперва. А симпатичная ткнула подружку локтем и прошипела в ухо: “А на хрена мы тогда вообще гулять шли?” И правда. На хрена?
Пришли к оленям домой. Опачки — а тут еще трое. Вот как бы и всё. Длинноногую эти трое сразу увели в другую комнату. Крики, удары, хныканье, сопение. Та что с глазками — в слёзы. Очень их эти слёзы тронули, конечно.
Схитрить думала — за сердце схватилась. Сердце, мол, слабое у меня, убьёте — срок дадут. Стоит бледная вся, глаза закатывает натурально очень.
Испугались. Усадили её на диван, один олень за водой пошёл, второй сидит рядом, лапает. Девочка глазки открыла, жалобным голоском говорит: “Давай я только с тобой, а? По желанию ведь лучше будет, правда? Я ласковая, любить тебя буду нежно-пренежно”. Любить она его будет. Член только в учебнике анатомии и видела. А оленю идея понравилась. Вышел быстренько на кухню, перетёр там с корешем. Вернулся — давай люби. Дала как умела. То есть никак. Подоспел и второй, торопит дружка. В другой комнате всё то же сопение на три голоса. А хныканье стихло совсем.
В общем часа четыре всё это длилось. Трое из соседней комнаты слиняли бухать, а два оленя и девочки остались. Женщины то есть. И что с ними делать теперь — непонятно. Посовещались олени, пригрозили прибить если проболтаются и отпустили с богом. Девочки вещички руками дрожащими собрали быстренько, оделись кое-как. Та, что в шубке, рукавом зацепилась за кружку с чаем и всю на себя пролила. На мутон маренговый. Сладкий, липкий чай. Шубку жалко до невозможности.
Ночь, мороз, идут девочки, молчат. Друг на друга не смотрят. Пришли домой, а там у каждой свой концерт. Пошумели и успокоились — не убивать же дурочек.
У богатой — блат в милиции. Вычислили как-то оленей и их родителей. Послали парламентёров. Так мол и так — сажать будем ваших деток. А те — контрпредложение — давайте их поженим? У шубкиной мамы истерика случилась. Еле откачали.
Сошлись на двух тысячах. Каждой. Шубкины родители деньги ей на сберкнижку положили. Приданое пусть будет. А симпатичной ничего не досталось — мамаша всё отобрала и потихоньку пропила. Отец-то её за убийство тётки своей сидел. Раскольников хренов. Но это другая история.
Девочки и не дружили после того случая. Развела их судьба, как говорится. Симпатичная как-то сразу по рукам пошла. Лет через пять пропала в Турции, что ли. А шубка — ничего. Институт окончила, замуж вышла. Работает в школе, литературу преподаёт.
Оральный секс терпеть не может, правда.