Дед Михаил

Алевтина Лепешова
По материнской линии у Альки были еще баба Шура и дед Михаил - оба уже на пенсии. Дед, по характеру непоседа, всегда находил себе какую-нибудь работу по хозяйству. Сажал не один участок картошки. Промышлял, чем мог: зимой и летом рыбачил, ходил в лес за грибами, за ягодами. Уйдет за клюквой - целую неделю живет на болоте. Вернется - вылитый леший, не отличишь. Подшивал валенки: себе, родственникам, знакомым. В углу их небольшой комнаты всегда стояло несколько пар на очереди. Еще дед играл на гармони. Про нее надо
сказать отдельно. Это была старая хромка, не один раз побывавшая в ремонте. В нескольких местах вместо кнопочек приделаны пуговицы. Но звуки выдавала вполне сносные, слушать можно было.

Когда дед бывал трезвым, играл и напевал песни одну за другой. А когда ему,
как говорила баба Шура, «попадало за губу», его голова клонилась набок, пока окончательно не ложилась на гармонь. Тогда он начинал играть плясовую или частушки. Народ, в основном бабы, появлялся мгновенно. Маленькая комнатушка набивалась битком. Кто побойчее, нахваливал деда: «Давай, дед Михаил, играй, не спи. А мы тебе споем и спляшем». И тогда дед, растягивая меха, начинал играть с новой силой. Бабы сильно топали, пели частушки - веселые и похабные, кто во что горазд.

Бабушка относилась к этому снисходительно. Когда чересчур бойкая дамочка начинала донимать деда, говорила: «Да хватит уже вам. Заморили ведь совсем». Бабы расходились неохотно. Это были в основном одинокие после войны женщины. Радости в жизни видели мало, и дед Михаил служил им отдушиной.

Если он собирался в лес за грибами или за ягодами, с ним всегда напрашивался целый бабий отряд. Каждая его уговаривала по-своему. Одна придет со слезами: «Возьми, Михаил, с собой, насобираю ягод, хоть варенье ребятам сварю». Другая с порога объявит: «Дед, говорят, ты за ягодами идешь? Не забудь мне сказать». Народу собиралось человек по десять. Бабушка ругалась: «Где ты, дед, столько ягод-то найдешь? Ведь каждой надо набрать». Алька тоже ходила не один раз с дедом, приносила и ягод, и грибов.

На этот раз он никому не сказал, что едет за малиной. Ехать он собрался к дочери во Всеволодо-Вильву и брать с собой, кроме Альки, никого не хотел. Каким-то образом бабы узнали об этом, и опять собралось двенадцать человек. Ехать в Вильву надо на поезде, но это никого не остановило.

Дочь встретила отца неприветливо: «Привел с собой полдеревни». Переночевав, утром все отправились в лес. Дорога была длинной, шли долго. С песнями, с шутками добрались до места. Ягод было немного: в основном оборы. Стали смотреть, куда идти, решил - за черникой. Этот лес дед не знал: решили просто поискать. Снова пошли вперед через буреломы. Алька еле успевала за взрослыми. Дома ей дали большое эмалированное ведро, десяток яиц, хлеб да бутылку с квасом. Все это весило немало, и вскоре она стала уставать.

А дед все шагал и шагал по каким-то только ему известным приметам. Вскоре женщины стали замечать, что ходят-то они по кругу: вроде бы они здесь уже были.

Дед яростно спорил с ними, доставал компас и говорил: «Правильно идем. Вот север, а вот юг. Эта штука серьезная, не обманет. Надо на дорогу выходить, никаких ягод здесь нет». Все слушались его, как командира. Успокоившись, опять шли шеренгой след в след. Алька была замыкающей. Женщины посердобольнее оглядывались на нее: не отстала ли?

Казалось, дороге не будет конца. Бабы стали роптать: мол, снова пришли на то же место. Дед невозмутимо повторял: «Механизм не обманет. Вот север, а вот юг». Тут одна из женщин заголосила: «Ой, мамонька родимая, да ведь мы заблудились. Бабы, всю одежду переодевайте наизнанку». Дед и сам понял: что-то тут не ладно, не туда завел. Он не успевал отвечать на бабьи укоры и упреки.

Все переоделись, и Алька тоже. Дед без конца смотрел на компас. Прошли еще немного, и даже сомневающиеся поверили в то, что заблудились. Сели отдохнуть и перекусить. Кто-то читал молитвы, кто-то плакал. Дед виновато сидел в стороне. Алька съела раздавленные бутылкой яйца и безрадостно смотрела по сторонам. Солнце стояло высоко, а ведра были пустыми. Кругом лес, высокие ели - страшно.

Вдруг далеко-далеко послышался шум трактора. Появилась надежда выйти из леса. Звук то исчезал, то снова появлялся. Люди бежали на шум, останавливаясь, прислушиваясь. Неожиданно трактор затарахтел так близко, что все подумали: он
тут, прямо за елками.

Пробежали еще немного и вышли на дорогу. По ней ехал трактор с прицепом. Ринулись к нему наперерез. «Где это мы? - спрашивали они у тракториста. - Где Вильва?». «О, бабоньки, куда вас занесло-то. До Вильвы километров восемнадцать будет». Бабы так и сели. Кто заплакал, кто ругал деда на чем свет.

А потом уехали с трактористом до соседней деревни. Остались Алька с дедом одни. Дед в расстроенных чувствах закинул свой компас в лес.

Немного отдохнув, они тоже пошли обратно в деревню. Солнце припекало, Алька брела за дедом, понуро таща пустое ведро. За поворотом дорога пошла под уклон. Внизу поперек дороги протекал ручей. Дед немного повеселел и зашагал быстрее, подмигивая Альке. Вот, мол, и вода, и отдых, а дальше видно будет. Посидели у ручья, напились, отдохнули. Дед курил и все посматривал на угоры. «Алька, а ведь еще не все потеряно. Иди-ка сбегай вон туда, - он показал рукой вверх. - Если мои глаза не обманывают, то там земляника».

Алька столько ягод еще не видела. Она глазам не верила. Оба бугра были красные от ягод, даже ступить некуда. Не вставая с колен, они часа за три-четыре собрали по ведру земляники. Правда, в Алькином ведре было до полоски. Дед больше не дал собирать: «Ешь ягоды сама, сколько сможешь. До деревни далеко, полное-то ведро не унесешь».