Подарок

Георгий Разумов
        В 11 году я совершил молниеносный визит в Караганду, всего на одни сутки. Прилетал на юбилей к своей сестре, которой стукнуло к той поре 70 лет. Недавно моя очаровательная племянница, дочка сестры, показала мне фотографию, где я запечатлен поющим и играющим на баяне на том самом мероприятии. Фото самое обычное, два старика, один пиликает на  баяне и что-то старательно выпевает, другой кому-то улыбается, ничего особенного, но мне  эта фотка напомнила  очень многое. И виной тому - баян. Вспомнилось, как он попал в мои руки, захотелось рассказать эту весьма примечательную для меня историю.
        В 1964 году поступил я в мединститут. Люди постарше возрастом хорошо помнят, что непременным атрибутом студенческой жизни были поездки на сельхозработы. Не миновала сия чаша и меня. В конце августа нас, первокурсников, собрали в институте, распределили по группам, и направили кого куда. Мне с моим другом  Саней Сурковым выпало ехать в совхоз "Щидертинский" на уборку хлеба.
        Приехали, обустроились и приступили к работе. Нам с Саней выпала честь работать на току. День и ночь комбайны убирали хлеб на полях, день и ночь грузовики везли этот хлеб на ток, день и ночь мы его разгружали и постоянно пропускали через веялку, чтобы зерно в гуртах не загоралось от перегрева, сырое зерно, как известно, склонно к самовозгоранию и его нужно обязательно сушить.
        Впахивали мы от души. За смену приходилось только с грузовиков сгружать по 180 - 200 тонн сырого зерна, а уж сколько приходилось его лопатить, подгребая к лопастям веялок, и говорить не хочется. К концу смены уставали  очень даже прилично. Тем не менее, молодость есть молодость. Через час-другой после смены откуда-то брались силы и что-то смутное, бродившее в душе, просило праздника. Мы собирались,  придумывали кто во что горазд разные развлечения, игры, но музыки не хватало. Тут студенческий народ, прознавший, что я баянист, на собрании порешил откомандировать меня в Караганду домой за баяном. Пришлось ехать. Дома у меня был старенький, видавший виды баян, который я купил еще в Пскове, черт знает в какие времена. За эти годы ему изрядно досталось, и он имел весьма непритязательный вид. Тем не менее, с ним наши вечера стали гораздо веселее.
        Жили мы в большом саманном бараке в центральном отделе его, с левого края жили женщины из обслуги пункта питания, то бишь столовой, а в правом - механизаторы, трактористы и комбайнеры.   Каждый вечер, когда я не работал в ночную смену, все свободные собирались у входа в барак, я выходил, садился на скамеечку и начиналось веселье. Мы и пели, и плясали, и танцевали, а иногда я устраивал вечера классической музыки, так как умел играть очень многое из классики. Само собой, что к нам стали подсаживаться и женщины, и механизаторы, свободные от смены.
        В ходе вечеров все между собой перезнакомились, и хотя механизаторы были значительно старше нас, молоденьких щеглов, между нами установились отличные дружеские отношения. Они, механизаторы, даже относились к нам с некоторым почтением, как к людям , которые будут когда-то докторами.
        Некоторое время спустя я приметил, что один из механизаторов, человек возрастом уже далеко за сорок, как-то по-особому относится ко мне, выделяя из всех.  Вечерами он старался подсесть поближе ко мне, если где-то встречались, старался заговорить о чем-то, мало-помалу мы сблизились, часто говорили на разные темы. Он мне между прочим, поведал, что сидел десять лет на Колыме, как враг народа.  Еще он всегда выказывал огромное почтение к баяну и музыке. 
        Время летит быстро,  мы и не заметили, как пролетели почти полтора месяца нашей работы. Мы с Саней заработали довольно приличные по тем временам деньги, а за ударный труд и его, и меня наградили юбилейной медалью "10 лет целины".   Пришла пора нам всем уезжать и расставаться с нашими новыми друзьями-механизаторами, тепло попрощался и я с Николаем, так звали моего нового старшего друга.
        Я вернулся домой, началась учеба, потекли  напряженные будни, полные новой работы.  Где-то ближе к концу ноября приезжаю как-то в субботу домой из института, а дома меня ждут. Смотрю, за столом в кухне сидит Николай и еще один его коллега по работе, тоже бывший с нами в совхозе, не помню уже, как звали его. Ну, как водится, обнялись, восклицания, приветствия. Как же вы меня нашли? - спрашиваю у мужиков. Они как-то уклончиво что-то пробормотали, что человек, дескать, не иголка, и что главное не том - как, главное, что мы встретились. И приехали мы к тебе, Георгий, не с пустыми руками, говорит Николай. Вот, посмотри-ка, что мы тебе привезли. Смотрю - стоит футляр, в каких обычно хранятся баяны. Открываю, а там - баян, нарядный, красивый, и в отличном состоянии. Мы его тебе в подарок привезли, бери, он твой.
        Эх, говорю, мужики, подарок этот, конечно, мне очень приятен, но уж больно он дорогой, не возьму я его, не могу, просто не могу, а денег у меня купить его нет.
        Погоди-ка, Георгий, больно ты молодой да торопливый. Не спеши, давай поговорим -  с этими словами Николай открыл портфель, который стоял рядом, достал оттуда бутылку водки, какую-то закуску, поставил на стол, тут и я спохватился, ой, говорю, как же я это гостей-то встречаю?! Короче, быстренько все сгоношили, сели, разлили, чокнулись, выпили-закусили и потекла беседа.
        Баян этот, Георгий, купил я очень давно - начал рассказ Николай - еще до того, как меня упрятали в лагеря. Смолоду сильно я музыку любил и прямо бредил, как мне хотелось выучиться играть на баяне.  Работал, деньги копил, думал -  куплю, пойду в клуб, в кружок, и обязательно выучусь игре. Сам буду себе играть все то, что мне нравится. Короче, только я его купил, еще, как говорится, не успела с меня радость улетучиться, как приехали за мной, а дальше ты уже знаешь.
        Десять лет оттянул, да еще ссылка в Казахстан, а баян так и ждал меня на родине. Конечно, понял я уже к той поре, что опоздал учиться музыке, да и с руками моими, на Колыме морозами покалеченными, много не наиграешь. Зол я был на весь мир, на всё и вся, но к баяну  теплое чувство оставалось. Как только кончилась моя ссылка, съездил я на родину, забрал у дядьки баян свой, и сюда вернулся, так как там уже никого из семьи в живых не осталось. Так и жил этот баян возле меня. Поглядывал я на него и не знал, что же с ним делать.  Мне  на нем не играть, а кому-то просто так отдать-продать - рука не поднималась, пока не познакомился с тобой.
         Очень уж ты меня своей игрой, своей душой, которая у тебя в музыке жила, меня разбередил, Пока жили мы в совхозе и слушал я тебя, что-то таять стало в сердце моем и отмякло оно. Еще тогда я решил, что найду тебя в городе и подарю тебе этот баян, твой уже старый и совсем неважнецкий, а мой, хоть и старый, но сосем новый, ведь никто на нем так и не играл.  Очень я прошу тебя - прими ты этот баян в подарок, играй на нем и меня вспоминай иногда, а я тебя всегда помнить за твою игру буду.  Тронула меня речь его, молча приобнял я его, руку пожал и сказал: спасибо тебе, Николай, пусть будет по-твоему.
        Так и остался баян этот у меня. До конца учебы в институте я играл на нем время от времени, но все реже и реже - очень уж мало времени на это оставалось. Потом отправили меня  на Дальний Восток.  Баян я, уезжая, оставил своей сестре (она тоже малость умела играть), так и хранится он у нее до сей поры. Бываю я там редко, не чаще раза в 10 лет. Инструменту этому уже далеко за шестьдесят годков, учитывая всю его историю, так что он для меня вдвойне ценен. И Николая я помню, как видите, до сих пор, и храню в сердце к нему теплое чувство.
       Витиеваты и капризны порой тропинки судьбы,  как и ручейки чувств, которые текут в наших душах.