Звонок

       

                ЗВОНОК
     Писатель  Олег  Афанасьевич  Димов  ушёл  из  этой  жизни  в  мае.  Начинал  цвести  багул.
    Дурные  вести  доходят  сами. 
   Ещё  с  2012  года  просачивались  осторожные  слухи  о  болезни  Олега  Димова.  Но как-то  всё нечётко,  неясно.  И  разговоры  были  шатки,  неустойчивы.  Потом  появилась  светлая  полоса, от  неё  шли  тепло  и  надежда:  где-то  далеко,  может,  в  самой  Москве  есть  кто-то,  какой-то  человек,  целитель,  который  творит  чудеса,  и надо  поехать,  и  всё  уже  готово,  и  ехать  надо  на  поезде,  и  вот-вот… 
    А  потом  Олега  положили  в  больницу.  Онкология.  А  потом  выписали. И  выписали  как-то  быстро.  Так  быстро,  как  не  бывает.  И  стало  понятно  -  ЗАЧЕМ  выписали.
   После  выписки  Олег  жил  на  даче,  работал  над   романом.  Роман-то   был  написан,  Олег  доводил  его  до  ума,  шлифовал,  правил  -  «точил»  слово,  каждое  предложение.  И  торопился  -  мало  времени  оставалось.
   К   тому  времени  у  меня  оформился  цикл  прозаических  миниатюрок,  коих  набралось  с  полсотни.  Я  дал  им  название  «Блики».   На  этом дело  застопорилось.  Интуиция  подсказывала,  что  не совсем  уж  они  плохи,  что  что-то  в  них  есть,  но  этому  «что-то»  требовалось  подтверждение.  И  подтверждение  надо  было  получить  от  человека  с  хорошим  литературным  вкусом,  а  таких  людей  во  все  времена  и  во  всяком  месте  не  густо.  И  появился  повод  позвонить  Олегу.  Уважительный  повод.
   Надо  сказать,  до  больницы  мы  довольно  часто  перекидывались  с  Олегом  по  телефону   или  по  электронной  почте.  А  после  больницы…  А  после  больницы  я  не   мог  найти  повода  ему  позвонить.  Даже  дело  не в  этом  -  не  мог  найти  верную  интонацию  для  разговора.  Какой  бы  тон  я  ни  подбирал,  всё  одно  он  был  фальшивым  -  от  жалостливого  до  бодряческого.  «Блики»  давали  возможность  выбрать  относительно  честную  интонацию  -  рабочую.  Относительно  -  потому  что  в  ТАКОМ  случае  любая  интонация  будет  натужной,  неверной:  это  как,  зная  о  смертельной  болезни  человека,  строить  совместные  планы  на  будущий  год,  говорить  о  байдарочном  сплаве  по  реке.
    Но  к  этому  своему  возрасту  я  уже  научился  врать,  глядя  в  глаза  человеку.
   Позвонил.
   Поговорили.
   Отправил  электронной  почтой  подборку.
   Трудно  даются  такие  разговоры!
   И  надолго  запоминаются…
   Дня  через  три  я  позвонил  Олегу.  На  этот  раз  было  проще  -  было  оправдание  звонку.  И  разговор  был  строго  деловой  -  о  работе.  И  -  ни  слова  о  болезни.  И  он,  и  я  внимательно  обходили  стороной   ЭТУ  глубину.  Так  идут  по  тонкому  льду  -  мелкими  продвижками  вперёд,  не  поднимая  ног,  нащупывая,  прислушиваясь,  чтоб  не  провалиться.   
   Олег  сказал,  что  в  целом  миниатюрки  получились,  что  есть   неточности,  шероховатости.  Надо  дать  им  отлежаться,  время,  как  пресс,  выжмет  лишнюю  воду,  после  этого  недостатки  увижу  я  сам.  А  в  конце  разговора  я  небрежно  и  как  бы  вскользь  заметил,  что  особого  значения  этим  своим  «Бликам»  не  придаю,  что  это  проба  себя  в  новом  для  меня  жанре…    Олег  перебил  меня  и  сказал,  что  вот  тут  я  лукавлю,  что  если  бы  для  меня  это  было  всё  равно,  то  я  бы  не  отправил  ему  СЕЙЧАС  свои  произведения.   На  слове  СЕЙЧАС  он  сделал  нажим.  Я  понял,  какой  разный  смысл  мы  с  ним  вкладывали  в  это  слово.  И  потом    ещё     немного   помолчали. 
   Это  был  хороший  честный   разговор.  Мы  молчали   о  главном.  И  мы  говорили  о  главном.       О  чём  думали.  И  о  чём  не  было  сказано  ни  слова.
   И  потом  попрощались.
   И  раздались  короткие  гудки…