предыдущая часть7: http://www.proza.ru/2015/09/09/2012
http://www.stihi.ru/2015/09/09/6496
Елена Грозовская. Мертвецы тоже люди. Роман. Мистика, фэнтези
------------------------
У крошечного, нагретого солнцем причальчика пахло тиной и подгнившими досками. Лодка дяди Хорса, пришвартованная у самого края, плавно покачивала ослепительно-белой кормой на спокойной реке. Звенели, как колокольчики, снасти на соседних яхтах. Причальчик дрогнул под уверенной поступью двух дюжин ног, и тут же вода булькнула и запуталась в зелёных водорослях у опор, качнулись, будто поздоровались, яхты, громче звеня снастями.
Я споткнулась от неожиданности: на бело-синем корпусе крупными буквами в старо-русском стиле было выведено «Василиса». На спасательном круге с чёрным якорем – та же надпись.
В честь меня, значит.
– Нравится, дочка? – дядя ловко навел и перекинул мостки, – добро пожаловать, благодетельница наша, берегинюшка! Я бы в твою честь звезду назвал!
Я бормотала слова благодарности и отшучивалась, а дети толпились рядом и рассматривали меня, как оживший памятник.
Дядя нежно погладил свежепокрашенный борт катера:
– Прежний хозяин, тот, что так дёшево продал мне лодку, назвал её «Зефир», и всё жаловался, что всегда с ней были проблемы. А я ему говорю: “Кто же, мил человек, катерок мужским именем называет? Это же не крейсер или линкор. Испокон веков принято у морских людей называть малые суда женскими именами! Вот она у тебя и не плывет дальше берега!” И правда, как засмолили, зашпаклевали и покрасили мы нашу лодочку, да имя новое на борту вывели, помолодела она, как будто вторую жизнь проживает. А строили её, между тем, из леса, что рос здесь по берегам ещё тридцать лет назад. Так что Кура её, родимую, как перышко несёт.
«...Нынешний корабль – стоял он некогда косматым лесом…», – вспомнились древние стихи.
Наконец, все забрались в лодку, и мы поплыли по течению, пересекая Куру по диагонали. Плыть было совсем ничего.
Наш дом, каменный, старинный, времен Николая I, сбережённый временем, главным образом, благодаря высокому своду подвала, защищавшему первый этаж от сырости и плесени, стоял на всхолмлении в Старом городе у подножья Нарикалу близко к набережной, скрытый от любопытных глаз прохожих раскидистым платаном, закрывшим все окна с фасада. Тётя называла платан «наш кондиционер». Его густая тень, действительно, спасала в жару южные комнаты от перегрева.
Как только я вышла из лодки, окинула взглядом зелёные в нежной апрельской свежести холмы, стало так легко и спокойно на сердце, словно и не было долгих девяти лет отсутствия.
Я удивилась, как мало изменилась наша улица. После ливня, омывшего её кривую и изогнутую старую спину, улица очистилась, умылась потоками, унесшими вниз к реке мелкий мусор, окурки, нечистоты собак, кошек и людей, заблестела нарядно в золотых солнечных лучах мокрой брусчаткой с несеянной, наивной травкой у бордюров, заулыбалась кривой расщелиной беззубого, каменного рта и, о чудо, прозрела!
Ничего не изменилось. Все так же торговал фруктами на углу сосед дядя Леван, и щекотало ноздри от сладостного запаха горячего лаваша из лавки напротив. В парикмахерской на углу, в мутной витрине по-прежнему висела знакомая с детства фотография мужчины с прической инопланетянина.
В конторке на первом этаже за распахнутым настежь окном стояла та же колченогая, рассохшаяся канцелярская мебель, и постаревшая секретарша с упорством тутового шелкопряда, быстро перебирая лакированными ноготками, вязала детский свитерок, а седой бухгалтер в сатиновых нарукавниках склонился над тетрадью прихода-расхода будто писал труд всей жизни.
Все так же юркие стрижи селились в норках на холме, и вагончики фуникулёра путешествовали к крепости вверх и обратно. Над ними влюблённая пара орлов кружила в высоком небе, высматривая полёвок среди корней девясила и пырея, и чудесный свет струился в дымке над горами.
Каминную трубу нашего дома, как и прежде сторожил чёрный ворон и грел на оголовике холодные от дождя крылья. Он небрежно посмотрел на меня, протяжно каркнул и принялся чистить смоляное крыло. В гортанном птичьем звуке звучала неразгаданность, не подвластная человеческому уху, а стайка воробьев на дороге мгновенно снялась с места и скрылась в листве.
На развалинах крепости, давно ушедшей в мир забвения и чёрных крестов, старые, мёртвые камни выплеснули ковры ярких цветов, утверждая бессмертие жизни, и шелестел сухими соломинками прошлогодней травы продувной челижный косогор.
Я посмотрела на полукруглое, мутное оконце на чердаке, похожее на икону староверцев:
«А я то, глупенькая, боялась сюда ехать…»
Вздохнув, оглянулась на Куру. И вновь почудился мне тихий зов из её глубин. Сквозняк коснулся щеки, и гнилой, придонный запах тины прервал дыхание. С треском, наотмашь распахнулось оконце наверху, и заплескались, готовые улететь кружевные занавески. Откуда-то из-за угла раздался тихий свист, и ветер донёс до меня грустную мелодию «Сулико».
В узком переулке было совершенно пусто, а между тем, я отчётливо слышала слова:
«Милой я могилку искал,
Но ее найти не легко.
Долго я мучился и страдал.
Где же ты моя Сулико?»
Животный ужас заполнил грудь. Я вдруг представила, как погружаюсь в чёрную мглу: водяные призраки тянут за ноги ко дну, к стылой яри, и русалки с острыми скулами, отплевываясь от длинных волос и взвывая ведьминские порочные песни, кружат рядом, срывая с меня одежду. В животе похолодало, но разумный голос с поверхности произнес просто и уверенно:
«Мир праху твоему в водяном водовороте! Девять лет ты провела без семьи в полном одиночестве. Девять долгих лет пронеслись, как тайфун… Не это ли страшнее?»
Голос привел меня в чувство, я справилась со страхом и вымученно улыбнулась.
Тётя Макоша потянула меня за руку через палисадник, к двери под козырьком.
– Пойдем в дом, Васа. Что-то ты бледна с дороги…
Прдолжение - часть9: http://www.proza.ru/2015/10/19/1441
http://www.stihi.ru/2015/10/19/877
19.10.2015