Июнь 1941 года – это зловещая дата для всех граждан Советского Союза, начало страшной кровопролитной войны с фашистской Германией. Беда эта была всенародной, потому что она унесла 20 миллионов человек, разрушила народное хозяйство, стерла с лица земли многие тысячи населенных пунктов. Фашистская агрессия объединила советский многонациональный народ.
В таежный городок Тавда почти сразу же после нападения Германии стали привозить беженцев, сумевших выехать, унести ноги от озверевших захватчиков, оккупировавших огромную территорию СССР.
Люди были напуганы атаками вражеских самолетов, бомбежкой, смертью близких людей. Их вывозили на восток страны.
Я жил в том городке, родился там, так как мой отец, теперь уже неведомыми мне путями, оказался в этом заброшенном страшном месте, где было очень много лагерей, где содержались тысячи заключенных. А так как он обвинялся в троцкизме и в связи с этим его членство в рядах коммунистической партии (ВКПб) было приостановлено, то он там и жил с семьей, с нами. До расстрельной статьи, видимо, не дотянул, а ссылать еще дальше было уже некуда. Там он как бы притих и многие десятилетия никуда не помышлял уехать.
Эвакуированные родственники приехали из Кривого Рога, привезли мою бабушку. Они успели вырваться из уже разбомбленного и горящего города. Ехали в грязных товарных вагонах. Когда налетали немецкие самолеты и начинали бомбить эшелон с людьми, поезд останавливался. Все, кто мог, выпрыгивали из вагонов, отбегали подальше от состава, сваливались в придорожный кустарник и кюветы. Кто не успевал, тот падал на землю, распластавшись. В это время налетали истребители, они пикировали и расстреливали из пулеметов почти в упор незащищенных мирных граждан, среди которых были старики и дети. Когда раздавался длинный гудок паровоза, извещая об окончании воздушной тревоги, люди с трудом добредали до вагонов, выбиваясь из последних сил, взбирались в них. Многие погибали на том месте, где лежали, и оставались в поле непогребенные. Остальных везли дальше. Но немецкие самолеты снова и снова бомбили поезд, люди опять убегали кто куда, и их также безжалостно расстреливали пикирующие стервятники. Следующие жертвы оставались в поле. Мне известно, что моя тетя Вера «укладывала» на землю двух своих дочерей, мать-старушку и закрывала их своим телом на случай прямого попадания.
На окраине маленького районного центра находился поселочек – пристань для катеров и пароходов.
Был большой двор, две стороны которого ограничивались двумя бараками, две другие стороны – забором. В этот двор въехал обоз, на телегах сидели дети и старики, остальные тянулись пешком.
Эвакуированных было много, одних только наших родственников пятнадцать человек. Все усаживались вдоль забора, уставшие, изможденные, голодные. Люди снимали с себя завшивленные лохмотья, все это тут же сжигалось в костре. Стояло жаркое лето, их мыли на улице. У детей обрезали волосы. Стригли ножницами, как раньше стригли овец.
Жильцы бараков выносили одежду, белье, мыло, которое во время войны было ценнейшим дефицитом. Вычищенных, вымытых, одетых во все свежее, чистое, хоть и старенькое, белье и одеяние эвакуированных размещали в семьи, в квартиры. А квартиры-то были – одно название. Барачные клетушки, выгороженные дощатыми перегородками.
Семьи уплотнялись, расселяя у себя беженцев, делились, как говорят, последним куском хлеба. Милосердие, доброта, сострадание – все эти общечеловеческие качества выплеснулись из жителей города и обволокли несчастных. Война стала всеобщей бедой, горем. Миллионы русских, украинцев, евреев, белорусов, других национальностей были вывезены из эпицентра трагедии на Урал, в Сибирь, в Казахстан, Узбекистан – туда, где не было войны. Народ объединился, сплотился в одну семью, чтобы, стиснув зубы и расправив плечи, включиться в эту жестокую войну. Для победы над врагом необходим крепкий тыл. Нужны были танки, самолеты, орудия, стрелковое оружие, боеприпасы, и все в огромных количествах. Без этого врага не сломить, не уничтожить. А еще советских солдат надо было кормить и одевать. Все это давал тыл. Трудящиеся люди, хоть и находились далеко от линии фронта, готовили, приближали победу. Находящиеся в западной части СССР заводы в кратчайшие сроки вывезли на восток. Оборудование и станки безостановочно монтировали под открытым небом в жару и мороз. Работали все, кто был способен работать. Уже пошла на фронт первая продукция военных заводов. Эшелоны шли и шли на запад, они уже везли наше спасительное, а для озверевших захватчиков – смертоносное оружие. А в это же время над станками, оборудованием, над конвейерами, с которых сходили танки, над прокатными станами возводились стены и крыши уже действующих цехов. Под девизом «Все для фронта!» миллионы советских людей превратили свой ратный труд в каждодневный, круглосуточный подвиг. Труженики тыла стали единой многонациональной кузницей победы.
Сейчас Советского Союза нет, и я об этом не жалею, так как считаю, что его развал есть историческая закономерность. А если это закономерность, то чего же жалеть? Империй, таких как СССР, в мире было много, и все они рассыпались, канули в Лету. Так что нечего жалеть.
Но вот с разделением страны разделились народы! Вот о чем жалею. Мы были братскими народами независимо от вероисповедания. И это не плакатное братание, так было на самом деле. Конечно, история образования нашего государства, превратившегося в самое крупное в мире, вызывает много толков и толкований. Есть исторические подтасовки, искажения. Я-то думаю, что «наворочено» немало лжи и придумок. Честные историки подтверждают это. Сегодняшние правители после отделения бывших советских республик и под нажимом теперь уже суверенных государств больше не могут скрывать порой и вероломное присоединение окраинных территорий к России. Сколько же было пролито кровушки русских солдат и якобы добровольно присоединившихся национальных меньшинств!
Говорят, время лечит, плохое забывается, хорошее помнится всегда. А жизнь показала, что время не лечит, а залечивает, плохое не забывается, а на подкорковом сознании оно зафиксировано навсегда, а хорошее забывается, вытесняется из памяти плохим. На завоеванные окраины Россия оказала влияние благотворное. Погибающие нации были спасены от полного исчезновения. Были такие народы, которые Россия вывела из мрака безграмотности, а то и дикости в мир относительной цивилизации. Союзные республики не были самостоятельными, суверенными. Но у них при советской власти появилась своя культура, была создана своя промышленность, наука, организовано образование.
До определенного момента царская Россия и Советский Союз несли в республики всемирный прогресс. Но только до определенного времени. А дальше происходили процессы, очевидно, неизбежные при колониализме, да еще ускоряемые имперской политикой всех «начальников» нашего государства. Правильной национальной политики никогда не было. В большинстве своем безграмотные, необразованные вожди пытались искусственно, насильственно создать мифическую, единую советскую нацию с единым языком.
Я это хорошо помню из школьных программ. Досоздавались! А нынешние вроде грамотные, вроде образованные, но национальная политика такая бездарная, что угроза дальнейшего развала страны по-прежнему существует.
Возвращаясь к сороковым военным годам минувшего столетия, смею утверждать, что братские отношения граждан разных национальностей, живущих в моем таежном городке, бесспорно, были братскими. Я же это помню. И именно поэтому так тепло и заботливо встретили приехавших к нам беженцев из Европейской части СССР.
Перепуганные, истощенные, физически изможденные люди начали «оттаивать», потихоньку начинать новую жизнь. Кто обзаводился огородом, кто запасался таежным подспорьем – ягодами, грибами, кедровыми орехами. Кто-то запас траву, сено для появившегося домашнего скота. Другие смогли устроиться на работу. Была своя местная промышленность, на заводах изготавливалась специальная фанера для создания самолетов, пиломатериалы. На судостроительной верфи строились баржи. В общем, все для фронта. Все жили дружно, несмотря на бедноту, тесноту, нехватку питания, хотя это были совершенно чужие друг другу люди. А уж о взаимоотношениях нашей семьи с приехавшими украинскими родственниками и говорить нечего.
Мой отец, отчаянный и типичный коммунист, потерявший здоровье еще в борьбе за становление советской власти, на фронт не был призван. Грамотные, образованные мужчины – а он был таковым – в тылу тоже нужны позарез. Он был номенклатурным чиновником районного масштаба: директором судоверфи, одним из руководителей фанерного комбината, работником советских органов – как говорилось: «Куда партия пошлет». Он принимал самое активное и непосредственное участие в приеме всех эвакуированных, расселении, трудоустройстве, налаживании сложного тылового быта. Своим родственникам он тоже помогал, стараясь устроить на работу – то ли на любую, то ли по специальности. И все работали.
Во многих домах было радио. Люди вслушивались в сводки Совинформбюро и жадно следили за переломом хода войны. За тем, как наши войска погнали фашистов от Москвы назад, на Запад. Каждая победная фронтовая операция встречалась с радостью и надеждой. Еще больше было радости, когда немцев вышибали из населенных пунктов. Особенно ждали новых сводок об освобождении городов и деревень эвакуированные. Они вслушивались в сообщения Левитана, каждый раз надеясь услышать об освобождении родного дома, а услышав об этом, сразу же начинали говорить о возвращении. И не важно, что там их ожидали только руины. Но ничего более привлекательного, более желанного, чем дом родной, даже разрушенный, у них не было. И как только малая Родина освобождалась Красной Армией от фашистской нечисти, они начинали собирать, упаковывать свои вещи. А вещей и не было, только жалкий скарб, но который там, на Родине, мог пригодиться.
Пробил час и для моих когда-то далеких родственников, в одночасье ставших самыми родными и близкими. С одной стороны – радость, несмотря на то, что ничего хорошего там они не ждали. Все знали, что их город Кривой Рог уничтожен, разрушен. Но теперь он свободен, значит, надо возвращаться. Здесь, в таежном городе, люди отогрели их теплом своих сердец. Но было понятно, что все-таки это чужбина, и жить здесь становилось уже невмоготу.
С другой стороны, еще горе. Возвращаться домой будут не все. Старшее поколение – бабушки, дед, один мой дядя остались там навеки, не дожив до Победы. Счастье возвращения было горьким: предстояло прощание с могилами. Где теперь эти могилы? Семьдесят лет и тысячи километров от родной Украины наверняка сделали их безымянными или вовсе утерянными.
Эвакуированные граждане страны возвращались в свое разрушенное жилье, чтобы начинать новую жизнь.
Прошло 70 лет со дня Победы. Раны, нанесенные войной, зажить никогда не смогут. Они лишь затянулись. Все послевоенные годы я и моя семья очень плотно и по-родственному общались со своими криворожанами. Они стали мне самыми близкими людьми на всю оставшуюся жизнь. От Кривого Рога до Москвы ехать поездом немногим более суток. Мы ездили друг к другу, кто чаще, кто реже, на протяжении долгих десятилетий. В радости мы вместе смеялись, в горе вместе плакали. Наши родители были двоюродными братом и сестрой. Значит, я своим криворожским братьям и сестрам уже брат, троюродный. Казалось бы, ну что это за родство? Говорят, «десятая вода на киселе». А вот и не так, потому что народ и другое говорит: «Кровь родная не водица». И это – правда. Мы стали друзьями навсегда. А свела нас всенародная беда – это нашествие лютого врага – фашистов Германии. И эвакуация.