У английского поэта средневековья Джона Донна есть одно стихотворение, которое Эрнест Хемингуэй взял эпиграфом к своему роману "По ком звонит колокол". Его часто используют в качестве цитаты и в наши дни. В стихотворении говорится о том, что человек не остров, а часть материка. И когда он покидает мир земной, материка становится меньше. Следовательно, с уходом из жизни любого человека уходит и частица тебя самого. Поэтому не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе.
Эти стихи невольно вспомнились и накрепко засели в голове после кончины нашего земляка - художника Михаила Евдокимовича Ткачева. Мы стали заметно беднее. Хотя пока до конца не осознаем всю глубину утраты.
Скоро будет десять лет, как ушел из жизни талантливый художник и замечательный человек. Всего четыре года он не дожил до векового юбилея. Хотя цель такую перед собой ставил. Михаил Евдокимович гордился своими предками, их отменным здоровьем и долголетием. Нередко он говорил так:
-Вот доживу до ста лет, тогда и откажусь от красок и мольберта. А пока надо работать. Сколько еще хочется написать! И сколько еще не написано! А в мыслях бродит.
Да. Печально, что эта мечта художника и долгожителя не осуществилась. Но о ней помнили его калачеевские последователи. Они достойно и широко отметили столетие со дня рождения Михаила Евдокимовича Ткачева. В этот день все много говорили о картинах яркого пейзажиста, о нем самом. Вроде как и пообщались со своим учителем. Высказали многое самое сокровенной, что стеснялись озвучить при жизни художника.
Хотя, конечно же, потеря невосполнима. Впрочем, многие наши калачеевские художники явственно ее ощутили еще при жизни мастера. Два своих последних года Михаил Евдокимович не приезжал на лето в наш город. Ученикам мастера не к кому было пойти и посоветоваться о своих работах. К тому времени Михаил Евдокимович почти полностью потерял зрение. Ничем помочь своим питомцам он уже не мог. То ли дело раньше. Редко кто не нуждался в ценных советах Михаила Евдокимовича. Он умел быстрым взглядом оценить этюд, найти в нем удачное и нужное, заметить промах.
Памятен пример, случившийся лет десять- пятнадцать назад. Как-то жарким летним днем Михаил Евдокимович по своему обыкновению работал у мольберта в своем дворе. Часам к двенадцати появился художник Владимир Вербицкий. И сразу к делу:
- Михаил Евдокимович, что-то у меня не получается. Вроде все как на натуре. А на холсте все не так.
- Тут и с первого взгляда видно. Всюду только зелень. Воду закрывают листья кувшинки. Слишком их много.
- Но там они растут именно так.
- Мало ли как там есть. На этюде их требуется меньше. Или совсем надо убрать.
Володя долго смотрел на свое полотно. Чувствовалось, что он пытался мысленно представить себе натуру глазами Михаила Евдокимовича. И вот увиделось:
- А ведь действительно так лучше. Сейчас и отправлюсь домой. И мигом все переделаю.
Было время, когда Михаил Евдокимович с утра отправлялся на этюды в окрестности Калача. С ним в компании обязательно шли местные художники. Они жадно ловили каждый мазок мастера на холсте, учились передавать все многообразие красок пейзажа. И очень многие многое постигли. И достигли. Александр Поплавский теперь член Союза художников России. У Геннадия Бабенко тоже несомненный успех. В свое время он стал известен как иллюстратор многих художественных книг. Его зимние пейзажи украшают дома в Южной Корее.
Представители этой страны с удовольствием приобрели их на одной из выставок. Он неоднократно успешно представлял свои работы вниманию любителей живописи в Воронеже. Полотна Владимира Вербицкого приобретали покупатели из-за рубежа.
В нашем городе неоднократно проходила персональная выставка художника Ивана Лопатина. Он тоже числит себя учеником Михаила Евдокимовича.
Этот список велик. Редкий калачеевец, который хотя бы балуется кистью и красками, не хаживал в утлый домишко в глубине узкого двора, где у порога непременно стоял у мольберта мастер. Он был неизменно строг в оценках. Но высказывал свои замечания так, что это было совсем не обидно. А только радостно. Как будто ты только что открыл глаза и перед ними внезапно явилось такое, что ты каждый раз наблюдал, но по-настоящему сам разглядеть так и не смог. А вот послушал Михаила Евдокимовича – и появилась такая зоркость, о которой раньше и мечтать не мечтал.
Впрочем, говорить об уходе, пожалуй, неверно. Да, человек в могиле. И ничего тут уже не изменишь. Но художник продолжает жить в своих картинах. И не только в своих. А и в работах его учеников. Несколько лет назад в одном служебном кабинете довелось гадать над висящим на стене полотном: Ткачев его написал или не Ткачев. Все особенности письма маслом несомненно его. И можно было бы биться об заклад о его авторстве. Но что-то подсказывало об ошибочности такого предположения. Были отдельные штрихи в мастерстве автора, которые говорили, что это кто-то из учеников Михаила Евдокимовича.
Так оно и оказалось. Картину сняли и по подписи на обратной стороне холста определили, что это работа Александра Поплавского.
Думаю, этот пример не в обиду художнику. Поплавский и сам неоднократно с гордостью говорил, что он стал таким, каким он сейчас есть, только благодаря тому, что учился у Михаила Евдокимовича Ткачева. А это школа со знаком самого высочайшего качества. Не стыдно писать ее почерком, работать в ее традициях. Школа Ткачева давала лучшие навыки в живописи.
Так что, перестав чувствовать и осознавать этот мир, Михаил Евдокимович продолжает жить в своих работах, в его полотнах и полотнах его многочисленных учеников. Манера письма мастера явно просматривается в работах калачеевской художницы Елены Разумной. Да и Владимир Вербицкий нисколько не стесняется ей следовать. А Лене сам Михаил Евдокимович в свре впемя прочил большое будущее, если ее не сломают житейские трудности. И если она не убоится ухабистости и коварства нелегкой жизненной дороги художника. Так оно и вышло.
Сам мастер прошел ее с честью и достоинством. Он не пробивал себе дороги к известности и материальному благополучию. Он просто изо дня в день много и упорно работал. Когда на него обращали внимание, приглашали на выставки или приобретали его полотна, радовался. Что вполне естественно. Но пробивной силой явно не обладал. На сомнительные пути достижения успеха Михаил Евдокимович в своей долгой жизни ни разу не становился. А потому прожил ее с честью и большим достоинством.
В разговорах о художниках он строго просил считать его приверженцем классической реалистической живописи. А импрессионистов иногда даже поругивал. Хотя и не отрицал, а даже похваливал мастеров этого направления.
Но ведь сам Ткачев импрессионист чистейшей воды. В его полотнах столько света, столько воздуха. Все свои последние годы мастер не пользовался углем или карандашом. Ему не требовалось сначала рисовать контуры пейзажа, а потом уж писать его маслом. Он сразу наносил на грунтованный холст мазки. Он умел и хотел передавать настроение. И это у него получалось просто изумительно.
Михаил Евдокимович Ткачев не получил, на мой взгляд, той доли
признательности, которая в полной мере соответствовала бы его дарованию. По большей части его полотна выставлялись на коллективных выставках да по случаю календарных или юбилейных праздников. В Ленинградском отделении Союза художников созрело решение провести персональную выставку Михаила Евдокимовича Ткачева в своем выставочном зале только в честь его 70-летия. Да и то получилось так, что его оттеснили более нахрапистые. Она состоялась только в год 75-летия. И все крайне удивились тому, какой она вызвала резонанс среди любителей живописи. Тогдашний руководитель Ленинградского отделения Союза художников М. К. Аникушин с удивлением воскликнул:
- Миша! Да когда же ты все это успел! Иному и двух жизней не хватит, чтобы столько написать!
Момент этой встречи кто-то запечатлел на фотоснимке. Его Михаил Евдокимович охотно показывал многим калачеевцам.
Большую часть своей долгой жизни художник провел в Ленинграде. Там у него квартира и в годы советской власти была мастерская. Но душой Михаил Евдокимович тянулся на родину. Тут он отходил от житейских неурядиц. Тут он наиболее плодотворно и самозабвенно работал. У него, как и у художника импрессиониста Ван Гога, никогда не было выходных. Михаил Евдокимович и отдыхал за работой. Рано вставал и поздно ложился. Когда к нему ни приди, он у мольберта на своем дворе. И все этюды укромных калачеевских мест. В неброском, неприметном он умел разглядеть что-то завораживающее, теплое, душевное и значительное. Помнится, со стороны стоматологической поликлиники художник писал гору Пеньковую. Гора как гора. Всю жизнь на нее ходим и кроме пыли да цепляющегося к одежде репейника ничего в ней не замечали.
И на полотне художника она точно такая, какой мы ее привыкли видеть. Но есть там такое, что от холста глаз не оторвешь. Начинает казаться, что на этом холме с минуты на минуту может показаться всадник в островерхой шапке и вмиг лавина дикой орды ринется на город. Мастерство в этой работе поистине непостижимое. Глядишь на этюд и ощущаешь многовековую пыль на нашей примелькавшейся глазу горе.
Приходилось слышать от местных художников, что непревзойденный мастер пейзажа зря берется за портреты. Они у него не всегда похожи на оригинал и не всегда выразительны. Не берусь спорить с людьми, которые разбираются в живописи гораздо больше меня – дилетанта. Только в его утлой хатенке висели до беспредела запыленные портреты, которые трудно причислить к маловырательным. В них явно просматривается и характер оригинала, и его сущность, и его настроение. А уж как они отразили внешнее сходство с оригиналом – не мне судить.
Мне пришлось видеть портрет художника Ивана Лопатина кисти Михаила Евдокимовича. Много довелось видеть портретов этого талантливого карикатураста. Но перед работой Ткачева все они меркнут.
Я давно знаю художника Лопатина. На мой взгляд, он имеет вид совсем не примечательный, не броский. Люди, его не знающие, примут художника за затрапезного сельского жителя. Непритязательно одетый. С обветренным лицом. Невысокого роста и с непомерно горячим нравом,он, порой, собеседнику и слова на даст в разговор вставить.
А что мы видим у Ткачева? С холста на тебя смотрит недюжинного ума и интеллекта человек благородной внешности с сильным характером. На такого люди должны смотреть с большим обожанием и почтительностью.
Михаил Евдокимович Ткачев был непоколебимым сторонником советского образа жизни. Казалось бы, чего за нее стоять? За всю свою жизнь никаких поблажек от советской власти не имел. Каждое лето, как только сходил снег он приезжал в родительскую лачугу, которая поистине на ладан дышала. В ней даже при ослепительном свете на улице царил полумрак. Летом там еще можно было ютиться. Но ранней весной и осенью в халупе стоял невыносимый холод.
Художник сам покупал себе продукты на рынке и в местном магазине и на электроплитке готовил себе скудные обеды. Жизнь поистине спартанская. Но Михаил Евдокимович вовсе не замечал неуютность своего летнего пребывания на родине. Для него существенными и заметными были только успехи или даром потраченное время работы у мольберта.
Помнится, пришлось прочитать, как к Ван Гогу на плейнер приехал Гоген. Они отметили свою встречу вином. И тут Ван Гог не удержался и спросил, пойдут ли они сегодня на этюды. Поль Гоген отверг это предложение начисто. Сегодня, мол, отдыхаем. Ради встречи.
Вот таким тружеником кисти был и Евдокимович. И в людях он ценил первым делом целеустремленность к своему делу. В годы советской власти часто можно было видеть в журналах репродукции картин отдельных художников, на которых для героев полотен труд был радостен и легок. Не работают люди, а получают, будто бы, удовольствие.
Ни одного такого полотна у Ткачева лично мне видеть не приходилось. Художника интересовали обычные люди с прокаленными солнцем морщиныстым лицои, сухим, даже немного изможденным телом, с корявыми натруженными руками. На полотнах Ткачева они не выражали бодрых эмоций. Они словно на минутку присели отдохнуть. А основное их дело - работать, растить хлеб и животных. Заниматься тем, чем уже многие века занимается человек на земле.
В прессе многократно писалось, в каких зарубежных странах покупали полотна Михаила Евдокимовича Ткачева. Список был довольно внушительный. В нем все страны Европы, Соединенные Штаты и даже Япония.
Михаил Евдокимович Ткачев был неутомимым и неисправимым трудоголиком. Все свои физические и душевные недуги, житейские неурядицы он лечил работой у мольберта. И когда случилось так, что он потерял зрение, это стало для мастера настоящей трагедией. Помню, как-то пришел к нему в летний день.
Михаил Евдокимович отдыхал на скамейке. На традиционном месте мольберт с холстом. На холсте этюд. Михаил Евдокимович пытался работать по памяти. Очертание дерева в центре этюда было вполне прилично. А вот крона почему то была написана черной краской.
- Михаил Евдокимович, крона-то черная.
- Разве черная? А я считал, что пользуюсь зеленой краской. Надо тюбики как-нибудь пометить.
Два последних года художник практически не видел окружающий мир. Живя в Санкт-Петербурге в доме на седьмом этаже, он не имел даже возможности выйти и погулять на улице. Любитель необъятных просторов и широкого горизонта оказался запертым в четырех стенах. Зимними короткими днями он ходил по квартире и пытался что-нибудь разглядеть на своих картинах. Это немного грело душу, уводило в воспоминаниях на любимую и такую теперь недоступную родину.
Говорят, в последние дни мастер практически перестал есть. Вероятнее всего, он без своего любимого дела утратил потребность в самой жизни.
Художника уже нет среди нас. Но где-то далеко-далеко незнакомые нам люди, в уютных квартирах, в музеях периодически задерживают свой взгляд на картинах Михаила Ткачева. И теплота этюдов проникает в души смотрящих на ткачевские работы. Она согревает их, отвлекает от повседневных тягот и неурядиц. И хотя бы на короткий миг делает людей добрее.
А мы говорим: Михаил Евдокимович умер. К сожалению, нет его бренного тела.Душа живет в его работах.