Еще один шанс

Александр Угольков
Еще один шанс

Уже три дня я пребывал в сознании, но еще ни разу не встретился с лечащим врачом. Каждое утро и каждый вечер, в палату заходила симпатичная медсестра в удивительно коротком халате и снимала показания приборов. На мои расспросы она не реагировала, лишь дежурно улыбалась и говорила одну и ту же заученную фразу: «Доктор Вам все скажет».
Эскулапы присоединили меня к странному прибору, который выглядел, как игровой аппарат. Я догадался, что он очищает кровь от токсинов, и поставляет лекарства. Думаю, питание, мое одрябшее тело, получало из него же, потому что еду никто не приносил. Меня не терзал голод, и мочевой пузырь не беспокоил. Медицина сильно изменилась пока я… спал.
И вот на четвертый день ко мне зашел высокий шатен с бородкой хипстера и широкой улыбкой, с какой сообщают самые худшие новости. Никаких отличительных черт в его облике я не заметил: ни шрамов, родимых пятен. Лишь необычная прическа бросалась в глаза. Мода никогда не стоит на месте. Я сразу почувствовал к нему неприязнь.
—Я Дмитрий Панаев — Ваш лечащий врач. Как сегодня чувствует себя мой пациент? — Спросил он и стал мне еще более неприятен.
— Как дерьмо Тутанхамона — старым и никому ненужным. — ответил я.
— Главное — бодрость духа! — нисколько не смутившись сказал доктор. Его слова показались мне насмешкой.
— Я вас не понимаю…
— Неудивительно, — сказал он и улыбнулся еще шире, став похожим на чеширского кота, — вы проспали, без малого, девяносто лет.
— Девяносто лет. Так мало. — Эта новость меня не удивила. Я все помнил.
— Не так и мало. Мир сильно изменился за эти годы. — Доктор сел на край кровати рядом со мной.
— Надеюсь. — усмехнулся я.
И вдруг я почувствовал необъяснимое желание высказаться. Я атеист и никогда не исповедовался. Никогда у меня не было верного друга, которому я мог бы излить душу. Но сегодня, после пробуждения, я почувствовал необходимость рассказать о себе. Почему нет? Этот человек подарил мне второй шанс, вернул к жизни, и я хотел войти в нее причащенным, освободившимся от грехов. Оставить их на душе моего некровного родителя, пусть я его вижу в первый раз. Так даже лучше.
— Слушайте доктор. — сказал я — Слушайте внимательно…

Я прожил долгую, но несчастливую жизнь. Мое детство пришлось на страшные годы, закат двадцатого века. Отец – простой учитель, не смог выдержать развала великой страны и найти место в новой жизни. Он умер после продолжительной болезни, когда мне было пять лет.
Мать работала на двух работах, так что я редко ее видел, но денег все равно не хватало. Возвращаясь с работы, она еле держась на ногах. А вечером мы смотрели старенький черно-белый телевизор, развалившись на старом диване, с протертой до дых обивкой, из которых торчали клочки ваты. В рекламных перерывах мама часто говорила: «Учись и работай, и не трать время на пустяки».
Я и не тратил. В старших классах, когда сверстники, гуляли и пили портвейн во дворах, мне приходилось подрабатывать сторожем. Позже в институте я не тратил время на девушек и пирушки, вместо этого коротал вечера за учебниками, кропотливо вчитываясь в каждую строчку, пока буквы не теряли четкость, превращаясь в мелких жучков, бесцельно ползающих на пожелтевших страницах книг, переживших страну в которой писались. 
Была одна девушка — Инга. Мы учились в одной группе. Она нравилась мне. Нет, я не любил ее, но временами мне казалось, что мог бы. Я боялся подойти к ней, находил тысячу причин не делать этого. Она сидела у окна, и ее волосы сверкали в свете солнца как диадема. Она была недосягаема для меня, как для беспризорника недосягаемы сладости за стеклом витрины кондитерской лавки. Будь я поэтом, то написал бы, что рекам наших судеб не суждено было влиться в одно русло. Но я не поэт.
Когда мы учились на четвертом курсе, она вышла замуж за подающего большие надежды боксера. Он плохо кончил. Неоперабельная опухоль головного мозга (не больше зернышка кунжута), поставила крест на спортивной карьере, а алкоголь, поставил крест на нем. Это приносит мне немного облегчения.
После института, я устроился в небольшую компанию бухгалтером. Маленькие деньги и огромный объем работы. Но эта должность дала мне опыт, и что гораздо важнее, связи. Мой начальник — проворный малый. Он ничего не смыслил в деле которым занимался и держался на плаву только из-за влиятельных знакомых. Я понравился ему из-за трудолюбия, впитанного с молоком матери. Мы стали почти друзьями. Он знакомил меня с «нужными» людьми, и вскоре я понял, что не деньги правят миром, а связи.
Признаться, у меня отвратительный характер. Я замкнутый человек, нелюдимый. В каждом встречном стараюсь отыскать недостатки, и нахожу. Я как волк одиночка, который не подпускает к себе никого. Впрочем, не волк, скорее паук. Но Бог, кто бы что ни говорил, большой шутник. Он наделил меня толикой актерского таланта, и встречаясь с теми, кто, мог бы принести мне полезу, я лицедействовал, надевал маску компанейского парня.
Спустя несколько лет я открыл свое дело. К тому времени, мой бывший начальник уже успел разориться. Он понаделал долгов и пустился в бега от кредиторов. Дурак! Мои дела шли куда лучше. Я никогда не шел на большие риски. Старался действовать наверняка. К тридцати годам я мог позволить купить себе хороший дом и дорогой автомобиль, но я не тратил деньги на такие пустяки.
Вскоре я женился. Моя пассия не блистала красотой и была старше меня на шесть лет. Она весила девяносто килограмм при росте сто шестьдесят. Но одно ее достоинство перевешивало все недостатки. Она была состоятельной вдовой, чей муж — владелец мебельной фабрики, раньше срока ушел на тот свет, оставив все состояние неутешной женушке.
Наша совместная жизнь была адом. Не было ни любви, ни желания. В день свадьбы я единственный раз в жизни напился, и провел первую брачную ночь на полу у кровати. А моя новоиспеченная супруга всю ночь проревела. Она напоминала мне об этом при каждом удобном случае.
Чтобы выполнить супружеский долг, а это случалось не больше трех раз в год, мне приходилось принимать специальные препараты. Эта корова не могла возбудить даже больного сатириазисом, воздерживавшегося пять лет. Господи, даже бревно, выброшенное на берег моря во время шторма выглядело бы привлекательней чем она.
Моя супруга, напротив, сгорала от желания и похоти и приходила в бешенство, когда я отказывал ей. Постоянно обвиняла меня в изменах, говорила, что я не мужчина, импотент, грозилась покончить с собой и пила. В конце концов это ее и сгубило.
Однажды я пришел с работы и нашел ее мертвой. Она напилась и утонула принимая ванну. Во время похорон я принимал соболезнования от знакомых и коллег, вытирая скупые слезы платком, но в глубине души, чувствовал облегчение, как будто стоматолог вырвал давно болевший зуб. Десять лет супружеской жизни, казавшиеся пыткой, закончились, но они того стоили. Я утроил наши объединенные капиталы и стал действительно сказочно богат.
Вскоре я продал дорогую квартиру, поскольку никогда не чувствовал в ней необходимости, и покинул мегаполис уехав в провинцию. Туда где жизнь текла спокойнее. 
Годы шли, а я продолжал работать и копить деньги.
Со временем меня стали одолевать странные мысли. Я все чаще задавался вопросом, зачем живу. Я так долго копил деньги и работал, что забыл зачем это делаю, превратившись в придаток кошелька. Рудиментарный орган. Одиночество все больше давило на меня. Рядом не было человека, который бы позаботился обо мне, о котором я мог заботиться. Мне все чаще снилась игра солнечного света на золотых волосах Инги.
Я нашел ее. Увы, слишком поздно. Она была похоронена на маленьком кладбище, села Покровка, куда переехала после кончины мужа. Инга встретила смерть под колесами автомобиля…
Стоял необычно теплый день для октября. На небе не было ни единой тучки, и солнце светило так же ярко, как в дни нашей учебы. Лишь ветер подбрасывал в воздух опавшую листву, видимо пытаясь забрать ее с собой, поправ закон тяготения.
Я смотрел на покосившийся памятник, серой тенью возвышавшийся над могилкой, заросшей сорной травой. Черты лица Инги еле угадывались на старой фотографии. Время не знает пощады. Я чувствовал пустоту. Она посещала меня и раньше. Иногда, когда просыпался ночью, чтобы сделать глоток воды или сходить в уборную, она настигала меня, но никогда не была такой сильной. Я не жалел, что потерял Ингу, я жалел, что потерял себя.
Я смотрел на могилу девушки, которую когда-то мог полюбить и понимал, что там под землей в истлевшем гробу, гниют останки всех моих надежд молодости о счастье, любови, обычной жизни, семейном уюте. В погоне за богатством я забыл за чем оно нужно. Деньги стали самим смыслом моего существования, заменив жизнь. Шестьдесят лет я взбирался на вершину пирамиды успеха, и вдруг почувствовал себя голодным беспризорником, что смотрит в окно счастливой семьи, в канун Нового года.
Нет. Я не говорю, что нищета — благодетель. Это самый страшный порок. И дурак тот человек, который сказал, что без денег можно стать счастливым. Никогда. Но зачем нужно богатство, если оно не приносит радости?
«Постой!» — сказал я себе — «Мне только шестьдесят. Еще треть жизни впереди. Я еще успею стать счастливым».
Через год мне поставили диагноз рак печени. Какая ирония! Всю жизнь я берег здоровье, отказывая себе в простых удовольствиях: выпить рюмочку коньяка за ужином, выкурить сигару, съесть вкусную жирную еду, и заработал в итоге рак!
Врачи обнадёживали давая положительный прогноз. Меня ждала химиотерапия и радиотерапия, как когда-то отца.
Помню я лежал на кровати после очередного курса лечения. Была ночь, и луна освещала комнату так, что все было видно. Все предметы исказились, приняли гротескные, чудовищные формы. Цветы на обоях превратились в жутких змей, а халат, лежавший ворохом на стуле, стал похож на кровожадного гоблина. Меня сковал первобытный страх, какого я не испытывал с самого детства.
Напротив, кровати, стояло большое зеркало. Нет, не венецианское. Я не люблю роскошь. Из него на меня смотрело мерзкое чудовище. Его оскаленный череп блестел в призрачном свете луны. Я уже видел этого монстра, очень давно, в фильме «Носферату: симфония ужаса». Он смотрел на меня, повторял каждое мое движение. Мерзкий инкуб пожирающий чужие жизни, и самое ужасное, что этим чудовищем был я.
Восемь лет ушло на борьбу с болезнью, но я победил. Рак отступил. Старушка смерть осталась ни с чем, как и я. Медицина излечила рак, но здоровья я лишился навсегда.
Семьдесят – это далеко не шестьдесят. Между этими датами пролегает вечность. В шестьдесят я был готов жить, даже завести семью, в семьдесят моей семьей стали лекарства, которые жуликоватые врачи выписывали мне тоннами. Я мог подтираться бланками рецептов и не тратить деньги на туалетную бумагу!
Мир стал серым. Если жизнь сравнить с суточным циклом, то в моей наступил глубокий вечер. Зачем нужна жизнь, если не получать от нее удовольствия? Я семьдесят лет потратил впустую. Жизнь утратила всякий смысл, и я все чаще заглядывался на аптечку с лекарствами, в которой хранился пузырек со снотворным.
Тогда меня и посетил Михаил Глинин. Представившись сотрудником компании «Криостазфарм». Он сказал, что знает о моем тяжелом положении и готов сделать предложение от которого нельзя отказаться.
Компания, на которую работал этот молодой человек, могла сохранить мое тело в замороженном состоянии до тех пор, пока наука не шагнет достаточно далеко, чтобы суметь воскресить меня и вернуть молодость.
Вначале идея показалась мне безумной, но чем дольше он говорил, чем больше рассказывал, тем привлекательней она становилась.
Я согласился, хоть требуемая сумма была баснословна. Я готов был отдать половину всех сбережений за еще один шанс.
И вот я умер. И вот я проснулся.

Пока я рассказывал все это доктору, он ни разу не перебил меня, не задал ни одного вопроса.
— Прошло девяносто лет, а вы живой и бодрый — ласково сказал доктор.
Я измучено улыбнулся. Врач начинал мне нравиться. Меня ждал новый мир, второй шанс, значит и я должен стать новым человеком. 
— Да, спасибо. Я хочу скорее начать новую жизнь. Увидеть этот новый мир, незнакомый…
— Конечно, но Вы должны знать, что Ваши сбережения за это время сгорели. У Вас теперь нет денег.
— Деньги… деньги — дерьмо! Для меня это не проблема. У меня талант зарабатывать их.
— Это хорошо. — Все также улыбаясь сказал доктор. Легко похлопав меня по плечу.
— Вы же понимаете? — Спросил я, чувствуя, как радость, которую не испытывал долгие годы переполняет изношенное сердце.
— Что понимаю?
— Что этот мир ВЕСЬ мой! Он весь мой, весь в моих руках!
— Я рад что у Вас такой бодрый настрой. Надеюсь мир потерпит до завтра, когда Вас выпишут. 
— Уже завтра? А когда мне вернут молодость?
— Молодость? Какую молодость? — Удивился доктор.
Впервые после воскрешения я почувствовал тревогу.
— Как какую молодость? За которую я заплатил! О которой было написано в контракте!
— «Криостазфарм» разорились двадцать семь лет назад. Вы находитесь в бесплатной муниципальной государственной клинике. Мы подлечили Вас, но молодость не вернем. Медицина еще не умеет этого делать.
— Нет… — выдохнул я. Все мечты в одно мгновение обратились в пыль.
— Мне жаль. — Сказал доктор и впервые улыбка исчезла с его лица. — Но у Вас еще осталось пять, а может и восемь лет. Проживите их так… как нужно.
— Так мало…
— Мы не волшебники.
Доктор встал со стула и направился к двери. У самого выхода я остановил его.
— Доктор, велите принести мне бумагу и ручку.
— Что это такое? — спросил он и вышел из палаты, оставив меня наедине с пустотой…