Считай, только перед уходом в мир иной я задумался о загадочной (для меня) природе моего чувства красоты – как женской, так и мужской. Сегодня я, кажется, подошел к ее разгадке.
Сегодня я четко вижу, что у любого чувства красоты обязательно существует ЭТАЛОН. Красиво то, что соответствует эталону. А вот откуда берутся эталоны? А они вводятся в подсознание эмоцией авторитета (родителя, воспитателя, Учителя, книги). «Приклеивая» к какому-то образу эмоцию, ребенок создает себе эстетический (да и не только) эталон. Но об этом ни ребенок, ни большинство родителей даже не подозревают.
К пониманию этого явления я подходил постепенно – сначала (в 27 лет) в исследовательской группе по типологии личности в Институе социологии (тогда еще секторе при Институте философии АН СССР), позже (лет в 30) – в каком-то толстом дореволюционном труде по физиогномике, затем (с 33 лет и до сего дня) – в социокибернетической модели личности.
И вот буквально сегодня (2015) я воочию вижу, что моя влюблённость с десяти лет в девочек и симпатии с 8 лет к мальчикам строго подчинялись УЖЕ существовавшему эталону красоты! Но откуда?! Родители меня не воспитывали, в школе о моем эталоне красоты почти никто не заикался, а первый Учитель появился лишь в 19 лет. И вот сегодня, после того как я сменил свой аватар в Фейсбуке, я догадался, откуда.
В холодную зиму 1946/47 годов, чтобы растопить печь сырыми дровами, требовалась растопка. Несмотря на то, что мы жили в лесу, ломать ветки родители боялись – видимо, памятуя о людоедском законе о колосках. Все книги и газеты были сожжены в предыдущие зимы. Но на наше счастье нас выручила соседка Анна Францевна (уж не та ли самая, которая в начале 1930-х исчезла из кв. №50 дома №302-бис по Садовой улице в Москве, забравшая с собой и гигансткую «Александрийскую» библиотеку): она позволила нам использовать для растопки свои книги. Однако это были не «правильные» книги, а самые что ни на есть неправильные – самого начала ХХ века!
И вот регулярно мы с отчимом привозили от Анны Францевны большие санки, груженные книгами. Однако перед тем, как пустить их на костер Джордано Бруно, я их просматривал. Сегодняшним жителям России, особенно патриотам, уже не дано понять ДУХ тех книг, написанных в БЕСЦЕНЗУРНОМ обществе да еще самой замечательной частью человеческой цивилизации вообще – русской дореволюционной интеллигенцией, методично истребленной большевиками к 1953 году. (И хотя к 1956 году от нее остались рожки да ножки, мне, парню «из дярёвни», довелось-таки иметь нескольких Учителей из ее среды.)
Едва ли не большую часть книг составляли журналы «Нива» с приложениями. И вот благодаря им я попал, того не зная, в совершенно ИНУЮ цивилизацию по сравнению с той, в которой жили мои ровесники. Несмотря на то, что я еще не умел читать, я, тем не менее, каким-то таинственным образом догадывался, о чем идет речь. Из несметного количества фотографий самое сильное впечатление на меня производили два типа человеческих лиц: морских солдат и офицеров и интеллигенции (научной и литературной), а также членов их семей. А поскольку у редакторов журнала вкус был на высшем уровне благородства, то никакая мразь на страницы журнала, естественно, не попадала!
В итоге моя психика каким-то неведомым образом находила средневзвешенное изображение красивого офицера, красивого моряка, красивого интеллигента (писателя, поэта, ученого), и вобще красивого человека! Сейчас я мог бы с большой точностью описать параметры этой красоты, но лично мне в этом необходимости уже нет. А тогда все это «автоматически» ушло в подкорку.
Итак, в моем подсознании лежали и потихоньку дремали эталоны красоты Человека. Лежали и ждали, когда они смогут сработать...
А в марте 1947-го мама отвезла меня к бабушке в Тульскую область. Бабушка показалась мне женщиной небычайной красоты. И психологически это было объяснимо: она была абсолютно нежной, терпимой и отзывчивой. Короче, я попал в рай, а в раю, как известно, прекрасно ВСЁ!
В 1948 году я пошел в первый класс Малынской (тогда еще, кажется, начальной) школы. И вот в классе оказался мальчик, кажется, Гена, который мне показался очень красивым. Жил он через два дома от нас, и потому это было очень далеко, поскольку друзей для общения хватало и в ближайших двух домах, направо и налево от нашего. По этой причине с Геной я общался редко.
Но однажды Генка пригласил меня и соседа Толика к себе в дом. И попал я в фантастический для меня мир. Хотя у меня была чуть ли не врожденная черта не совать свой нос в чужие вещи, но одну из них я не заметить не мог – буфет-сервант, коих ни у кого в деревне больше не было. Логическую взаимосвязь между буфетом и Генкиной красотой я вывел лишь недавно, а тогда созерцание быстро прервалось Генкиным предложением отведать НЕЧТО. Этим чудом оказался порошок какао с сахаром! Более волшебного вкуса мы с Толиком в жизни не пробовали...
Но сейчас я понял источник Генкиной красоты – он был сыном АГРОНОМА и, видимо, приличного – интеллигентного агронома, поскольку Генка был отличником и в высшей степени миролюбивым пацаном! И в то время ребят, похожих на Генку в округе больше не было...
После первого класса я переехал жить в подмосковный Пушкино и продолжил учебу опять же в деревенской – Новодеревенской школе. Здесь в классе красивых ребят оказалось трое: Коля Панов, Галя Генералова и Вовка Бабуркин. Последний был соседом (хоть и не очень близким), и мы часто играли вместе с ним и другими соседскими ребятами. И опять же, пытаясь понять красоту этих трех одноклассников, я не могу не заметить общее между ними: все трое были отличниками, все трое были были в высшей степени миролюбивы, все трое был аккуратны в одежде и, как потом выяснилось, все они были не из семей рабочих.
Но красивее всех оказалась Лена Кошелева из параллельного (третьего) класса, которую я увидел лишь однажды в связи с болезнью их учительницы. По этой причине урок был совмещенным и Лена оказалась на парте прямо перед моей. Уроки в тот день оказались забываемыми, но зато запомнилась Лена. В завершение праздника в тот день группа одноклассников согласилась по просьбе учительницы проводить Лену и еще четверых ребят до их дома в лесу, в полутора километрах от школы. Их поселок назывался... «Коминтерн»! Жаль только, что Лену я больше не видел, так как мы всегда учились в разные смены, а быть назойливым я боялся...
А с пятого класса я учился уже в третьей школе №3 (сейчас ее уже нет). С первого же дня я влюбился в девочку Люду из параллельного 5-а класса. Влюбился как тогда было общепринято – молча. Но месяца через два влюбленность мгновенно пропала. Однажды я захотел пройти в ее класс, а в дверях оказалась она, да еще с повязкой «Дежурный» на руке. И вот, когда я стал проходить боком возле нее в ее класс, она дала мне пощечину. Повода для этого никакого, как будто, не было, но зато влюбленность как рукой сняло!.. И не стоило бы об этой истории вспоминать, если бы она не вписывалась в ЗАКОНОМЕРНОСТЬ: Люда была почти отличницей, дочерью какого-то крупного военного чина и, в отличие от девчонок из рабочего поселка, была весьма и весьма начитанной...
Описывать свои последующие влюбленности не буду. Скажу только, что все они в своей основе были похожими, а их вереница закончилась браком с аспиранткой МГУ, в прошлом золотой медалисткой.
...Летели годы, десятилетия и... страны. Уже в Париже, когда я работал хорошим метранпажем и плохим наборщиком в газете «Русская мысль» и в приложении «Обозрение», году в 1985-м мне пришлось набирать материал про девушек, охранявших Зимний дворец в ту роковую в истории России ночь. Статья иллюстрировалась фотографией (возможно, оригинальной) 17-ти девушек. И какие же это были прекрасные лица! Но разглядывая фото, я поймал себя на мысли, что где-то я такие уже видел. Ах, да, конечно, в 1946 году в журналах «Нива», перед тем, как они пойдут на растопку...
С ума сойти: мы растапливали печку не золотом, а настоящими бриллиантами своей истории! (Что-то в этой жизни неправильно...) Но одну из книг Анны Францевны я спас. Это были сказки Шарля Перро издания где-то 1936 года. Иллюстрации в ней были черно-белые карандашные, на какие! Я и по сей день храню в памяти очаровательный образ ТОЙ Красной Шапочки...
Интересно, как всё в этом мире переплетено. Года через три «Сказки» Ш.Перро потерялись. А через тридцать лет жизнь свела нас (с Соней) – через Петю Старчика и Валеру Абрамкина – с Наташей Дзядко (да-да, той самой, чьи племянники вели интересные передачи на телеканале «Дождь»). И однажда Наташа показала нам свои рисунки пером и карандашом. И тут я ахнул: это был точно такой же стиль, как и в тех «Сказках» Ш.Перро! Самое поразительное в рисунках состояло в том, что не только сами Наташины рисунки, но и каждый их элемент, каждая линия были ИЗЯЩНЫМИ. Конечно, на мой непонятный вкус. Но я пишу об этом для тех, кому вдруг посчастливится увидеть Наташины картины и увидеть в них это самое изящество.
Опять же эталон изящества. Мое эстетическое сознание зарядилось им в иллюстрациях «Сказок» Ш.Перро. До того ничего изящного я в своей жизни не видал (разве что в четырехлетнем возрасте рассматривал иллюстрированные сказки на немецком языке из библиотеки моей сводной сестры).
Но однажды жизнь преподнесла мне еще один подарок изящества. В 1993 году я с внуком Алешей гулял в великолепном парке недалеко от нашего дома в пригороде Парижа. И вдруг мимо нас пробежала девушка лет восемнадцати. Я обомлел: по изяществу движения она была... с Наташиных картин! Красота линий ее тела, ног и самих движений была столь ошеломляющей, что я даже забыл обратить внимание на ее лицо, из которого не запомнилось ничего! Но зато на всю оставшуюся жизнь в моей памяти сохраняется образ горной лани, летящей НАД асфальтовой дорожкой...
И с огромным удовольствием я вспомнию еще одно женское лицо. В эмиграции первые полгода – с сентября 1982-го по март 1983-го мы жили в Кретее (пригороде Парижа) у наших друзей и известных диссидентов Егидесов. И вот однажды на рекламном щите возле метро Альфорт-Мезон появилась картина с изображением одинокой девушки на тропическом пляже под пальмой. В коротком пляжном халате, но не слишком, без вульгарных намеков. О коммерческой составляющей рекламы у меня и мысли не возникло. А поразило меня эмоциональное выражение ее, нет, не лица – души лица! В тихой и грустной задумчивости девушка смотрела куда-то в сторону и вдаль. В ее глазах можно было видеть (или подразумевать?) легкую ироническую усмешку над всем этим миром вместе с его телесными страстями и одновременно с этим безграничную грусть. Причем в этой грусти девушка была самодостаточной – никто, кроме грусти ей, казалось, был не нужен!
И опять: я с удивлением отметил, что и у этой красивой грусти в моем подсознании находился эталон, который за неимением права на вывоз остался в России. Лишь с крушением железного занавеса моя свояченица привезла мне старые фотографии, среди которых я и нашел «эталон» – фотографию 1961 года двух девушек с физфака МГУ, которую они мне подарили еще 1962 году (http://proza.ru/2008/05/01/38)...
Однако пример самой совершенной красоты я нашел совсем недавно – в фильме «Анастасия». Этим человеком оказалась Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн, дочь морского офицера, командира миноносца «Жаркий» А. Манштейна (http://www.liveinternet.ru/users/4768613/post335709823/). Не хочу гадать, произвела бы она на меня столь же сильное впечатление, не узнай я ее историю. Возможность для такого эксперимента пропала. Да я и не сожалею об этом – отныне Анастасия стала для меня иконой великой Белой русской культуры. В ее образе я нахожу сразу все признаки кристальной душевной и духовной красоты. И не только ее лично, как женщины, но и красоту русского интеллигента и русского морского офицера.
Фотографию Анастасии я сделал своим аватаром на Фейсбуке. И теперь она много раз за день попадает в мое поле зрения. Но каждый раз я вздрагиваю, видя ее изображение: каждый раз за это мгновение перед моим воображением пробегает ВСЯ история МОЕГО – Белого народа. И спасибо за это КАЖДОМУ!