Уточкин

Диплом защищен, студенческая жизнь подошла к концу. Сокурсники получили распределение, и разговоры были только о том, кому как повезло. Только Уточкин один из группы шел служить в армию офицером-двухгодичником. Его военная жизнь абсолютно не прельщала, он не хотел служить. Мечтал работать инженером в каком-нибудь конструкторском бюро, так как любил чертить и придумывать всякие железки. Конструкторские решения, так они называются. Он даже пытался откосить от армии. Нет, не путем липовой справки или дачей денег, а законным путем. Дело в том, что, когда ему стало известно о предстоящей службе в армии, он рассказал об этом своим одногруппникам. После его сообщения к нему подошел Ваня Бергов и спросил, как это ему удалось попасть в списки призывников. Уточкин удивился такому вопросу и ответил, что он не хотел в армию, а хотел на завод, как все. И тогда Ваня предложил сходить в военкомат и поменяться с ним. В результате такого обмена Ваня идет служить, а Уточкин работать по Ваниному распределению. Пошли в военкомат, а там и слушать их не захотели, мол, все документы уже отправлены куда надо, и, если Бергову так хочется служить, то пусть об этом заявит по прибытии по распределению в другом военкомате. Так что, не отвертелся Уточкин.
 Одно только хоть как-то успокаивало Уточкина, так это то, что служить придется в инженерных войсках.
Наступил сентябрь и Уточкин отправился в путь. В штабе военного округа получил необходимые документы и напутствия, и выехал в часть. На КПП показал документы и был сопровожден дежурным в общежитие, находящееся на территории воинской части. Оказалось, что таких, как он, было человек двадцать, но только один  Уточкин останется в этом полку, а остальные после сборов отправятся в другие части округа.
Для прохождения сборов на следующий день всех прибывших погрузили в автобус и повезли в другую часть. Два месяца их знакомили с уставами, со строевой и физической подготовкой, а также заставляли учить матчасть парка ПМП. Несколько раз выезжали на стрельбище. Наверное, один только Уточкин не был рад офицерской форме с лейтенантскими погонами. Другие фотографировались и отправляли фотографии домой, получая от родных письма с восторженными строчками по поводу их вида, явно улучшенного с помощью военной формы. Уставы, написанные сухим военным языком, были непонятны начинающему лейтенанту. Да и запомнить все обязанности, права и команды было невозможно. Строевая подготовка выматывала. «Раз, два, три! Носок выше, грудь вперед! Раз, раз, раз! Левое плечо вперед! Шагом марш! Кру-гом! Нале-во! Стой! Смии-рно! Воо-льно!». И так далее. В любую погоду - на плац, раз, два, три! Зачем? Кому это нужно? Лучше бы рукопашному бою учили. Или стрелять из разного вида оружия. Или машины водить. А тут: «Газы! Противогаз надеть! Раз, два!». Возненавидел Уточкин такую жизнь. И с таким настроением после сборов он прибыл в свою часть.
Направили его во второй батальон командиром третьего взвода, но как-то сразу у него не заладились отношения с личным составом. Во взводе заправляли всем старослужащие – деды. Их было трое вместе с замкомвзвода, но они держали в страхе всех остальных. Однажды после развода Уточкин зашел в казарму, полагая, что там кроме дневального и каптерщика никого нет. Ан нет. На кроватях кроме сержанта лежали «деды» и курили. На вопрос: «Почему они здесь, а не в парке?» ответ был наглым и по своей сути противоречил уставу внутренней службы: «А нам там делать нечего. Мы своё отбарабанили. И ты бы, лейтенант, (переведем цензурно) не прибадывался, а шел бы командовать взводом». Еле сдерживая себя, Уточкин заорал: «Встать! Шагом марш отсюда!». С возгласами «ну, ну» «деды» лениво встали и вразвалочку пошли к выходу. Возле дверей один из них остановился, обернулся, и как-то буднично сказал: «Слышь, командир! Я на гражданке рулить буду, так что не ходи по моей дороге. Задавлю». И  вышел. Уточкин нашел ротного, старшего лейтенанта, выпускника военного училища, года на два его старше, и, рассказав ситуацию, попросил совета, мол, что делать с такими наглыми бойцами. Старлей выслушал и с нескрываемым раздражением произнес:
- Лейтенант, ты еще не знаешь военной службы. Поэтому слушай сюда. Не трогай этих ребят, на них держится вся дисциплина в роте.
- Какая дисциплина? – изумился Уточкин, - меня практически послали…Командира послали…
- А ты не лезь к ним. Им осталось служить чуть больше трех месяцев. Без них нам бы пришлось очень туго. Они воспитывают молодых. Воспитывают так, как их в своё время гоняли старослужащие. Ты вечером домой пойдешь отдыхать, а они будут молодежь учить уму-разуму. Ищи с ними общий язык, тебе же легче будет служить.
«Раз так говорит начальник, пусть так и будет». С этой мыслью и продолжил свою службу Уточкин.
Взводом, по сути, командовал старший сержант Омельченко. Старослужащий, всегда подтянутый, с пилоткой набекрень и туго затянутым ремнем. «Деды» его слушались, но чтобы выделяться ремень наоборот носили «на пупке». Ротный, да и комбат, часто на построении закручивали ремни у них, считая обороты как наряды вне очереди. Но наряды были только на словах, а на деле работали за них «молодые», «салаги».
Дисциплина, действительно, поддерживалась стараниями старослужащих. Провинившихся ждали или унизительные работы после отбоя, или занятия строевой и физической подготовкой, или углубленное изучение уставов.
И эти криминальные старания «дедов» приносили свои плоды, что в конце службы на конкретном примере отметил Уточкин. Пришел во взвод парень из Одессы, сын аптекаря Яков Мехильсон. Почему родитель не «отмазал» его от армии непонятно. Собой он представлял печальное зрелище. Худой, высокий, сутулый, неуклюжий с длинными болтающимися невпопад руками. Подтянуться на перекладине не мог, выжаться на брусьях не мог, бегать не мог, ноги заплетались. То, что он узнал и понял о предстоящей службе, отпечаталось на его лице. Оно приобрело вид обреченного и загнанного в тупик индивидуума. Но с каждым месяцем службы спина у бойца выпрямлялась, ноги друг другу мешали всё реже, лицо приобретало осмысленное выражение. И как удивился Уточкин, когда услышал через год от Якова слова, сказанные им новобранцу: «Жалеть тебя здесь никто не будет. Меня гоняли, и я тебя буду гонять!». Но еще больше был удивлен лейтенант, когда, ночуя по тревоге в казарме вместе с солдатами, увидел такую картину. Под утро рядовой Мехильсон проснулся до побудки и, прежде чем бегом отправиться в туалет, практически с закрытыми глазами подскочил к перекладине, закрепленной в коридоре казармы, и стал методично подтягиваться, бормоча под нос: «раз, два, три…». Подтянувшись так более десяти раз, он помчался в верном направлении. Увидев удивленный взгляд командира, боец около тумбочки сказал, что Яша без этого не может. Оказывается, его старослужащие не пускали в туалет, пока он не подтянется. Отсюда и рефлекс условный, как у собак Павлова. Как Яков Мехильсон будет на гражданке, неизвестно. Наверное, в квартире закрепит перекладину. Но к концу службы Яша подтягивался столько раз, сколько заранее объявлял молодым. Да и вид у него стал бравым. Спина прямая, руки полусогнуты,  взгляд открытый, мышцы на руках и на теле присутствуют. Вот так-то.
Уточкин как бы отдал свою должность на откуп старослужащим и сержанту Омельченко. Так даже действительно легче служить стало. Но за глаза его подчиненные посмеивались над своим командиром, который не знал уставов, команд, матчасти вверенного ему парка и даже штатного расписания своего взвода.
А вслух засмеялся весь полк, когда на смотре после команды «Бегом» взвод, наткнувшись на препятствие (недавно выкопанную узкую траншею для прокладки кабеля), получил следующую команду из уст командира «Взвод, слушай мою команду! Через ямку – прыг!». Дальше взвод бежать не смог. Дружный хохот остановил его. Другой командир сквозь землю бы провалился, но Уточкин смеялся вместе со всеми, как будто такую прикольную ситуацию он сделал нарочно. Сошло. Не наказали, только сделали замечание и пальчиком погрозили.
Жил Уточкин на съемной квартире вместе с престарелой хозяйкой, которая брала с него 15 рублей в месяц. Получая двести рублей, эту плату за квартиру Уточкин и не замечал. Вскоре он подружился с таким же двухгодичником, но из соседней артиллерийской части, который снимал один целую двухкомнатную секцию. Если поверхностно относиться к службе, да еще мотивируя такое отношение тем, что служит не по призванию, а по принуждению, то можно в сутки иметь много свободного времени. Это время тратилось на выпивки и лямурные похождения. Стоит сказать, что вино в Молдавии славилось своим качеством и дешевизной. Каждый уважающий себя абориген, имея частное подворье, хранил в подвале несколько сот литров сухого и крепленого вина, изготовленного по собственным древним рецептам. А насчет незамужних женщин, с надеждой смотревших на статных молодых парней в красивой офицерской форме, и говорить не приходится.
Так что разгулялся наш Уточкин. Первый раз попал он на гарнизонную гауптвахту за то, что не отдал честь майору-артиллеристу, начальнику патруля. Его бы за не отдание чести и не посадили, но он нашел такое оправдание своему проступку, что чаша весов, на которой лежала гауптвахта, перевесила. На замечание майора Уточкин, находящийся в небольшом подпитии, зло произнес, что он не проститутка, чтобы каждому встречному свою честь отдавать. Просидел он трое суток и вышел оттуда этаким «героем», так как офицеры полка к его «через ямку - прыг» прибавили новый афоризм, который со смехом пересказывали друг другу.
Тяжесть этого проступка молодого офицера нивелировалась тем, что между двумя частями, базировавшимися в городе, постоянно шла некоторая конкуренция по поимке самовольщиков и посадке их на гауптвахту. Естественно, солдат и сержантов. Если в патруле сегодня находились понтонеры, то ловили только артиллеристов, но зато на следующий день гауптвахта пополнялась только понтонерами. Поэтому командир полка отечески пожурил Уточкина и тот дал слово, что больше такого позорного поступка он никогда не совершит, так как сам до сих пор не понял, как это у него сорвалось с языка.
Копилка юмора лейтенанта Уточкина пополнилась буквально через неделю. Представьте себе, что вы в звании лейтенанта идете по тротуару, а навстречу вам движутся два подполковника. Ваши действия? Образцовый офицер, низший по званию, остановился бы, повернулся лицом к начальству, вытянулся по стойке «смирно» и отдал бы честь. Но это образцовый офицер. А что же сделал Уточкин, когда, идя по узкому тротуару в расположении части, узрел навстречу двигающихся подполковников (замполита и зампотеха полка)? Уточкин ускорил шаг и, отдав честь сразу обоим, для чего приложил обе руки к вискам, прошел между ними, как ни в чем не бывало. Серьезного наказания опять никакого. Замполит полка подполковник Тихоренко пожурил его немного и объяснил, что требует сделать Устав в этом случае. Уточкин слушал и кивал головой в знак согласия, поэтому и был отпущен с миром. А младший комсостав и солдаты с весельем пересказывали и этот случай.
 Уточкин жил своей жизнью и ничего не хотел менять. Мог несколько дней не появляться на службе.
Командир полка и его замы не хотели «выносить сор из избы» и терпели все его выходки, объявляя ему всевозможные взыскания. Но он их игнорировал и не принимал всерьез.
Второй год службы Уточкина по избытку приключений ничем не отличался от первого.
Представьте себе: на дворе зима, холодно. Личный состав перешел на зимнюю форму одежды. А по территории части идет лейтенант Уточкин без головного убора и в летней форме одежды. Навстречу ему подполковник Тихоренко, который, зная непредсказуемость Уточкина, так бы и прошел мимо, но внешний вид двухгодичника его поразил.
- Лейтенант, стой! Почему нарушаешь форму одежды? Почему без шинели и шапки?
И далее нормальным гражданским языком, с отеческими нотками:
- Тебе же холодно. Забыл что ли надеть шинель?
И в ответ услышал душещипательную историю о том, что квартиру, которую снимал Уточкин, обокрали. И всё, что нажито непосильным трудом, вынесли, в том числе и форму. Разжалобил этот рассказ подполковника, и он решил помочь пострадавшему.
- Пошли со мной, лейтенант. У меня в кабинете висит старая шинель, которую я уже не ношу, но она еще хорошая, и тебе подойдет в самый раз. Кстати, и шапку тебе найдем.
Одел лейтенанта, как говорится, «на свою голову». Вышел Уточкин из штаба подполковником, так как погоны замполит забыл снять с шинели. Весь день лейтенант-подполковник делал замечания налево и направо, пока Тихоренко не исправил свою ошибку. Шинель без погон носилась еще недели две, но, наконец, чьи-то заботливые женские руки пришили погоны лейтенанта.
Про женщин, вернее, про любвеобильность Уточкина следует сказать отдельно. Утром в часть офицеров доставлял армейский автобус, следующий по определенному и постоянному маршруту. Уточкин чуть ли не каждое утро садился в него на новой остановке, не выспавшийся и не до конца протрезвевший. Правда, никто не мог сказать, что он кому-либо хвалился своими любовными победами. Но женщины, видимо, его любили. Однажды на разводе с ним случился такой конфуз. Представьте себе, идет построение полка на развод, опоздавшие быстро занимают свои места, и вдруг по рядам начинает двигаться смех. Этот смех, переходящий в хохот зародился на правом фланге и быстро приближался к левому. Все вытягивали шеи в направлении этого веселья, пытаясь понять причину. И вскоре всё стало ясно. Впереди строя к своему взводу шел Уточкин, на левом погоне которого, зацепившись за звездочки, сзади болтался лифчик. Уверен, что мачо об этом знал, но, то ли до конца не протрезвел, то ли играл на публику, но он его, как бы, не замечал и не снимал. Только встав в строй, и не дожидаясь направившегося к нему комбата, он избавился от лифчика.
Отличился по-серьезному наш герой за несколько месяцев до окончания срока службы. Да так отличился, что его делом занялась военная прокуратура. Всё началось с того, что Уточкин, завершив день начальником патруля, отправил солдат в часть, а сам, не сдав оружие, переоделся в гражданскую одежду и отправился в ресторан. Там слегка перебрав, затеял ссору с соседями по столику, во время которой, наклонившись за каким-то упавшим предметом, у него из кармана выпал пистолет. Да так эффектно со стуком пистолет выпал на паркет, что оркестр перестал играть, и взоры большинства посетителей уставились на Уточкина. Тот, как ни в чем не бывало, поднял его и небрежно сунул опять в карман. Минут через десять к нему подошли двое в гражданском и попросили следовать за ними, предварительно обыскав его и забрав оружие. Как он выкрутился из сложившейся ситуации неизвестно, но недели две в полку не появлялся.
Не дожидаясь увольнения в запас, Уточкин перестал ходить на службу месяца за два. Пришлось разыскивать его по городу. Нашли, и командир полка принял решение провести заседание суда офицерской чести. В результате было принято решение о разжаловании его до младшего лейтенанта.
Дембель младший лейтенант Уточкин встретил на гауптвахте.