из романа Потерянный год. Гл. II - Март. Отрывок

Александр Курмачёв
«Саня – мой брат, и мне всё равно, с кем он спит,» - слова, произнесенные Лёнькой на одной из наших совместных встреч у нарколога, стали, пожалуй, главным результатом в тупиковом противостоянии мировоззрений. Была ли в этом заслуга Новикова? До сих пор сомневаюсь. Просто люди – не крысы. Я никогда бы не отказался от брата, что бы он ни натворил. Он – тоже. То, что для вербализации нашей кровной взаимозависимости и человеческой состоятельности пригодился кабинет нарколога, - конечно, неплохо. Но вряд ли это было главным и необходимым условием нашего примирения. Ведь наши взгляды на жизнь расходились не в точке непримиримости брата с моей расширенной сексуальной ориентацией. Вовсе нет. По этому поводу я часто вспоминаю один документальный фильм, посвященный отношению советских (тогда ещё) граждан к гомосексуальной проблематике. Названия не помню, но сюжет попался мне на глаза на границе восьмидесятых и девяностых. В кадре был допрос корреспондентом бабулек на скамейке у подъезда какой-то серийной многоэтажки в каком-то областном центре:

- А вот как вы, например, относитесь к гомосексуализму?
- Да расстреливать их всех к чертям собачьим извращенцев таких проклятых! – прозвучал бескомпромиссный ответ бабулек.
- Это понятно. А вот у вас в подъезде на пятом этаже живут Володя и Виталик. Вы их знаете?
- Конечно, знаем! Замечательные ребята! Умнички, вежливые, аккуратные! Очень хорошие ребята.
- А вдруг они гомосексуальная пара?!
- И что? Они никому не мешают! И пускай. Замечательные ребята! Что вы тут вынюхиваете всё?!

Этот уникальный сюжет напомнил мне один из интересных выводов великого Льва Николаевича Гумилёва о природе российской толерантности. Я не возьмусь дословно цитировать по памяти, но суть этого наблюдения состояла в том, что русский человек всегда агрессивно настроен против абстрактного негативного явления, но – практически никогда не восстаёт против конкретного воплощения этого явления при условии, что он лично к нему – к персонифицированному носителю этого явления – так или иначе привязан… Другой Лев Николаевич - Толстой  -называл это круговой порукой. Официальные лицемеры из ритуально-православного центра (РПЦ) называют это «соборностью». Мне же в этом видится та самая безграничная широта русской души, которая способна принять что угодно в близком по духу и по миропониманию человеке.
«Они никому не мешают». Ненавязываемость – главное условие сосуществования.
«Замечательные ребята» - характеристика своих по темпераменту, по способности разделить радость и придти на помощь.

Всё! Ровным счётом всё, что нужно русскому человеку, чтобы полюбить как брата хоть гея, хоть трансвестита! Удивительным образом эта особенность бережного, великодушного отношения к ближнему выразилась в хрестоматийном «тематическом» еврейском анекдоте про «- Сара! У нас горе: наш мальчик – голубой! – Так. И в чём проблема? Он таки встречается с еврейским мальчиком, или?»  В горизонтальном взаимодействии высокоразвитого общества секс – вторичен. Плохо, что я это понял слишком поздно. Точнее, лишь в январе уже 2015 года, когда один из моих юных любовников прислал мне в ответ на мою тревогу, выразившуюся в многочисленных посланиях по всем доступным каналам, следующее сообщение: «Саш!... У тебя интуиция, конечно, - ураган! Да, ты прав. Из-за тебя мы поссорились с моим бой-френдом, был долгий пьяный разговор. И – я принял решение. Сань, не обижайся. Такого секса, как с тобой, у меня никогда ни с кем не было. Наверное, больше и не будет. Но – я люблю  ЕГО. Это чувство – ты должен понять. Я знаю: ты поймешь. Я не хочу ему изменять. Я слишком люблю его, чтобы обманывать. Будь счастлив. Твой С.»
А пока… Пока мне казалось, что цепочка «секс - > наркотики - > умопомрачительный секс - > постоянный партнер - >  счастье в личной жизни» - вполне рабочая карта для самореализации. Для самопостижения, саморазвития и – миропонимания. Я готов был отдать всем всего себя. Чтобы получить взамен лишь то, чего не хватало мне все последние годы, - сексуальную востребованность.

Я не был дураком, да и первый мой опыт групповых сексуально-наркотических марафонов был связан с прямым откровением одного из самых непрезентабельных из всех известных мне хозяев частных секс-вечеринок, которого я встретил в то самое роковое утро в одной из квартир на востоке Манхэттена:
- Сильвио, но как ты… Такой… Прости, но…
- Как я - такой урод – собираю такие роскошные тусовки?
- Да ну что ты, в самом деле!
- Алекс, не нужно сантиментов… Особенно там, где ценятся только сантиметры…
- Сильвио…
- Так ты хочешь узнать, как все эти натуральные ***стые красавцы оказались здесь в моём и, между прочим, в твоём распоряжении? Ведь они не похожи на педиков, верно?
- Я просто в шоке…
- Ещё бы! Это чудо с 22 на 7 – диспетчер в JFK, мулатик с 20 на 6 – грузчик с 33 пирса, а парень, с которым ты только что…
- Джим?
- Ну, пусть будет Джим – я не знаю, как его на самом деле зовут… Эти ребята не любят называть свои имена…
- Так они у тебя впервые?!
- Ну, да. Я люблю чего-нибудь необычного! Как бы ты здесь оказался, если бы Джим не захотел русского парня?!
- Бля…
- Ну, типа того. Так вот Джим – обычный водила… Его треллер на соседней улице… «Сломался»…
- Как тебе это удаётся?!
- Мне?! Да я бы в жизни ни смог затащить к себе в постель и одного из них, не говоря уж обо всех четверых! Включая тебя, конечно.
- Но у меня-то есть опыт…
- Какой?! Не смеши меня… По ужасу, который вспыхнул в твоих глазах, когда ты только вошел сюда, я сразу понял, что ты – то что надо! Теперь вечеринка точно удалась! Все – новенькие, как с иголочки! БИНГО!
- Так – и – что – это?
- Это? Это всё - НАР-КО-Т-А. Наркота, дружочек, наркота… То, ради чего, и то – почему.
- Но – зачем?!
- А это уж одному Богу известно…
- Богу?
- Ой, ты по****еть сюда забрел или поебаться, слушай?..

На подкорке был записан этот урок, и все хозяева частных групповух так или иначе вписывались в этот шаблон. Они меньше всех занимались сексом сами, больше всех следили за комфортом гостей и всегда, практически всегда оставались неудовлетворенными… Вряд ли кто-то из организаторов групповых оргий и секс-вечеринок признаются в этом, но если заглянуть к ним в душу… Зачем им это всё? Зачем я собирал по двенадцать, восемнадцать, двадцать шесть человек разношерстых и разновозрастных ребят, пацанов и мужиков в своих квартирах, а иногда и в гостиничных номерах? Не для того ли, чтобы удовлетворять эту свою невостребованность? Чтобы однажды нашелся хоть кто-то, кто сказал бы: «Тебе больше этого не понадобиться. Если – я – буду – рядом».

Пару раз я уходил из дома в разгар этих вечеринок, потому что, увлеченные друг другом, гости забывали о моём присутствии. Пытаясь избавиться от собственной сексуальной невостребованности, я ввинчивал свою самооценку в штопор ещё большей сексуальной никчёмности. Тому всегда были разумные объяснения: всегда кто-то находился более молодой, более привлекательный, более симпатичный и - свежий… А я… Либо оставался валяться один в комнате, в которую никто не заходил, либо трепался с гостями на кухне обо всем, имитируя жажду общения и утоления просветительского зуда, либо молча курил на балконе и… – и плакал… Я никогда в жизни не плакал столько, сколько во время групповых оргий, которые организовывал сам… Каждая из них  - была напитана надеждой на новую нужную и правильную встречу и каждая превращалась в катастрофу самобичевания… Я не мог себе позволить испортить удовольствие тем, кто нашел время и приехал… Пусть вся наркота, напитки, чай, кофе – всё было за мой счёт, но – люди же приехали… Как можно их разочаровать? И я держался. Чтобы поддерживать градус, еще больше курил и ширялся, еще больше хлебал бутирата, развлекал, но не развлекался… Под занавес этой легендарной серии марафонов на Скаковой (многие, я знаю, мечтали попасть на эти групповухи, на которых собирался цвет развращенной столичной молодежи, но не все имели доступ, о чём расскажу чуть позже), - так вот на последних «сессиях» я уже для прикола спорил на пару сотен рублей с постоянными участниками (тет-а-тет, конечно), что сейчас я поставлюсь, что будет мощнейший приход, утоление которого немыслимо без бурного секса, но – я буду валяться один, наедине со своим телом, расплавленным кайфом, канувшим в пустоту, и – тихо стонать: то ли от передоза, то ли от отчаяния, и – никто – НИ ОДИН из гостей – не подойдёт…

Эти споры… я выигрывал всегда.