ШАГ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ.
…Трудно пришлось. Разговор получился мучительным для обоих.
Пётр Бычков не мог понять необъяснимых исчезновений возлюбленной, которая потом появлялась с невинным лицом и твёрдой уверенностью, что рассталась с ним только вчера. Это мужчину просто бесило! Уж лучше бы Мари признавалась, что был «левак», чем эта откровенная и шитая белыми нитками ложь!
Она же не могла и сама объяснить, что с ней происходит. Догадывалась, даже знала наверняка, но сказать ему об этом не смела. Правда могла стоить ему жизни! В Конторе утечка правды имела один исход: пропал без вести. Вот и металась в узком коридоре полуправды, упираясь в тупик.
Как ни старалась быть деликатной, сохранить трепетное чувство дружбы (хотя бы), тщетно – рана оказалась слишком болезненной для мужчины.
В молчаливом упрямстве и желании отомстить непокорной, в ноябре скоропалительно женился на молодой женщине из главной бухгалтерии: красивой, образованной, интеллигентной, стройной, темноволосой, с настоящей косой через плечо; на элитной, обеспеченной коренной москвичке с квартирой и нужными связями.
Марина, пару раз вновь «потерявшаяся» на несколько дней, в конце декабря вдруг вспомнила номер телефона. Тот самый, из-за которого и произошло столько событий за последние два года.
И, пока её не убил обещанный врачом Зеленцовым инсульт, не медля ни минуты, тотчас, с прослушиваемого заводского телефона, прямо из отдела, при всех сотрудниках и Бычкове, вызвонила «человека в чёрном».
– Контора.
– Это Марина Риманс. Нам надо встретиться.
– В этом нет необходимости.
– Есть! Если Вы через час не встретите меня в сквере у метро – я тут же, слышите, направлюсь прямиком на Лубянку! Я всё сказала. Через час.
Бросила трубку и лишь сейчас поразилась гробовой тишине, обычно галдящего разговорами, телефонными звонками и стрёкотом печатных машинок, отдела. Положив трубку телефона, только и помолилась Богу, чтобы Он дал время дойти до той Лубянки, чтобы не перехватили по пути к ней «чужие».
Поражённые коллеги с ужасом смотрели на молоденькую отчаянную девушку с мертвенно бледным лицом, полыхающими изумрудом непреклонными глазами и стиснутыми в отчаянной решительности губами. Прекрасно всё расслышали из разговора.
Два десятка пар разноцветных глаз неотрывно следили за юной коллегой, принёсшей в их устоявшийся затхлый мирок столько потрясений, скандалов, столько свежего воздуха, что даже злобные сплетницы и завистницы притихли, втайне уважая чертовку с дьявольскими омутами. Похолодев, стиснув руки и губы, молодые, зрелые и престарелые сотрудники онемели и застыли от страха.
– Я уезжаю. Не знаю, вернусь ли? – спокойно сказала Марина, обернувшись к опешившему начальнику. – Если пропаду – не поминайте лихом.
Подняла руки, останавливая любые возражения с его стороны, серьёзно добавила:
– Пора расставить все точки в этой истории. Больше так не может дальше продолжаться. Они опять похищали меня. Неделя жизни под хвост! Я вся в следах инъекций! Хватит! Устала бороться с неизвестностью и провалами памяти. Поймите и прощайте.
Повернулась к отделу, осмотрела напряжённые лица притихших коллег.
– Спасибо всем за чуткость и долготерпение. Рада была работать с вами. Вы стали мне настоящей семьёй.
Хотела заняться чем-то срочным, но вспомнила, вскинула голову:
– Да… Надеждиной передайте: дочь привезти от матери в Москву. Доверяю Наде воспитание. Мать не справится, нездорова. Адрес она знает. Телефоны родичей и друзей в записной книжке в серванте. Пусть всех оповестит, если я пропаду: помогут. Всё. Пора.
Сложив документы, подписав на сегодня необходимые, старательно и скрупулёзно выводила на листах дату: «21 декабря 1986 года». Выложила на внушительную стопку ключи от отдела и корпуса, отцепив от своей связки, достала заводской пропуск и, раскрыв его фото кверху, накрыла им ключи.
Собрала личные вещи в пакет: тёплую жилетку и туфли, всё содержимое дамской сумочки. Пакет положила на кресло для передачи Наде: подруге, наперснице, названной сестре.
В опустевшей сумке остались горсть монет на метро и паспорт.
Отвернувшись от стола, увидела, что Пётр Владимирович, сжав губы, держит её зимнее серое пальто, ожидая, когда переобуется в сапоги и станет одеваться.
Молча, смотря потрясёнными серыми глазами в изумруд, помог одеться, заправил за песцовый воротник шерстяное кашне бордового цвета, подал кашемировый серый берет, подержал в руках и сам надел Марине на пепельные локоны, задержав руки на висках, последний раз глядя в глубину решительных и непреклонных глаз.
Почувствовав, что у Петра начали дрожать руки, сбиваться дыхание и затуманиваться глаза, что вот-вот притянет в поцелуе на глазах у всех, быстро перехватила мужскую руку уже с обручальным кольцом, мягко, но настойчиво отвела от лица и, мягко улыбнувшись, пожала: крепко, уважительно и признательно. Наклонившись, поцеловала так же, как он тогда, в первую встречу, когда утешал её, убитую и раздавленную горем после бесследного исчезновения Алексея Стрельникова.
Вспомнил, понял, склонился и прижался лбом к её берету, не в силах сказать ни слова. Просто не мог отпустить любимую, безмолвно расстаться. Прекрасно понимал, что это будет, вероятнее всего, разлука навечно. Сорвался, задрожал, застонал, заскрипел зубами, теряя контроль над чувствами…
Ласково боднув, деликатно высвободилась, сделала шаг в сторону, отвлекая жадные взгляды сотрудников на себя: проверила карманы на наличие носовых платков, поправила берет, закинула на плечо ремешок сумочки…
– …Я подвезу тебя до места.
Решительно хлопнув рукой по крышке стола, встал со своего места, справа от входной двери отдела, замнач Сергей Михалёв, статный усатый красавец-вдовец, папа двух очаровательных мальчиков-близнецов.
– И подожду тебя там столько, сколько будет нужно.
– Нет, Сергей Михалыч. Тебе есть кого терять. Даже не думай.
Строго сверкнула в его сторону глазищами. Заметила непреклонность и упрямство в мужских глазах, гневно прикрикнула, заставив нервно вздрогнуть застывших коллег от неожиданности и той свирепости, которую никогда не знали, не подозревали в тощей полутораметровой девочке:
– Отставить, майор!! Сидеть! Ни с места! Я приказываю! Шутки закончены!
Держа цепким, парализующим, сумрачно-тёмным взглядом, заставляла оставаться на месте. Заговаривала и отвлекала, пока приближалась через большой отдел.
– Всё это слишком серьёзно, пойми, Серёж. Спасибо, но категорическое «нет»… прости, – заговорила тише.
Подошла вплотную, посмотрела в глубину синего, как море, тревожного взгляда, понимающего всю серьёзность её поступка. Положила на крупные мужские плечи худые руки, сильно сжала, с неженским усилием сажая тридцатипятилетнего майора в отставке на место.
– Расти сыновей спокойно. Ты только у них и остался, папочка. Счастья вам, мальчишки!
Тепло по-матерински улыбнулась, заглядывая в отчаявшиеся ей помочь глаза, отрицательно непримиримо покачала головой, давая понять: «Не отступлюсь!»
– Живите и радуйтесь. Ты это право заслужил в Афгане, завоевал с оружием в руках, – склонилась к лицу, утопила зелень в море, особенным низковатым голосом произнесла: – Твоя война закончена, шурави. Возвращайся на базу. Тебя ждут сыновья на Большой Земле.
Дёрнулся, ужаснулся: «Слова комэска! Когда сообщал о смерти жены! Так вот оно что – медиум! Потому Контора прицепилась…» Распахнул взгляд, признательный, кричащий от осознания, что эта удивительная девочка-солдат лишает его надежды вновь почувствовать себя воином и… героем. Вскипел, покраснел крупным породистым лицом…
Поняла, посерьёзнела, снова окунулась в глаза, понизила тон голоса так, что у мужчины больно встрепенулось сердце, едва не вонзившись в грудину! Застонал, а она прошептала страшное:
– Это моя война. Они убили моего Алексея и нашу нерождённую дочь – пора с этим разобраться раз и навсегда. «Омерта»* закончена. Я объявляю им собственный «Джихад»** – настало время кое-кому платить по счетам.
Выпрямилась, посмотрела сверху, заговорила спокойно, даже обыденно:
– Они мои «кровники», а не твои, офицер Михалёв. Благодарю за дружбу и службу, солдат.
Протянула руку в приветствии, сердечно улыбнулась, когда вместо пожатия стал целовать обе руки, сняв вторую со своего плеча. Смотря на темноволосую голову, склонившуюся к её рукам, решила разрядить нервозную обстановку.
– Сергей Михалыч, прошу, не тяни долго с Иринкой – она тебя любит, – засмеялась.
Метнула взгляд, забавляясь вспыхнувшим румянцем на личике влюблённой коллеги, сидящей за соседним с ним столом.
Веселья не вышло.
Сотрудники следили за ними в полнейшем молчании, затихнув даже дыханием, словно только сейчас до них стал доходить весь трагический смысл действий Риманс и их последствий.
Воспользовалась замешательством: подошла к двери, выпрямилась, обвела всех спокойными глазами, медленно поклонилась в пояс по-русски, сняв берет и коснувшись им пола, – отдала честь сотрудникам, прожившим и пережившим с нею это нелёгкое время.
Безмолвно вышла прочь, беззвучно прикрыв за собой дверь отдела. Ушла под гробовое молчание не только людей и печатных машинок, но и безмолвствующих всё это время десятка телефонов. Хмыкнула с горькой улыбкой: «Понятно: отключили весь отдел, чтобы ничто не мешало “прослушке” в такой важный момент. Не успею спуститься в метро, как доложат о разговоре “куда следует”!»
Марина шла по длинному и гулкому коридору, стуча шпильками зимних сапог бордового цвета, с силой впечатывая их в пол, покрытый толстым линолеумом, словно навсегда оставляя метки, вбивая память о себе и о прожитой здесь самой трагической странице жизни. Чувствовала затылком, что коллеги, все шестнадцать человек, вышли вслед за ней и, поражённо молча, смотрят в спину.
Какие мысли тогда всех мучили или радовали? О чём думали? Что осталось в их памяти о девушке и этой страшной минуте? Что поняли?..
Их взгляды, уже в огромных окнах отдела, она ощущала до самого сквера возле метро «Автозаводская», куда спустилась, махнув рукой напоследок и показав знак «!No pasaran!»***
…«Человек в чёрном» ждал на той самой скамье, где почти два года назад Мари и очнулась.
Села тихо рядом и молчала некоторое время. Повернулась. Опять «уплывающий» взгляд.
– Рассказывайте.
В ответ молчание.
– Тогда, расскажу я.
Вывалила на него всё, что знала и почувствовала, что сообразила сама, о чём догадался Стрельников.
– …Как «чужие» вышли на меня – тоже уже в курсе. Они ведь тогда прямо из Ваших рук меня вырвали. Так? Я всё вспомнила, – отчаянно блефовала, как умел её любимый. – В тот момент, когда схватила Вас за пальто, они подошли сзади. Это их микроавтобус видела в отражении зрачков Ваших глаз. Укололи. Подхватили со словами: «Она наша!» и сунули Вам в нос корочки.
Посмотрела в лицо – сжал губы. «На верном пути».
– Почему не воспротивились, тоже понимаю – «смежники».
Упрямый подбородок расслабился. «Понятно, ошибка».
– Даже, не «смежники» – другая структура. Тогда, и не могли сопротивляться – Вам бы досталось.
«Ага: дёрнулся глаз!»
– У Лёши тоже были Вы. Голос позже вспомнила. Там, на площадке. Когда Вы его предупреждали, что игры уже закончились…
– Стоп. Ни слова больше, – одними губами.
«Конечно – весь в “жучках”!»
– Вы ошиблись, Марина, – громко и чётко, глаза настороженные.
«Призывает выслушать и поддержать версию».
– Мы были только коллегами, но не близкими друзьями. Я Вас понимаю: Вам всё ещё больно. Но это обычная автомобильная авария: серпантин, туман, скользкая дорога, ночь. Смиритесь и просто живите.
На доли секунды прямой взгляд в глубину изумруда: «Я понимаю, за что он Вас так любил!»
– Вы всё ещё работаете на заводе? Сменить место не хотите? Могу помочь. Не хотите в нашей системе – подыщу другую, – пальцы тонко задрожали, но мгновенно взял себя в руки.
«Поняла – личный интерес».
– Есть возможность устроиться в правительственную гостиницу «Москва». Можно простой горничной. Можно, пройдя ускоренные спецкурсы… – на этих словах палец шевельнулся.
«Ясно, желательно именно туда».
– …пойти повыше. Интереснее, сложнее и ответственнее, но Вас ведь это не испугает, верно? Подумайте, Марина Владимировна.
– Я согласна.
– Тогда, прошу Вас следовать за мной, – встал.
На секунду метнул в её душу говорящий взгляд: «Умница, девочка! Он был бы горд тобой!»
– Паспорт у Вас с собой?
…На завод не вернулась ни на миг.
Всеми делами по увольнению занимались «компетентные органы», напугав до смерти её бывших сотрудников, которые были уверены, что девочки уже нет в живых.
Дела пошли на лад.
Пройдя трёхмесячные ускоренные курсы по спецподготовке персонала для обслуживания контингента правительства, поучаствовав в спецоперации, закончив кое-какие неотложные дела по этой «программе»****, Мари устроилась в гостиницу «Москва».
Освоившись там, перетянула с завода двух бывших сотрудниц из отдела, Светлану и Ольгу, на должность простых горничных. Теперь и они убедились, что с ней всё в порядке, что «не так страшен чёрт, как его малюют», что Система не только наносит вред, но и приносит пользу своим гражданам, когда видит в них хоть какой-то прок.
Как только переступила порог Лубянки, поняла – «чужие» больше не посмеют к ней сунуться! Теперь за своё будущее была спокойна. И за будущее дочери. И за спокойную жизнь родных и знакомых. Отныне все они оказались под эгидой самой мощной в мире Системы – ГБ.
Мари всё же стала «своей» там, где так не хотела оказаться поначалу. Жизнь решила иначе.
Всякий раз, входя в здание на Лубянке, вздыхала: «Ты победил, Лёшка мой. Поневоле и по стечению обстоятельств влилась в большую семью “этих”. Теперь и я в стае».
* …«Омерта» закончена, – закон круговой поруки и взаимного молчания в итальянской мафии «Коза Ностра».
** …объявляю… «Джихад», – «священная война» правоверных мусульман в защиту веры против иноверцев. В переносном смысле – противостояние против несправедливости, попирающей веру и права человека.
*** …показав знак «!No pasarаn!» (исп.) – «Они не пройдут!», знак испанских коммунистов в виде полусогнутой и поднятой на уровень плеча правой руки со сжатым кулаком. Знак антифашистов.
**** …закончив … дела по … «программе»… – история отражена в повести «Аравийский изумруд».
Октябрь, 2015 г. По мотивам романа «Скворечник на абрикосовом дереве».
Фото из Интернета.
http://www.proza.ru/2016/03/23/1474